Медик-убийца взял блокнот и составил список подходящих экспериментов, на проведение которых не требовалось много времени. С ними он мог управиться до возвращения генерала из Токио. Они не забирали много средств из бюджета «отряда», и потому Ихара мог сам санкционировать их доработку. Единственный дорогостоящий материал для них были «бревна». В результате Ихара выделил три эксперимента, которыми стоило заняться завтра. Он легко бы мог пустить в расход вчерашних беглецов. Все-таки их влияние на заключенных являлось тлетворным, «бревна» под их воздействием вновь превращались в людей. Но Ихара понимал и другое — ликвидируй он русского, американца и камикадзе в первую очередь, это будет означать в глазах генерала проявление эмоций, что недопустимо. Да и чутье подсказывало ему, что с этим стоит повременить.
С утра он лично отправился в корпус «ро», чтобы выбрать первых двух испытуемых. Ему требовались абсолютно здоровые нестарые мужчины. Их интеллект не имел значения, подошли бы и полные идиоты. Ихара неторопливо шагал позади двух охранников с деревянными дубинками в руках. Он остановился возле камеры американца, попросил открыть «кормушки». Высокий, крепко сложенный Ричард Кебич стоял у стены, заложив руки за спину, как и предписывалось правилами. По его лицу было заметно, как он волнуется, но держался с достоинством. Неудавшийся побег не сломил его. Ричард казался иллюстрацией к работе Ихара об американцах, превосходящих японцев ростом. Это неуместная мысль покоробила Ихара. Он отрицательно качнул головой и распорядился закрыть «кормушку». Затем он осмотрел камеру Галицкого, просто так, из любопытства. Русский тоже выглядел несломленным, в его глазах читалось не животное желание выжить, а вполне осознанное стремление к свободе.
И вновь Ихара отрицательно покачал головой, «кормушка» захлопнулась. Чуть больше времени ушло на рассматривание камикадзе. Этот человек, а именно так воспринимал теперь Ихара «бревна», решившийся на побег, пока еще оставался для Ихара загадкой. Ямадо словно родился заново. Человек, воспитанный с мыслью, что должен умереть, протаранив своим самолетом-бомбой корабль противника, цеплялся за жизнь. Но делал это, не унижаясь, не вымаливая, а действовал дерзко.
В следующей камере сидел буддийский монах из горного Тибета. Его поведение сильно выпадало из общего ряда «бревен». Даже когда в корпусе «ро» возник бунт, монах спокойно медитировал во внутреннем дворике. Казалось, его невозможно ничем пронять. Возможно, убежденная вера в будущие перевоплощения целиком избавила его от страха смерти. Он и теперь, стоя у стены, задумчиво улыбался, будто видел то, что было недоступно другим.
— Выведите его, — распорядился Ихара.
Монах вышел и встал у стены коридора. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
— Чем ты бреешь голову? — спросил Ихара.
— Мне нечем бриться, — отвечал монах. — Просто, если нужно, я умею приказывать своему организму прекращать некоторые функции, — он говорил на хорошем японском языке, хоть Ихара и спросил его по-китайски. — Специальная практика моего монастыря. Я, если требуется, могу месяцами не есть, неделями не пить воды. Вот я и пожелал, чтобы волосы мои прекратили рост.
Прежнее желание задействовать монаха в ближайших опытах у Ихара отпало. Просто угробить подобный материал являлось бы расточительством. Если монах говорил правду, то его способности могли бы приоткрыть завесу тайны над скрытыми возможностями человеческого организма, ведь это и являлось профилем отдела Ихара.
— Нет, я передумал. Мне нужен заключенный с достаточно длинными волосами.
Охранник задумался, затем проговорил:
— Есть такой. Показать, господин Ихара?
— Конечно.
Осмотром длинноволосого монгола Ихара остался доволен, он даже несколько раз брал его за волосы, слегка дергал вверх.
— Отличный экземпляр. Главное, послушный.
По лицу монгола было понятно, что он запуган до такой степени, что даже не помышляет о сопротивлении. Сделает все, что ему скажут.
— И еще одного подберите.
Охранник долго не думал, открыл соседнюю камеру, где сидели двое китайцев. Он несколько раз перевел взгляд с одного на другого, затем жестом вызвал того, который был ближе.
— Выходи.
Ихара шел впереди, за ним в отдалении — пленники, следом два охранника. «Бревна» и не помышляли спрашивать, куда, зачем их ведут. Они уже целиком смирились с тем, что от них здесь ничего не зависит.
Дверь в лабораторию с большой холодильной камерой была приоткрыта.
— Сюда, — скомандовал Ихара.
Лаборант в белом халате учтиво поклонился начальнику.
— Холодную воду приготовили?
— Все, как вы сказали, господин Ихара. И воду, и жидкий азот в термосе, — прозвучало в ответ.
— Покажи.
Только осмотрев нехитрый реквизит для опыта, Ихара бросил «бревну»:
— Раздевайся до белья.
Китаец стал послушно раздеваться, он спешил, чтобы не отнимать драгоценное время Ихара.
— Иди сюда, — лаборант завел китайца в камеру, усадил на табурет, рядом с ним стоял на невысокой скамеечке бак с водой. — Сядь, опусти в воду руки.
Китаец повиновался. Его лицо исказила судорога, вода была очень холодной. Но тем не менее он покорно продолжал держать в ней руки.
— Через двадцать минут пусть вынет руки из воды, — обратился Ихара к лаборанту. — Тогда и включишь установку.
— Температура какая?
— Минус тридцать. Смотри не заморозь его до смерти, — мне нужно только обморожение.
— Слушаюсь, господин Ихара.
Начальник отдела вместе с монголом и охраной покинули лабораторию.
Китаец сидел и дрожал — не только от холода, но и от страха. Хотя пока с ним ничего страшного вроде и не происходило. Да, мерзли руки, от холода уже покалывало пальцы, но его никто не бил, не резал. Да и лаборант был вполне миролюбивый, сидел перед смотровым окном закрытой на задвижку толстой двери, читал книгу и время от времени бросал взгляды на большие песочные часы. Мелкие песчинки просыпались сквозь узкое отверстие, высились под ним горочкой. Горка росла, ширилась, а песка вверху становилось все меньше и меньше. Наконец, и последняя песчинка провалилась. Лаборант не сразу заметил это. Он оторвал взгляд от страницы, вскинул голову.
— Эй, вынимай руки! — крикнул он.
Толстые теплоизоляционные стенки холодильной камеры плохо пропускали звук. Но китаец понял, чего от него хотят, он и сам к этому стремился. Вытащил, стал разминать задубевшие от холода руки, дуть на них. Лаборант щелкнул рубильником, загудел компрессор. Вентиляторы погнали из решеток холодный воздух. На прутьях быстро образовался иней. Китаец вскочил с табурета, стал ходить по холодильной камере. Он был лишь в белье, мороз быстро пробирал его. Несчастный инстинктивно обхватил себя руками, чтобы согреться, но те были такими холодными, что тут же пришлось отдернуть их от тела. Вода на пальцах первой превратилась в ледяную корочку. Сами пальцы уже не слушались, чтобы согнуть их, китайцу пришлось упереться ими в грудь. Ледяная корка треснула, посыпалась на пол мелкими осколками. Несчастный стал сосать пальцы, пытаясь отогреть их. Лаборант включил свет в камере. Лампы располагались снаружи, светили сквозь двойные стекла, чтобы минимально нагревать воздух внутри. Сотрудник «Отдела 731» пристально всматривался в красные пятна на теле подопытного «бревна», чтобы ни в коем случае не допустить общего переохлаждения организма. Для этого и был придуман прием с предварительным опусканием рук в холодную воду. Обмораживались только верхние конечности, но не все тело. Наконец баланс был поддержан. Китаец не замерзал до смерти, но и не «оттаивал». Он все еще мог двигаться, но руки ниже локтя его уже абсолютно не слушались. Он подошел к стеклу и стал стучать замерзшим пальцем по стеклу, еле ворочающимся языком молил выпустить его, дать согреться. Звук от ударов пальцем был таким, словно в стекло стучали камешком.
— Разобьет еще. Достанется тогда мне от господина Ихара. Не в духе начальник сегодня, — пробурчал лаборант.
Китаец не унимался, неуклюже стучал уже двумя руками. Лаборант взял в руки деревянную дубинку, погрозил ею в окошко. Мол, если не уймешься, открою дверь и дам по башке. Подопытный отшатнулся от стекла, заходил по холодильной камере, столбик термометра, укрепленного внутри напротив смотрового окошка, показывал минус двадцать.
«Если Ихара не придет через час, то придется выпустить это «бревно» погреться минут на пятнадцать, иначе сдохнет, — зло подумал лаборант. — Ну и чего он не идет, будто не понимает, что держать китайца в камере так долго нельзя?»
Он не любил такие моменты. Выпустить «бревно» из камеры легко, а вот загнать потом обратно — хлопотно, придется палкой поработать.
Китаец понял, что замерзает окончательно. Вода в баке, показавшаяся ему с самого начала ледяной, представлялась сейчас чуть ли не кипятком. Он решил согреть руки в ней, подошел к баку, хотел сунуть руку, но пальцы ударились о лед. Весь бак промерз уже до самого дна.
