жующего генерала, - поведать нам некоторые подробности прелюбопытного эпизода, характерного для бывшей культовой пирамиды.
Работающие челюсти генерала остановились, круглые уши насторожились. Генерал проглотил недожёванный кусок, сильными пальцами притянул к себе фужер, от глотков дважды судорожно шевельнулся кадык на его шее.
Авров, не удовлетворившись тем, что генерал затяжелел в молчании, отодвинулся несколько от стола, произнёс с неожиданной комической значительностью:
− Я, Евстигней Поликарпович, имею ввиду случай, когда к Вам в Казань приезжал Василий Иосифович, сын великого отца. Приезжал, как вы, вероятно, помните, не совсем по служебным делам. Даже совсем не по служебным. Вела его обычная зудящая потребность освежить казанской экзотикой притомлённые однообразием чувства. Но парадокс в том, что Василий Иосифович беспросветно кутит, а генерал – генерал! – старший по званию, и по возрасту, с энным количеством подчинённых, бессонно, ночи и дни, бдительно охраняет драгоценную жизнь веселящегося полковника! И на уме одна только молитва: «Сбереги, всевышний! Не доведи до беды!..»
− Вспомните ситуацию из трёх «к», на которой в свой срок споткнулся наш дружок Никита? Та же ситуация, только из трёх «с» - служба, страх, и он, Отец!... – Авров рассказывал артистично, рассказывал, видимо, не в первый раз. Чувствовалось, что с некоторым даже удовольствием он показывает свою странную власть над молчаливым генералом.
Алексею Ивановичу даже показалось, что, унижая генерала, Авров вроде бы старается унизить и общее прошлое, в котором он, тогда безвестный старшина, с усердием искал признания.
Это его старание вызвало у Алексея Ивановича усмешку, и Авров усмешку заметил: глаза его сузились, щёточка белых усов приподнялась над верхней губой. Как бы в оскале, он уже готов был ответить на усмешку бывшего своего командира, но гости, оживлённые рассказом, зашумели, и Авров, удовлетворённый общим, одобрительным шумом запил свою речь глотком вина.
Генерал, пребывавший всё это время в неподвижности, вдруг шевельнул широкими плечами. Проговорил угрюмым басом:
− Вы не точны, Геннадий Александрович. Мы охраняли не личность. Мы охраняли должность. Исполняли долг. У каждого свой долг. Или не у каждого?!. – последние слова генерал произнёс с угрозой, поднял крупную голову, в упор, тяжёлым взглядом посмотрел на несмеющегося физика.
Авров тонко улыбнулся, счёл нужным уточнить: − Дорогой генерал! Вы охраняли не должность, вы охраняли своё благополучие!..
− Ну, как, прелюбопытная сценка? – шепнул Юрочка, возвратившись, глаза его лучисто блестели. – Генаша умеет придавливать мозоли!..
Алексей Иванович промолчал. Он не мог ответить на мучивший его вопрос: что связывает всех этих совершенно разных людей с Авровым? Почему все они, тесно сдавившие стол, так заискивающе дружны перед каждым его словом, даже взглядом?..
− Ты не сказал о главном, - склонился Алексей Иванович к Юрочке, - Не сказал, кто же такой сам Генаша?
− Не так громко, - осадил его Юрочка. – Не про всё говорят вслух.
Он придвинулся ближе, шепнул:
− Знай и – забудь. Он – первый помощник Самого. Возможности умопомрачительные. Захочет, тебя Министром сделает!..
Алексей Иванович почувствовал, как заломило виски, знакомая фронтовая звень ударила в уши, - так всегда бывало, когда жизнь сталкивала его с более чем очевидной несправедливостью. Сделав усилие, он тихо спросил:
− Но откуда такая власть у простого помощника?
Юрочка с укоризной покачал головой:
− Был ты чудиком, остался им. Всё. Молчок. Больше ни слова!..
Чернобородый физик, в какой-то обособленности сидевший и пивший, вдруг встал.
− Господа! – произнёс он сиплым от внутреннего усилия голосом. Гости, ещё пребывавшие в оживлении, в любопытстве повернули лица.
Физик, - Алексей Иванович его выделил непохожестью на всех других, - видимо почувствовал двусмысленность своего обращения, уточнил:
− Слово не есть суть. Я о сути. Мы охотно обращаем насмешливый взор в прошлое. Я бы хотел привлечь внимание к жизни нынешней. Вот, увиденная вчера натуральная, так сказать, сценка. Двое прохожих поднимают с тротуара пьяного гражданина. Тот куражится, бормочет, снова сползает на тротуар. Его снова поднимают, прислоняют к стене, заботливо отряхивают пиджачок, заглядывают искательно в мутные невидящие глазки.
Подходит постовой.
− Над кем, граждане, усердствуете? – спрашивает.
− Да, вот, - отвечают. – Человек в гостях повеселился, до дома никак не дойдёт. Помочь бы! Говорит, что продавец из мясного магазина…
− Продавец, продавец, точно продавец, - бормочет пьяный.
Милиционер склоняется, вглядывается.
− Ошибочка, граждане. Это доцент из Технологического. Давно страдает манией величия!..
Чернобородый физик уловил неловкое молчание, установившееся за столом, поморщился, невнятно договорил:
− Кажется, не всем ясно… Да… Не всем… - Ни на кого не глядя, запрокинул голову, вылил содержимое фужера в запрятанный среди бороды и усов рот, сел, подперев лоб ладонью.
На тонких губах Аврова застыла недобрая полуулыбка.
− Охломон! – прошептал Юрочка. – Не знает чьё жрёт и пьёт!.. – Юрочка заспешил снять неловкость, похлопал в ладоши, требуя внимания. Гости с готовностью потянулись к рюмкам, в ожидании примиряющего тоста.
− Нет-нет. Я не тост, - крикнул Юрочка. – Лишь одна поучительная история. Есть ли у присутствующих настроение послушать?.. Настроение было.
− Итак, - начал Юрочка, - с дикого денежного Севера в столицу прибыл Некто. В первый же вечер из гостиничного номера, как положено спустился в ресторан. За чистым столиком увидел сидящую в одиночестве приятную во всех отношениях женщину. Испросил разрешения, сел. Женщина была скромна, умно разговаривала. И, конечно, же, северянин, вырвавшийся из снегов и однообразия семейной жизни, постарался знакомство закрепить. Расплатился разумеется за двоих, вызвался проводить женщину до её дома. Не буду томить подробностями. Скажу лишь, что ночь северянин провёл в блаженстве. Поутру милая женщина по-домашнему предложила чаю. Он не отказался. Прощаясь до вечера, растроганно поцеловал обретённого друга.
Теперь представьте сценку.
Она в розовом халатике сидит за столом, ножка на ножку, пальчики с ухоженными ноготками подпирают щёчку. Он в приподнятых чувствах одевается, благодарно кивает ей, идёт к двери. И вдруг слышит догоняющий его тихий голос:
− А деньги?
− Деньги? Какие деньги?!- Северянин ощупывает карманы. Удостоверяется, деньги при нём.
Не отнимая руки от щёчки, женщина, утомлённо поясняет:
− За удовольствие надо платить!..
Северянин растерян, но что-то до него дошло, вынимает две десятирублёвочки, кладёт на стол. Женщина, не меняя задумчивой позы, качает несогласно головой. Он добавляет ещё две бумажки. Женщина снова качает головой.
− Сколько же? – вне себя выкрикивает он.
− Три тысячи, - спокойно отвечает женщина. Тут я должен сказать, что три тысячи – это были все деньги, с которыми северянин пожаловал в столицу. Объяснять не надо, что рассчитаны
