И подруги крепко сжали друг друга в объятиях.
Дом маркиза де Фаверей фасадом выходил на предместье Сент-Оноре. Комната девушек помещалась в угловом флигеле, продолжением которого служила стена сада. Вдоль этой стены тянулся довольно узкий переулок, соединявший предместье с Елисейскими полями.
Обе девушки стояли у окна.
Полина машинально, а может быть, чтобы скрыть смущение, вызванное каким-нибудь замечанием проказницы Люси, немного приподняла кисейную занавеску и с любопытством заглянула в густую ночную мглу.
Вдруг она вздрогнула и удивленно вскрикнула.
— Что там такое? — с беспокойством спросила Люси.
— Как странно. Посмотри! Кто-то в переулке.
— Должно быть, какой-нибудь запоздалый прохожий.
— Нет. Я вижу, как какая-то тень ходит взад я вперед. Вот она останавливается, будто поджидает кого-нибудь.
Из предосторожности, чтобы кто-нибудь не заметил их любопытных взглядов, Люси погасила огонь, снова подбежала к Полине и, облокотившись на ее плечо, стала смотреть в окно.
Одна и та же мысль мгновенно мелькнула в их прелестных головках.
«Что, если это Марсиаль?» — думала Полина.
«Что, если это Жак?» — пришло на ум Люси.
Но сомнение длилось недолго.
Незнакомец отошел на несколько шагов и, проходя под самым фонарем, висевшим на краю улицы, он вдруг обернулся, чтобы бросить еще один взгляд на дом маркиза.
Это был Жак.
Полина побледнела и схватилась за сердце.
Люси также узнала его.
— Что, довольна ты, моя маленькая кокетка? — прошептала она на ухо подруге.
Полина улыбнулась. Слезы радости блестели у нее на глазах.
Нов эту самую минуту она схватила руку Люси и, привлекая ее к себе, сказала:
— Посмотри! Что там происходит?
Из темноты медленно выплыла какая-то фигура в черном.
— Женщина! — прошептала Полина, задрожав всем телом.
И действительно — это была женщина, закутанная в длинный черный плащ. Голова ее была закрыта капюшоном.
Она подошла к садовой калитке и остановилась.
Жак заметил ее и, дрожа от волнения, подошел к ней, чувствуя, что силы оставляют его.
Так вот кого ожидал Жак! Вот почему он был здесь! Сердце Полины разрывалось на части. Разве он не знал, что она, Полина, здесь, в нескольких шагах от него, что она могла его видеть? Зачем он устроил этот спектакль? Как это было жестоко с его стороны!
Полина, плача от обиды, бросилась в объятия Люси.
В это время дама, явившаяся на свидание к Жаку, дрожащим и, как казалось ему, прерывающимся от волнения голосом торопливо говорила:
— Спасибо. Вы пришли на мой зов. Но я не могу долго оставаться с вами. Я и так едва смогла вырваться.
— Мадемуазель, — сказал Жак, горячо пожимая протянутую ему руку, холодную, как мрамор, — жизнь моя принадлежит вам, и если когда-нибудь вы будете нуждаться во мне, только позовите меня и, клянусь вам, никогда не найдете вы раба более верного и преданного!
— Еще раз приношу вам свою благодарность, — шептала молодая женщина, — но мне страшно, я не могу говорить, я слишком надеялась на свои силы. Одно только слово. Жак, вы меня любите?
— Люблю ли я вас! — восторженно вскричал молодой человек.
— И ни одна женщина не оспаривает у меня вашего сердца? Скажите, Жак, вы никого, кроме меня.
— Я не любил никогда!
Судорожный трепет пробежал по телу таинственной женщины. Из груди ее вырвался стон, который она тотчас же постаралась заглушить.
— Прощайте! — сказала она. — Или, лучше сказать, до свидания!
— Почему вы уходите так скоро? Скажите же.
— Нет, не сегодня! Я хотела знать, могу ли я рассчитывать на вашу преданность. Теперь я знаю, что сердце ваше принадлежит мне, и я счастлива!
Как-то странно звучал ее голос.
Но он ни о чем не догадывался. А между тем он знал этот голос. Как хорошо ни была скрыта от глаз эта женщина, как искусно ни притворялась она, все же он должен бы был узнать голос Изабеллы де Торрес!
Но нет. Он был молод. Все существо его было охвачено невыразимым волнением. Он даже не задавался вопросом, что значило это ночное свидание, не имевшее, в сущности, никакой цели. В письме ему сообщали об опасности, а тут не сделали даже легкого намека.
В своей руке он держал руку той, которую принимал за Полину Соссэ, и в этом нежном пожатии воплотился для него весь мир.
Но вот она быстро вырвала свою руку. К его ногам упал цветок.
Он нагнулся поднять его.
Когда он выпрямился, тень уже исчезла.
Он поднес цветок к губам, не спуская глаз с калитки. Почему-то не слышно было, как она закрылась.
Потом, упоенный радостью и надеждой, с головой, отуманенной страстью, бросился он по направлению к предместью.
Но едва сделав несколько шагов, он зашатался.
Что со мной, — прошептал он, прислоняясь к стене. В голове у него поднялся страшный шум, в глазах потемнело. Он протянул руки, как бы ища точку опоры. Но они бессильно опустились, й он в изнеможении упал на землю.
Две тени приблизились к нему.
— Возьми этого человека! — сказала Тения Бискару. — Теперь он твой, я отдаю его тебе!
11
МЕСТЬ КУРТИЗАНКИ
Час мести, так долго ожидаемый Бискаром, наконец пробил.
Никогда ни одно адское дело не было задумано с такой тщательностью.
Бискар представил свои планы Высшему Совету «Парижских Волков». Идея, программу воплощения которой он объяснил им, была гигантской и дерзкой. Он сказал правду. У него возникла мысль овладеть кхмерами и в их далекой экзотической стране основать царство преступления, откуда легионы бандитов разошлись бы по всему миру.
Это было, в некотором роде, повторением дела того, кто в средние века носил имя Горного Старца, создавшего царство убийц, предназначенное для борьбы с новейшим обществом. Отныне в этом должна была заключаться цель жизни Бискара.
Но прежде всего надо было привести в исполнение план его мести. Волки были созваны на совет. Следовало посредством убийства овладеть обломками статуи, таинственный смысл которой открыт был Эксюпером, каторжником Рошфора. Как мы уже знаем, вновь составленная статуя должна была своей тенью обозначить место, где лежали сокровища Ангорской Пагоды.
Один обломок, правда, отсутствовал. Но, судя по признаниям, вырванным у Сильвереаля во время его странного обморока у герцогини Торрес, указания, необходимые для нахождения третьего обломка статуи, очевидно, находились в записке, некогда похищенной де Беленом у трупа отца Марсиаля.
Этой запиской надо было овладеть во что бы то ни стало.
Выводы Бискара имели основания.
Предупрежденный свыше о надвигающихся опасностях, а также повинуясь древнему пророчеству, повелевавшему хранить сокровище за морем, Царь Огня отправился во Францию, к человеку, которого он звал Царем Науки.
Вдвоем они зарыли в землю обломки статуи Прокаженного Короля в трех различных потайных местах. Старый Марсиаль хранил у себя копию с документа, заключавшего в себе надлежащие сведения.
Один из этих обломков был найден де Беленом в указанном месте. Мы присутствовали при открытии второго в подвале дома на улице Сены.
Только ни одно из этих открытий не давало ключа к тайне.
План, вырванный де Беленом у умирающего Марсиаля, заключал в себе только указания места, где были зарыты веши, ни слова не говоря о том, какого рода были эти вещи. Герцог, надеясь открыть сундуки, полные золота и алмазов, нашел одни камни, не имевшие в его глазах никакой ценности. Тщетно пытался он разобрать высеченные на них надписи. Непроницаемая тайна мучила де Белена. Он впал в отчаяние. Кроме того, внутренний голос шептал об угрожавших ему новых опасностях.
Маркиза де Фаверей назвала его подлинное имя — Эстремоц. Мнимый герцог отныне ясно сознавал всю шаткость своего положения.
К тому же, живя широко, соря деньгами направо и налево, он видел, что ему угрожает разорение.
— А между тем, — твердил он, рассматривая обломки статуи, — здесь — богатство, здесь — спасение!
Он призвал Сильвереаля, надеясь с его помощью найти ключ к тайне сокровищ.
Но он вскоре убедился, что Сильвереаль потерял элементарную ясность ума с тех пор, как его бросила Тения.
Барон уже не заботился о богатстве. Ревность заслонила все желания, все интересы. Он целиком отдался безумной старческой страсти.
Тогда-то де Белен, полагая, что сильный кризис выведет барона из этого угнетенного состояния, решил отправиться с ним к Изабелле, убежище которой он открыл из анонимного письма, присланного ему Бискаром.
Нам известен результат этого посещения. Мы видели, как де Белен, получив пощечину от Жака, вне себя от бешенства покинул дом куртизанки с твердым намерением донести на молодого человека, как на сообщника Волков, рискуя, правда, этим поступком скомпрометировать самого себя.
