Ох, Франка, веселенькое же у меня получается рождественское письмо! Я рисую свой смертный час, и Вы, наверное, думаете, что старуха совсем свихнулась. Сегодня же не тот день, когда надо предаваться мрачным раздумьям. Совсем наоборот! Вчера приехал Алан. Он спит в комнате для гостей, и, думаю, что я не увижу его до полудня, потому что когда мой сын в отпуске, он поднимается только к обеду. Особенно, если к вечеру приложится к стакану. Вчера он один выпил бутылку французского красного вина, несколько рюмок водки, а до этого опрокинул на аперитив пару виски. Не могу понять, как его печень справляется с такой нагрузкой. Наверное, когда-нибудь она все-таки сдаст.
Еду на сегодняшний вечер будет готовить Кевин. Это значит, что придет он днем, чтобы приступить к процессу. Он принесет с собой все свои кухонные принадлежности, ибо искренне считает, что на моей утвари невозможно приготовить что-нибудь по-настоящему вкусное. Вероятно, нам было бы проще пойти к нему, но у нас традиция — накрывать рождественский стол дома, а с традициями надо считаться. Это будет королевский ужин, и Хелин, как всегда будет брюзжать, что не может проглотить ни кусочка. Она будет брюзжать, потому что любит Кевина и знает, что он взаимно любит ее. Они, кстати, очень похожи друг на друга своей привередливостью. Они самые великие ипохондрики, каких я когда-либо встречала. Никогда они не радуются чужим недугам и с большим вниманием и сочувствием выслушивают один другого.
На праздник я пригласила Мэй и Майю. То есть, я, конечно, пригласила одну Мэй, но вчера она позвонила и спросила, не соглашусь ли я позвать Майю. Она снова поссорилась со своими родителями, и было бы неплохо, если бы Рождество она провела отдельно от них.
Я не смогла сказать «нет». Майя — нимфоманка, но меня это никогда не беспокоило, напротив, мне будет приятно видеть возмущение Хелин. Но я знаю, что Алан находится в полной зависимости от Майи, и поэтому я бы предпочла, чтобы сегодня он находился где-нибудь на другом краю земли. Надеюсь, что его пристрастие к спиртному не связано с Майей, но даже если это и так, я все равно ничего не могу изменить.
Мне бы, конечно, очень хотелось поставить на место его тупую голову, повлиять на его невыносимо дурной вкус в том, что касается женщин. Майя стерва, причем, холодная до мозга костей стерва, но Алан ни за что не пожелает меня слушать. Проклятье в том, что всегда остаешься матерью. Заботишься, как о цыпленке, о сорокалетнем адвокате с алкогольными проблемами.
Но, в любом случае, все будет очень мило. Пока Кевин будет готовить, мы отправимся на прогулку, а потом с радостью вернемся в теплый дом, где пахнет вкусной едой, сядем за стол и примемся за ужин, который продлится несколько часов. Потом Хелин начнет жаловаться на усталость (она не может просто сказать, что она устала, ей обязательно надо пожаловаться) и пойдет спать, Алан будет пить и во все глаза смотреть на Майю, а она не будет обращать на него внимание и получать от этого садистское удовольствие.
Что будете делать на Рождество Вы, Франка? Вы так мало пишете о себе. Наверное, не хотите выставлять напоказ свои проблемы. Общение наше становится односторонним, но это Ваш грех, а не мой, поэтому изменить положение должны Вы, а не я, не правда ли?
Merry Christmas, Франка. Желаю Вам счастья в новом тысячелетии. У меня такое чувство, что наступающий год будет для меня знаменательным, но, возможно, это всего лишь самовнушение. Никто не может знать будущее, и это делает жизнь тревожной и беспокойной. Как хорошо, что на свете все же существуют надежные и предсказуемые вещи. Я, например, точно знаю, что завтра получу духи и календарь с розами.
Возможно, Франка, у Вас найдется время для чтения. Почитайте о том, что дальше происходило в те давние времена со мной, Хелин и Эрихом.
Желаю Вам удачи.
Ciao, Ваша Беатрис.
ГЕРНСИ, АВГУСТ — СЕНТЯБРЬ 1940 ГОДАКакое-то время Беатрис думала, что она избрана Эрихом на роль жертвы — на случай, если таковая ему потребуется — и всячески старалась подготовиться, но вскоре она поняла, что эта роль уготована не ей, а Хелин. Она не была жертвой на всякий случай — нет, она была жертвой всегда. Но, может быть, ему просто всегда была нужна жертва. Хелин же идеально подходила для такой роли.
Ей был двадцать один год, скоро должно было исполниться двадцать два. Однажды она обмолвилась, что родилась пятого сентября, и Беатрис сказала, что это и ее день рождения. Хелин пришла в восторг от этого совпадения.
— Это не случайно! — воскликнула она. — Это наверняка что-то значит.
— И что это может значить? — раздраженно спросил Эрих. — Ты вечно ищешь какое-то волшебство в самых банальных вещах.
Хелин от обиды закусила губу, по щекам ее пошли красные пятна. Но в этот день Эрих злился и на Беатрис.
— Послушай, барышня, эта твоя упрямая оппозиция со мной не пройдет, — сказал он. — Ты станешь послушным членом нашей семьи, это я тебе обещаю.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — огрызнулась Беатрис.
— Все ты прекрасно понимаешь. Сейчас конец августа. До твоего дня рождения остается неделя. Но ты молчишь. Если бы Хелин об этом не заговорила сама, то день твоего рождения так и прошел бы незамеченным. Мы все живем здесь под одной крышей, и должны знать, когда у кого день рождения. Ты не возражаешь?
— Меня никто об этом не спрашивал.
— Ты будешь говорить мне обо всем, даже если я тебя не спрашиваю. Ты будешь все говорить, просто потому, что ты воспитанная девочка, которая знает, как себя вести. Конечно, я могу с тобой манерничать, но подумай, не проще ли тебе заранее вспомнить о том, что ты и так уже знаешь?
— Сколько тебе исполнится? — писклявым голосом спросила Хелин. Она всегда так говорила, когда муж ставил ее на место.
— Двенадцать.
— В двенадцать ты становишься настоящей молодой дамой, — благосклонно вымолвил Эрих. — Наверное, нам стоит устроить для тебя маленький праздник, хотя ты его и не заслужила!
— Мы можем устроить праздник для нас обеих, — предложила Хелин, но этим лишь вызвала у Эриха новую вспышку недовольства.
— Ты можешь хотя бы один раз в жизни не думать, в первую очередь, о себе? Для тебя это решительно невозможно? Не можешь поступиться чувством собственной важности, даже когда речь идет о дне рождения двенадцатилетней девочки?
— Нет, я только подумала…
— Ты никогда не думаешь, Хелин, и это главная проблема. У тебя просто появилось чувство, что тебя могут обойти, и ты тут же хочешь занять главное место. Господи, когда ты только повзрослеешь?
Глаза Хелин наполнились слезами. Отодвинув назад стул, она вскочила и бросилась к двери, но Эрих рявкнул:
— Стой! Мы обсуждаем день рождения Беатрис!
Беатрис ни разу в жизни не слышала, чтобы Эндрю говорил с мамой в таком тоне, она не могла себе представить, что Дебора, в свою очередь, смогла бы примириться с таким тоном. Но Хелин остановилась, словно собака, хозяин которой внезапно натянул поводок. Лицо ее было бледным и напряженным.
— Итак, — сказал Эрих, снова повернувшись к Беатрис, — как ты представляешь себе свой праздник?
Беатрис ничего не представляла, и лишь выжидающе посмотрела на Эриха.
— Надо пригласить гостей. Кого ты хочешь здесь видеть?
У Беатрис не было ни малейшего желания что-то праздновать, но она угадывала бьющую через край агрессивность, прячущуюся за отеческим дружелюбием, и решила, что разумнее будет принять предложение.
— Я хочу пригласить Виля, — сказала она.
Эрих удивленно вскинул брови.
— Виля? Великая дружба. Да-да, понимаю. Ну, в конце концов, это твой день рождения, тебе виднее, — было видно, что выбор Беатрис ему не по душе. — Кого еще? — он раздраженно побарабанил пальцами по столу.
Беатрис решила во второй раз попытать счастья.
— Мэй, — сказала она.
— Мэй? — переспросил Эрих. — Это та самая подруга, к которой ты хотела переехать в первую ночь?
— Да.
— Но ты ведь даже не знаешь, находится ли она на острове.
— Нет, не знаю, но, может быть, она здесь, и я хотела бы, наконец, с ней увидеться.
— Хорошо, мы это выясним. Ну, хорошо, значит, придут Виль и эта Мэй. Хелин, ты все организуешь. Еду, выпивку и все такое. Ты не против, если я тоже побуду с вами? Добрый Виль нуждается в поддержке. Не могу же я оставить его наедине с двумя прекрасными дамами.
С этого момента Беатрис жила лихорадочным предчувствием, что Мэй все еще находится на острове, и что скоро она, может быть, увидит свою подругу. Эрих обещал об этом позаботиться, он записал фамилию Мэй и ее адрес. Беатрис надеялась, что Эрих все сделает сразу после завтрака, но он решил потянуть время, получая немалое удовольствие от нервозности Беатрис.
Придя на урок немецкого, Беатрис передала Вилю приглашение, но при этом не преминула заметить, что идея праздника принадлежит Эриху.
