Прежде чем перейти к этому новому вопросу о возможном объединении, вернемся сначала к тому сновидению, с которого мы начали. Обсуждение в целом позволило нам получить более широкое понимание сновидения, и в особенности одной его существенной части – чувства страха. Этот страх является первобытным благоговейным ужасом содержаний коллективного бессознательного. Мы видим, что пациентка идентифицирует себя с госпожой X и тем самым показывает, что она пребывает также в определенном отношении с таинственным художником. Подтвердилось то, что доктор отождествлялся с художником, и мы видели, что на субъективном уровне субъекта я оказался образом, идентичным в коллективном бессознательном фигуре колдуна.
В сновидении все это скрыто под символом краба – того, кто ходит вспять. Краб – живое содержание бессознательного, и это содержание ни в коем случае не может быть исчерпано или лишено эффективности с помощью анализа на объективном уровне. Мы могли бы, однако, отделить мифологические или коллективные психические содержания от объектов сознания и консолидировать их как психологические реальности вне индивидуального психического. Через познавательные акты мы «утверждаем» реальность архетипов или, говоря точнее, постулируем психическое существование таких содержаний на когнитивной основе. Следует со всей определенностью подчекнуть, что речь при этом идет не просто о когнитивных содержаниях, но о транссубъективных, преимущественно автономных психических системах, которые в этом отношении лишь весьма условно подчинены контролю сознания и, вероятно, даже по большей части совершенно ускользают от этого контроля.
До тех пор пока коллективное бессознательное и индивидуальное психическое образуют неразличимую соединенную пару, дальнейшее продвижение вперед невозможно, или, выражаясь языком сновидения, невозможно пересечь границу. Если же, несмотря на это, сновидица выражает готовность все же пересечь пограничную линию, тогда бессознательное активизируется, оживает, хватает ее и прочно удерживает. Сновидение и его материал характеризуют коллективное бессознательное отчасти как скрыто живущее в глубине воды «низменное» животное и отчасти как опасную болезнь, которую можно вылечить только своевременной операцией. Насколько эта характеристика правильна, мы уже видели. Символ животного специально указывает, как мы уже говорили, на внечеловеческое, трансличностное, так как содержания коллективного бессознательного представляют собой не только остатки архаических, специфически человеческих способов функционирования, но и остатки функций ряда животных предков человека, продолжительность существования которых была бесконечно более длительной по сравнению с относительно непродолжительной эпохой специфически человеческого существования[79]. Эти остатки, или, как их называет Земон, энграммы, если они активны, более всего способны не только затормозить процесс развития, но и обратить его в регресс, что может продолжаться до тех пор, пока не будет израсходована масса энергии, активизировавшая коллективное бессознательное. Но энергия снова становится полезной тогда, когда она путем сознательного противопоставления коллективному бессознательному также может включаться в расчет. Религии через ритуальное объединение с богами самым конкретным образом установили этот энергетический круговорот. Такой способ, однако, находится для нас в достаточно сильном разногласии с нашей интеллектуальной моралью, и к тому же исторически он слишком основательно преодолен христианством, чтобы мы могли считать для себя образцовым или хотя бы даже возможным подобное решение проблемы. Если же мы, с другой стороны, принимаем фигуры бессознательного как коллективные психические феномены или функции, то это допущение никоим образом не противоречит нашей интеллектуальной совести. Такое решение приемлемо с рациональной точки зрения и в то же самое время оказывается возможным способом для разбора с активизированными остатками нашей родовой истории. Это разбирательство позволяет осуществить переход прежней границы, и я поэтому называю его трансцендентной функцией, что равнозначно прогрессивному развитию в направлении к новой установке.
Параллель с мифом о герое весьма впечатляющая. Часто характерная борьба героя с чудовищем (бессознательным содержанием) происходит неподалеку от воды, на каком-нибудь берегу или, скажем, у брода. Подобное особенно характерно для мифов индейцев, которые нам известны из «Песни о Гайавате» Лонгфелло. В решительной схватке герой (скажем, Иона) неизменно оказывается проглоченным чудовищем, как это на обширном материале показал Фробениус[80]. Однако внутри чудовища герой начинает действовать по-своему, пока эта тварь плывет на восток, навстречу восходящему Солнцу. Он отсекает у нее какую-нибудь жизненно важную часть внутренностей, например сердце (это есть именно та ценная энергия, которая активизировала бессознательное). В результате
он убивает чудовище, которое затем прибивается к берегу, где герой, заново рожденный через трансцендентную функцию (после так называемого «ночного плавания по морю», согласно Фробениусу), выходит наружу, нередко вместе со всеми, кого чудовище проглотило еще раньше. Тем самым восстанавливается прежнее нормальное состояние, так как бессознательное, лишенное теперь своей энергии, уже не занимает преобладающей позиции. Так миф весьма наглядным образом описывает проблему, которая занимает и нашу пациентку[81].
Теперь я должен подчеркнуть тот немаловажный факт, на который, вероятно, обратил внимание читатель: в этом сновидении коллективное бессознательное является в негативном аспекте как нечто опасное и вредное. Это происходит оттого, что мир фантазий, которым живет пациентка, у нее не только богато развит, но и прямо-таки бурно разросся, что, возможно, связано с ее литературными способностями. Силы ее фантазии являются симптомом болезни, поскольку она слишком уж страстно отдается фантазиям, тогда как реальная жизнь проходит мимо нее стороной. Включение сюда мифологии было бы для нее просто опасным, поскольку ей предстоит еще большая часть внешней, еще не прожитой жизни. Она слишком мало включена в реальную жизнь, чтобы быть в состоянии пойти на риск и полностью изменить свою позицию. Коллективное бессознательное овладело ею и угрожало увести ее от реальности, еще недостаточно реализованной. В соответствии со смыслом сновидения коллективное бессознательное должно было поэтому представляться ей как нечто опасное, ибо иначе она слишком охотно превратила бы его в убежище, где можно было бы укрыться от требований жизни.
При оценке сновидения необходимо самым тщательным образом смотреть на то, как вводятся его фигуры. Так, например, краб, олицетворяющий бессознательное, является фигурой негативной, поскольку он пятится назад и, кроме того, в решающий момент хватает и удерживает сновидицу. Многие люди, введенные в заблуждение механизмами сновидения, выработанными Фрейдом, такими, как смещение, инверсия и т. п., полагают, что они могут обеспечить себе независимость от так называемого «фасада» сновидения, поскольку, мол, подлинные мысли сновидения скрываются на заднем плане. В противовес этому я уже давно отстаиваю ту точку зрения, что у нас нет никакого права обвинять сновидение в каких-либо намеренных обманных маневрах. Природа часто бывает неясной или непрозрачной, однако она в отличие от человека никогда не бывает обманчивой. Поэтому мы должны принять, что сновидение есть именно то, чем оно является, не больше и не меньше[82]. Если сновидение выставляет нечто в негативном свете, то нет никаких оснований предполагать, что имеется в виду нечто позитивное. Архетипическая «опасность у брода» настолько очевидна, что сновидение можно было бы воспринимать почти как предостережение. Но я не одобряю антропоморфные выводы подобного рода. Само сновидение ничего не хочет; оно есть лишь некоторое самоочевидное содержание, явный природный факт наподобие содержания сахара в крови диабетика или лихорадки у больного тифом. Только мы, если мы достаточно умны, извлекаем из этого то или иное предостережение.
Однако предупреждение о чем? Об очевидной опасности, которая состоит в том, что в момент перехода бессознательное может восторжествовать над сновидицей. Что же означает это торжество бессознательного? Вторжение бессознательного легко осуществляется в моменты критических перемен и решений. Берег, по которому она приближается к реке, – это ее прежняя ситуация, какой мы ее узнали. Эта ситуация привела ее к невротическому застою, как если бы она натолкнулась на некоторое непреодолимое препятствие. В сновидении препятствие представлено в виде реки, через которую можно перейти. Поэтому ситуация не выглядит очень серьезной. Но внезапно обнаруживается, что в реке скрывается краб, – это подлинная опасность, из-за которой река делается (или представляется) непреодолимой преградой. Если бы сновидице было заранее известно, что в этом месте притаился опасный краб, то, возможно, она рискнула бы перейти реку в каком-нибудь другом месте или приняла бы иные меры предосторожности. В данной сновидческой ситуации было бы в высшей степени желательно, чтобы переход состоялся. Переход означает прежде всего перенос прежней ситуации на доктора. Это уже нечто новое. Если бы не это непредсказуемое бессознательное, то все прочее было бы не таким уж рискованным делом. Но мы видели, что перенос грозит развязать активность архетипических фигур, – это факт, который мы раньше не предвидели. В каком-то смысле мы просчитались, «забыв о богах».
