Волхи завыли, надсаживая лёгкие, а за ними и остальные как подкошенные рухнули на колени и подняли руки к чёрному небу:
– Перунов жар! Всемогущий Перун-громовержец, пощади нас, наши жертвы будут обильны! Неугодного послали мы исполнить волю твою! Прости нас за то, что не сразу пришли убить чернокнижника-чужеземца! О Перун, клянёмся животами своими, исполним всё!
Решма не смотрел в небо. Ему было всё более чем понятно, во всём этом действе… Он устало, обречённо смотрел туда, где среди каменных нагромождений повернулся и быстро встал на своё место громадный валун, закрывавший собой еле заметную, подвижную как зрачок, красную точку.
– Действует. Система защиты. Там всё действует. Проклятье. – Купец сел на траву, осунувшийся, сгорбленный, поднял левую руку так, чтоб камни браслета были обращены к холму. – Смотрите, смотрите, вы. Легко вам оттуда, с орбиты, из мягких кресел говорить и погонять меня… Смотрите… Быстрее! Это почти конец. Как нам без разрушения системы защиты взять мегразин этот чёртов…
Глава 11. Мать Матерей
Вишена медленно шёл за Рагдаем, то одним, то другим плечом касаясь узких, гладких стен галереи.
Странный свет исходил, казалось, отовсюду, но при этом не было видно ни факелов, ни лучин, ни плошек с фитилями.
Вишена был зол; Рагдай настоял, чтоб он оставил снаружи меч, ножи, железную шапку и даже кистень – свинцовый шар на кожаном ремне-удавке, он оставил всё, чем можно было драться. Остались только сжатые в кулаки руки, упругие, сильные ноги да крепкий лоб.
– Когда идёшь неизвестно куда, неизвестно к кому, нельзя бросать оружие, клянусь Одином! – пробормотал он, утыкаясь в спину остановившегося кудесника.
– Я уже был тут два раза. Уймись, Вишена. Не гневи хозяев, – ответил Рагдай, заходя вслед за Редрумом в крошечное, узкое помещение, больше похожее на сундук, и затягивая за собой варяга.
– Эй, стой! – ошарашенно рявкнул Вишена, видя, как Редрум закрывает железную дверь. – Это же склеп, могила! А ну, отворяй, старик!
Редрум поморщился.
Переждав лёгкое дрожание пола и негромкий железный скрежет, исходящий от потолка, он распахнул дверь.
Если бы не теснота, Вишена съехал бы на корточки, ноги перестали его держать; за той же дверью теперь была не узкая галерея, а большой зал.
Углы и потолок его тонули в темноте.
Стен не было видно за пологами из тёмной ткани, ниспадающей тяжёлыми складками на прямоугольные плиты пола.
В зале не было ничего, кроме высокого простого кресла, похожего на кельтский трон, и обычной сосновой скамьи.
– Колдовство троллей! – прошептал Вишена, выходя вслед за Рагдаем. – Но я представлял подземные пещеры иначе, клянусь всем небесным миром Одина! А где же горы золота и изумрудов? – Он замолчал под строгим взглядом Редрума и, видя, что Рагдай почтительно поклонился, тоже приложил руку к груди, качнув плечами в сторону пустоты. – Подожди, Рагдай, а где же она, Мать Матерей? Кого мы приветствуем?
– Да вот же она, на троне! – ответил кудесник. – Тихо иди за мной и садись рядом на скамью. И ради всех богов – молчи, пока она тебя не спросит!
Вишена расстроенно взглянул на Рагдая, как на человека, расставшегося с рассудком, поглядел на пустое кресло и, вздохнув, сел на скамью между кудесником и Редрумом.
Он втянул в себя воздух, ни сухой, ни влажный, не тёплый и не холодный, совсем безвкусный, и неожиданно увидел в кресле Мать Матерей; нечто, полностью скрытое просторным плащом с глубоким капюшоном.
Расстояние между скамьей и троном скрадывало размеры её неподвижной фигуры, но Вишена ясно осознавал, что она локтя на два выше его.
– Я знала, Рагдай, что ты придёшь в третий раз, – произнесла Мать Матерей голосом низким, звучным, ровным, лишённым всякой интонации.
– Я не решился бы нарушить твоё уединение и покой, но в Тёмной Земле начались странные события, суть которых мне недоступна. Я пришёл за советом, за знанием, ведь ты щедра им, – почтительно ответил Рагдай на древнегреческом языке, на котором, как и в прошлый раз, повела беседу Мать Матерей.
– Что она сказала, Рагдай? – заёрзал рядом с кудесником Вишена. – Она не собирается превратить нас в камни?
Рагдай посмотрел на него замутнённым взглядом и отрицательно помотал головой.
– Что ты видел в своей земле? – спросила Мать Матерей, – С конца травеня, когда стребляне уже кончили заговаривать Медвяную росу, оберегая от неё скот, леса вокруг Медведь-горы наполнились тем, что мы называем лешаками, водяными дедами, кикиморами и оборотнями. Никогда раньше они не являлись так часто и открыто. Никогда раньше они не оставляли следов и не ходили вместе. Одновременно настала череда небесных явлений, горящих и грохочущих, как падающие звёзды. Но ни одна из них не упала на землю. Они иногда сталкивались, эти звёзды, связывались вместе с вереницами молний, но я не видел, как они падают. Стреблянские волхи говорят, что близится сошествие Перуна на землю, как уже было когда-то. – Рагдай на некоторое время замолчал, словно подбирая слова, и добавил: – Я видел, как земля перестаёт держать лежащие на ней камни, стволы деревьев, воду. Я видел огромные гранитные глыбы с отверстиями насквозь, такими узкими, что туда не войдёт и мизинец.
– Я знаю, о чём ты говоришь, Рагдай, но не уверена, поймёшь ли ты мои слова. – Мать Матерей надолго замолчала.
Колыхались пологи, откуда-то сверху шёл тёплый влажный воздух, свет то угасал, то разгорался.
Рагдай ждал, глядя в пол перед собой, медленно поворачивая на пальце серебряный перстень.
Вишена уже потерял чувство времени и не мог с уверенностью сказать, находится ли он тут четверть дневного солнечного оборота или целый семник. Наконец Мать Матерей заговорила вновь:
– Я расскажу тебе, Рагдай, это так, как доступно тебе.
И Мать Матерей начала свой рассказ:
– Очень давно, когда ещё поверхность земель имела другие очертания, солнце было ближе, а Луна, та, первая Луна, ещё не появилась, когда нынешних народов ещё не было, а первые народы почти вымерли, постепенно превращаясь в гигантских, но немощных уродов, пришли люди.
Она назвала их дреорды.
– Они пришли издалека.
Оттуда, где они зародились, Солнце казалось самой маленькой звездой.
Дреорды пришли не одни. С ними пришли их гонители.
Была большая война, вернее, она заканчивалась.
Тогда было такое, что, наверно, не повторится никогда. Мир был молод и полон жизненных соков, и великие народы ещё не распались на жалкие клочки, рассеянные в бесконечности. Тогда были города, высокие, как Северные горы, и они двигались от звезды к звезде, тогда люди умели быть бессмертными, а из звёзд умели черпать силу.
Но тут она отвлеклась.
– Ещё до того, как воздух на время покинул Землю из-за великих битв, дреорды построили на ней то, что я называю Звенящими холмами.
Они тогда построили много всего: плоские каменные пустыни, горы, пустые внутри, подземные города и нивы.
Но только Звенящие холмы пережили их, и только они видели гибель последнего дреорда. Их много на Земле, Звенящих холмов, на суше и под водой. Они разбросаны по ней, как ожерелье, составляя непрерывную цепь.
Мать Матерей не могла объяснить, для чего были нужны дреордам эти Холмы, сказала только, что они черпали из них силу, когда их вынудили подняться в небо и оставаться там до самого конца.
– Теперь многие Холмы пусты, но есть такие, что ещё хранят силу дреордов. В Склавении их несколько. На реке Вожне, близ Мукорма и Медведь-горы, есть и ещё.
Но теперь осталась только Медведь-гора. Остальные пусты.
Многие, приходившие издалека, желали воспользоваться силой Холмов, но никому этого не удавалось. Дреорды оставили каждому Холму сторожу, которую может одолеть лишь народ столь же могущественный, как и они. Она убивает всё и вся, приближающееся к ней, и уходит только вместе с силой Холма.
Прошла вечность.
Солнце стало более далёким, из теней прошлого возродились нынешние народы, пережив падение второй Луны, наводнения и льды, порабощение далёкими чужаками. Всё стало так, как ныне.
И вот теперь сила Холмов опять понадобилась.
Отголосок большой войны опять докатился до Солнца. Троры, как я их называю, уничтожают своих же соплеменников.
Последняя надежда гибнущих – сила Звенящих холмов. Побеждённые не могут воспользоваться своим оружием, чтобы захватить силу Холмов, они пробовали, им не совладать со сторожей. Победители не могут уничтожить Холмы, успокоиться и уйти. Но сторожа не обращает внимания на людей, зародившихся и живущих рядом, если только они не несут в себе чужеродного.
Это и есть единственная слабость Холмов.
Сторожа относится к людям как к ветру, гоняющему облака, траве, шелестящей на склонах, воде, струящейся вокруг, паукам, плетущим свою паутину среди камней. Для неё люди, вышедшие из Земли, – это часть Земли, не более.
И те и другие дреорды пытаются использовать эту слабость и умертвить сторожу.
