Мысль эта казалась одновременно пугающей и захватывающей. Насколько он знал, подобное сближение между сенекси и гуманоидами никогда прежде не происходило.
Страх постепенно улегся. Да и чего осталось бояться теперь, когда его товарищи мертвы, базовый разум находится в поле-ловушке, а перед ним не стоит никакой ясной цели?
Непривычное ощущение, так испугавшее вначале Ариса, на самом деле объяснялось очень просто — он впервые за свою жизнь получил малую толику свободы.
А история изначальной Пруфракс продолжалась.
На ее ранних стадиях она, приходя к Клево, с трудом сдерживала гнев. Предложенный им метод познания сбивал ее с толку, угнетал, а он даже не удосужился четко сформулировать конечную цель исследований. Что он в конце концов хочет от нее? Знает ли он сам об этом?
И чего она от него хочет? Они до сих пор встречались скрытно, хотя никто им ничего не запрещал. Теперь, став ястребом, за плечами которого один боевой вылет, Пруфракс пользовалась определенной свободой. В промежутках между упражнениями и боями ее почти не контролировали. В дальних отсеках крейсера не стояло никаких мониторов, и они могли делать все, что заблагорассудится. Они встречались в отсеках, расположенных близко к внешней обшивке корабля, как правило, в орудийных блистерах, из которых были видны звезды.
Пруфракс не привыкла к продолжительным разговорам. Словоохотливость и любопытство среди ястребов не поощрялись. Но Клево, хотя и был экс-ястребом, говорил много и казался ей самым любопытным человеком из всех, кого она знала, включая ее самое, а себя Пруфракс считала необычайно любопытной.
Нередко он приводил ее в бешенство, особенно когда играл в «поводыря», как она это называла. Он вел ее от одного вопроса к другому, словно инструктор, но не расставляя при этом никаких логических ловушек и не преследуя какой-то видимой цели.
— А что ты думаешь о своей матери?
— Разве имеет какое-то значение?
— Для меня — нет.
— Тогда почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты для меня кое-что значишь.
Пруфракс пожала плечами.
— Она была прекрасной матерью. Тщательно подобрала для меня хорошие наследственные признаки. Вырастила из меня кандидата в ястребы. Рассказывала мне всякие истории.
— Любой из известных мне ястребов позавидовал бы такой возможности — слушать истории, сидя на коленях у Джейэкс.
— Не очень-то часто я сидела у нее на коленях.
— Ну это я так — для красного словца.
— Вообще-то она для меня очень много значила.
— Она предпочла остаться матерью-одиночкой?
— Да.
— Значит, отца у тебя нет.
— Она выбирала для меня наследственные признаки, совершенно не интересуясь их носителями.
— Выходит, ты и вправду мало чем отличаешься от сенекси.
— Опять меня оскорбляешь! — мгновенно ощетинилась она, уже собираясь уйти прочь.
— Вовсе нет. На самом деле я все время задавал тебе один и тот же вопрос, а ты так его и не расслышала. Насколько хорошо ты знаешь своего врага?
— Достаточно хорошо, чтобы уничтожать его. — Ей до сих пор не верилось, что он задавал один-единственный вопрос. Подобные приемы в разговоре казались ей довольно странными.
— Не спорю, ты знаешь его достаточно хорошо, чтобы побеждать от сражения к сражению. Но кто победит в этой войне?
— Война будет долгой, — сказала она мягко, отплыв от него на несколько метров. А он раскрутился внутри блистера, заслонив собой размытое созвездие. Крейсер снова готовился к выходу из статусной геометрии. — Они умеют драться.
— Они сражаются убежденно. Ты веришь, что в них заключено зло?
— Они уничтожают нас.
— А мы уничтожаем их.
— Значит, вопрос в том, — заключила она, невольно улыбаясь своей проницательности, — кто первый начал уничтожать?
— Вовсе нет, — сказал Клево. — Я подозреваю, что на этот вопрос теперь никто не сможет однозначно ответить. А наши лидеры, похоже, решили, что это не так уж важно. Просто мы — новое, а они — старое. Старое подлежит замене. Этот конфликт возник из-за того, что сенекси и люди — существа, разные по сути своей.
— И что же, это единственное, чем мы отличаемся? Они — старые, а мы не такие старые? Я что-то не понимаю.
— Я тоже не совсем понимаю.
— Так давай в конце концов разберемся!
— Когда-то очень давно, — невозмутимо продолжал Клево, — сенекси нуждались лишь в газовых планетах-гигантах, вроде тех, которые до сих пор встречаются в их метрополии. Они жили мирно миллиарды лет, до тех пор пока не сформировался наш мир. Но, перемещаясь с одной звезды на другую, они научились использовать миры других типов. Нас поначалу интересовали каменистые планеты типа Земли. Но постепенно мы нашли применение и для газовых гигантов. К тому времени когда мы встретились, обе стороны имели серьезные виды на территории друг друга. Их технологии были настолько непостижимыми для нас, что, впервые столкнувшись с сенекси, мы подумали, что они пришли из другой геометрической системы.
— Где ты все это узнал? — спросила Пруфракс, нахмурившись, обуреваемая какими-то смутными подозрениями.
— Я ушел из ястребов, — пояснил Клево, — но все равно был слишком ценен для них, чтобы меня просто выбросили на свалку. У меня богатый опыт, разносторонние способности. Потому меня направили в отдел исследований. Тем самым они обезопасили меня. Теперь мое общение с боевыми товарищами сведено к минимуму. — Он пристально посмотрел на нее. — И все-таки мы попробуем узнать своего врага хоть чуточку получше.
— Но это опасно, — выпалила Пруфракс не задумываясь.
— Да, опасно. Ты не сможешь ненавидеть того, кого хорошо узнала.
— Мы обязаны ненавидеть, — сказала она. — Это делает нас сильными. Сенекси ведь тоже ненавидят.
— Может быть, — согласился он. — Но вдруг когда-нибудь после очередного боя тебе захочется… сесть и поговорить с одним из их бойцов? Ознакомиться с его тактикой, узнать, как ему удалось в чем-то переиграть тебя, сравнить…
— Нет! — Пруфракс резко устремилась вниз по трубке. — Мы переходим в пористый космос. Мне нужно готовиться в вылету.
— А она умна. Тут же сбежала от него. А он — безумец.
— Почему ты так думаешь?
— Дай ему волю, он приостановит сражение, помешает нанести Удар.
— Но ведь он сам был когда-то ястребом.
— Перчаточники тоже могут сбиться с пути.
— ?
— А ты не знала, что они используют тебя? Как тебя использовали?
— Сейчас этого уже не установишь.
— Если она станет блуждать вместе с ним, то обречет себя на гибель. Постой-ка, что это?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
