После восстановления теплицы, я поручил заботу о всех растениях домовикам. До смерти отца, они в теплицах не появлялись. Он все делал сам. А вот я не герболог, поэтому просто боюсь напортачить.
В течении этих трех недель боль от потери немного улеглась.
Мы с мамой подолгу разговаривали, вспоминали все забавные и трогательные моменты нашей жизни.
Являясь темным магом, я как никто понимал, что мертвых нужно отпускать, нельзя за них цепляться и доставлять лишние страдания их душам. В который раз удивляюсь гениальности своих предков. Купол скорби — это они отлично придумали. Есть время разобраться в себе, смириться с потерей. Ведь иногда сочувствие окружающих делает боль просто невыносимой.
Мама сказала, что давно подозревала проблемы с сердцем у Тобиаса. Но он ничего никогда не говорил, ни на что не жаловался. Видимо не хотел нас расстраивать. Вот и домолчался...
А через три недели купол, с едва слышным звоном, исчез.
И началось!
Нас просто атаковали совы. Десятки, сотни сов. Каждая несла письмо и даже было десятка два кричалок.
А также почти сразу появился разъяренный до полной невменяемости крестный. Как оказалось, про Купол он ничего не знал. Когда умер Гордон Фолт ничего подобного не было.
Еще одно доказательство никчемности моего биологического отца. Как будто мне других мало. Правда, на хрена напрягаться и разворачивать Купол скорби, если о умершем никто особо и не скорбит?
Поэтому никакого Купола в тот раз не было, и сейчас Альбус просто с ума сходил от беспокойства из–за невозможности попасть к нам.
Я даже пожалел, что у магов нет видеокамер. Вот бы снять творящееся в гостиной безобразие. И потом показывать, за деньги естественно, как добрый дедушка Альбус Дамблдор, который по–мнению большинства может только улыбаться, лукаво поблескивая глазами из–за очков половинок, да насильно кормить всех лимонными дольками, кричит, в основном матом, наворачивая при этом круги по гостиной, брызжет слюной и яростно жестикулирует. А с пальцев дрожащих рук и даже с волос прямо на ковер сыплются искры. Эльфы только и успевали тушить то там, то там начинающийся пожар. Ничего себе: спонтанные, с трудом сдерживаемые всплески магии. И это в его то возрасте? Похоже, я действительно ему небезразличен. Можно даже сказать с уверенностью, он меня действительно любит.
Наблюдая за этим бегающим сгустком энергии, я начал улыбаться. Комок, поселившийся в моей груди и ставший за эти дни меньше, начал потихоньку исчезать. Да, отец ушел, но жизнь продолжается. Покойся с миром, папа. Мы с тобой обязательно встретимся, где бы ты не находился, и куда бы в итоге не попал я.
-…И вообще, вы о чем думали, а? Я чуть не свихнулся, долбясь каждый день об эту бл…ю стенку! Фоукс, бедняга, три раза сгорал! Ну вот, что ты ухмыляешься, чудовище? Тебе птичку не жалко?!
Вот уж кого не жалко, так это твоего поганого феникса.
Когда Альбус, наконец–то, успокоился, то помог нам разобрать письма.
Почти все они предназначались мне и преимущественно принадлежали перу Малфоя и Эванс.
Я рассортировал их по степени адекватности.
Самые первые были обычные: привет, как дела, скучаю, где ты шляешься? Затем в них стали проскальзывать недоумение, мол что такое, не отвечаешь, сов не возвращаешь, что вообще происходит? Затем началась истерия. Люциус несколько раз навещал дом в Тупике, целовал запертую дверь и с каждым разом паниковал все больше. Почти все кричалки были от него. Лили тоже скорее всего прислала бы нечто подобное, но запрет на магию вне школы…
К моему удивлению, были письма и от моей «охраны» и примкнувшего к ним Эйвери. Несколько писем и несколько кричалок, наверное родственники помогли их зачаровать.
Как оказалось, Малфой в панике наведывался к ним чуть ли не каждый день, в последний раз практически угрожая, и его нисколько не волновало, что сейчас лето и ребята даже не знают, где я живу. Раз поручено охранять от неприятностей данную тушку, то извольте выполнять.
Заткнуть кричалки было нереально, поэтому очень скоро и мать и крестный были в курсе всех моих дел. Выглядели они примерно одинаково, вот что значит равность мировоззрения. Приведу пример на кричалке Мальсибера.
— Снейп, твою мать! Ты куда запропастился? Сов хоть отпусти, скотина! И Малфою напиши, что жив, здоров и не гниешь где–нибудь в овраге! Эта сволочь белобрысая достала уже! Весь мозг мне вы…, э…вынес! Орет, что если ты не найдешься, то на мне мой род прервется, а у меня появится много свободного времени, для качественного исполнения порученных мне дел!
По мне, так род ничего не потеряет, если на нем и прервется. Когда преобладают эмоции, мозг у большинства особей отключается. Вот мне интересно, как бы я ответил, если бы мое тело действительно догнивало в овраге?
А совы? Тут такая фишка. Пока сова адресату письмо не отдаст, к хозяину не возвращается. И ладно эти аристократы, у них у каждого совятня размером с дом в Тупике, но у Эванс откуда ресурсы? Не иначе как ближайшее к ней почтовое отделение без связи на этот месяц осталось. Неужели я ей настолько небезразличен?
Освободив несчастных пернатых почтальонов, задержав только личного филина Люциуса и сову Лили, я быстренько накропал коротенькие ответы, где объяснил, что у меня умер отец и мы с мамой на месяц уезжали к родственникам, а у них дом под Фиделиусом. Что, кстати, было чистой правдой, поместье Принцев действительно под заклятием доверия. Только не мы туда уехали, а дедушка с бабушкой были здесь все время до похорон и здорово поддержали нас с мамой, взяв все заботы на себя, но столь интимные подробности, я думаю можно и не описывать, тем более я терпеть не могу писать письма. И Малфой и Лили об этом знают, поэтому и обеспокоились моим молчанием только после десятого письма, да после десятой бесполезной попытки Люциуса застать меня дома.
Больше никому я писать не стал, своих дружков Малфой сам уведомит, что нашлась пропажа.
На закуску остались несколько писем от гоблинов, в которых настоятельно рекомендовалось Северусу Тобиасу Снейпу, мне то есть, явиться в Гринготс для получения наследства. Какого наследства? О чем вообще речь идет? Я даже сразу не обратил внимания, что в письме гоблины обращаются ко мне как к Снейпу, а ведь их эти Альбусовские заморочки не волновали, и в прошлый мой визит в банк, я был мистером Фолтом.
Поход в Гринготс решили не откладывать. И уже сегодня, на следующий день, после снятия Купола, мы с мамой сидели в небольшом кабинете и разглядывали расположившегося напротив гоблина.
— Мое имя Грипкуф, я являюсь поверенным семьи Снейпов уже много лет. Могу ли я начать? — Он дождался утвердительного кивка и продолжил, — Тобиас Снейп в сентябре 1974 года подал прошение на официальное усыновление Северуса Фолта, и 15 октября это прошение было удовлетворено. Сделано все это было для того, чтобы в дальнейшем не возникло проблем с вступлением в наследие. Мистер Снейп, согласно завещанию, составленному еще в 1967 году, оставил все свое состояние, включающее: наличные средства, драгоценности, артефакты, а также недвижимость и пакеты акций различных предприятий, как магических, так и маггловских, на общую сумму с учетом вычета налога, приблизительно составляющую более ста миллионов галеонов и столько же в маггловской валюте, поймите меня правильно, точную сумму я назвать не могу, так как львиная часть средств находится в акциях, своему пасынку Северусу Фолту. Однако, мистер Снейп был осведомлен о своем недуге и, чтобы его завещание не было оспорено другими претендентами, имеющими с ним прямое родство, он заблаговременно ввел Вас в свой род. Завещание было переписано с учетом вашего изменившегося статуса 16 октября 1974 года и надлежащим образом заверено. Ознакомьтесь со списком наследуемого вами имущества и поставьте подпись. Вы ведь уже совершеннолетний? Также, я выражаю надежду на то, что и в дальнейшем буду исполнять роль вашего поверенного.
По мере того, как гоблин говорил, наши глаза становились все больше и больше. Потом, когда поверенный встряхнул длиннющий свиток, разворачивая его, моя челюсть упала на пол и, похоже, не собиралась возвращаться на положенное ей место.
Озвученная конечная сумма не произвела на меня впечатления, это было просто число, которое я никак не ассоциировал с деньгами. Самая большая сумма, которую я видел в своей жизни была та тысяча галеонов, за которую я продал, в свое время, футляр от моей палочки.
Меня сейчас беспокоило только одно — если это все не чей–нибудь глупый розыгрыш (а это не может быть шуткой, так как гоблины их не понимают, особенно когда дело касается очень больших денег), то какого… тогда мы на капусте с хреном все это время сидели? Или у Тобиаса был комплекс, мол хочу, чтобы любили меня не за мои миллионы, а просто за то, что я есть? Я провел рукой по лицу, автоматически просмотрел список, выхватывая своим еще не отошедшим от шока восприятием, такие детали как: шато во Франции на Лазурном Берегу, квартиры в Париже, в Лондоне, в Нью — Йорке, даже небольшой островок в Тихом океане почти на экваторе. Быстро дойдя до конца списка, не поняв и десятой части написанного, я спросил, где расписаться? Грипкуф протянул мне кровавое перо. Оно было придумано как раз для этих случаев. Чернилам гоблины не доверяли, резать пальцы — было не эстетично, а так чик — чик — и кровью расписался, и полдокумента этой самой кровью не изгваздал.
