Так и есть, я угадала. Ищейка эта здесь побывала, да не один раз. Разнюхал что-то и мужа моего накрутил. Но как это ему удалось тайник найти?
Когда, наконец, Павлик заснул и сами мы поужинали, съели подчистую коньковское угощение, то настало время выяснить, что же все-таки произошло, пока я скучала в Сухуми. Всеволода, впрочем, интересовало совсем другое те десять дней, когда я пребывала в бегах, те дни, что едва не разрушили маленькую нашу семью и о которых ему было известно далеко не все.
Сели мы в старые любимые кресла под самым портретом.
- Что ж ты меня предала, подруга? - спросила я мысленно, поймав загадочный взгляд красавицы, но она, по своему обычаю, промолчала. Пришлось заговорить мне.
- Можешь не верить, но это правда святая: я просто забыла про эти кольца...
- Допустим, забыла. А что ещё забыла? Пора бы мне узнать.
Еще я забыла - нет, только старалась забыть - Макса и маленькую комнатушку, в которой мы провели, не разлучаясь, не выходя, только вдвоем четыре дня и три ночи, и ещё один день и две ночи я была там одна. Поесть нам приносила нянька из дома ребенка в Майске, куда я, спасаясь от Вилли, отнесла Павлика, Макс сказал, что ребенок - "особая примета", без него меня труднее отыскать. Отнесла, уговорила оставить мальчика на несколько дней. Пачку ассигнаций, которую дал Макс, даже не пересчитывая, сунула в карман белого халата главного врача. Поклялась ей, что приду за сыном, как только смогу, меня будто бы преследует муж-алкоголик, я опасаюсь за малыша. Толстуха врачиха смотрела в сторону, не верила, однако пообещала мое заявление никуда пока не отправлять, чтобы я могла забрать сына без лишних хлопот.
Уходя, я поймала взгляд няньки, уносившей Павлика, подождала, пока она вернется. Спросила, не знает ли, кто бы сдал мне комнату на неделю... Через неделю истекает срок визы у Вилли, он уедет непременно, а я вздохну свободно... Правда, у Макса тоже виза заканчивается, но он не велел мне об этом беспокоиться...
Нет, никак не мог Коньков дознаться, где я пряталась от Вилли и кто со мной тогда был. Дальше видно будет, но первая об этом ни за что не заговорю. И я принялась подробно рассказывать о кольцах - о том, как попали они в тайник и откуда вообще взялись. Ничего нового - о моем участии в делах отца Всеволод знал и раньше, и о том, как сбежала, воспользовавшись случаем, вышла из игры. Да и с Руди мой муж познакомился - они, как ни странно, друг другу понравились... Если понадобится, Руди подтвердит мои слова...
- Как это Коньков догадался про тайник? - настала моя очередь спрашивать.
- Это не он. Я искал мамины часики и два колечка.
Я поднялась, потянула его за руку к резному шкафчику, где на верхней полке рядом с графинами, графинчиками, штофами, рюмками и бокалами отсвечивала розовым стеклянная старинная, в форме раковины пудреница. Достала её, сняла крышечку, то ли на самом деле, то ли почудилось, будто повеяло тонким призрачным ароматом. И на подставленную ладонь Всеволода вытряхнула плоские часики без стекла и два стертых колечка, одно с зеленым стеклышком...
- Они всегда там и лежали. Я думала, ты знаешь.
- Знал бы я...
Он не договорил, а мне вдруг легко стало на душе. Значит, ложная тревога, небольшой прокол, Барановский меня не выдал, а Вилли, может, и вовсе отступился, нашел себе другое занятие. Макс... А что Макс - был ли мальчик-то? Жена, с которой он разводится - или развелся уже, или помирился - где-то там, рядом с ним, в Мюнхене, а мне путь туда заказан, судьба моя Всеволод, добрый и порядочный, такого нельзя мучать и обманывать, и не надо ему ничего знать о Максе.
- Прости меня, - я опустилась на пол рядом с креслом, ткнулась головой в его колени, - Эти кольца - Руди мне их дал на черный день, я же не знала, что тебя встречу...
- Расскажи мне все ещё раз, а? - попросил Всеволод, уже мягче, без прокурорских ноток в голосе, - Расскажи про эти десять дней...
Как ребенок, который просит, чтобы ему повторили любимую сказку, Павлик так любит поканючить: расскажи да расскажи про трех медведей, сам уж наизусть знает...
- Ладно, расскажу, - пообещала я, - Только можно не сейчас: я ведь с поезда. Ванну и спать...
Он потянул меня к себе, посадил на колени, покачал, как маленькую. Раньше мы часто так сидели по вечерам. Погладил за ухом, как кошку. Согласился, сдался...
И у меня есть теперь время подготовиться к разговору, повторить свою сказку, чтобы не вызывала сомнений, правдиво и убедительно. Но обольщаться и расслабляться нельзя: завтра, послезавтра, через неделю муж захочет все же поподробней узнать, чем я занималась в течение десяти дней, с момента ухода из дому до возвращения. Не обнаружь он тайник, так бы все и обошлось. Ведь в прошлом году, когда мы все втроем возвращались в Москву из Майска, мне и выдумывать ничего не пришлось, объясняя свое бегство, просто умолчала кое о чем. Врать, кстати, было опасно: Всеволод многое и сам знал, к тому времени - побывал у дедушки Хельмута, разговаривал с Пакой, маму видел в больнице. Пожалел меня тогда, не терзал вопросами. Как ни велико было его потрясение, простил обман великодушно, а потом даже наладил отношения с моей семьей, я имею в виду Руди. Тот приходил к нам - не тайком уже, обедал иногда по субботам, после обеда садились с мужем за шахматы. Остальные члены семьи нас не беспокоили: Барановский в тюрьме, мы даже не знали, состоялся ли суд. Мама в больнице, от Вилли, слава Богу, ни слуху, ни духу...
Теперь все иначе - пока мы с Павликом были в Сухуми, Всеволод оставался один. Успел за это время и кольца обнаружить, и припомнить многое, да и Коньков его подогревал - вот и ждет полного чистосердечного признания, без уверток и умолчаний, и не отвертеться, держи теперь, Гретхен, за все ответ... Так я себе твердила, сама себя пугала, а в глубине души знала: выкручусь, я же избранница.
Ну вот они, десять дней, едва не сокрушивших нашу семью.
Первый - это когда Руди явился с недоброй вестью: Барановскому известно, что ты, Грета, жива-здорова и находишься в Москве... Вот так раз! Он же потерял мой след, когда я ушла из квартиры на Патриарших, один только Руди знал, где я.
- Пака написала твоей матери, что соседка Гертруда встретила тебя в ГУМе, помнишь? От Гизелы узнал и Барановский, и как-то ухитрился сообщить своему партнеру Вилли...
Вот это сюрприз! До сих пор сердце барабанную дробь выбивает, как вспомню толстую Гертруду: схватила за рукав, тараторит громко по-немецки... А Всеволод в двух шагах. Я вырвалась, побежала, она вслед мне: "Гретхен!" На весь ГУМ.
А как хорошо все было, надежно. Руди бы меня ни за что не выдал. Он на своем стоял: приехала племянница, он её встретил, как положено, отвез к себе домой, а вечером вернулся - одна только сумка с вещами. Исчезла, и записки нет. Никаких сведений в моргах, больницах и прочих местах, где принято искать пропавших... Бедная мама, каково ей пришлось. Вот тогда она и попала в больницу. То Барановский её терзал, заставлял делать то, чему противилась её душа. Потом следственный изолятор - представить себе не могу маму среди воровок и мошенниц... И я ещё пропала...
Я думала про себя: Барановскому искать меня несподручно, пока он под следствием. А если и пытался - то разыскивал бы свою дочь Маргариту Барановскую, таковая же нигде не пребывала и паспорт её хранился у Руди, а тот не предаст.
Когда Вилли в очередной раз приехал в Москву, не зная об аресте моих родителей, неприятные новости преподнес ему старший брат. Попались, мол, они с поличным, "клиент" предупредил милицию. Племянница на свободе - Бог отвел, не взял её в тот раз Барановский с собой. Не дождавшись в назначенное время родителей, не стала и милиции дожидаться, умная головка. Подхватилась - и на Московский вокзал, в Москве не задержалась, в Майск не поехала - побоялась, что уже её ищут. К деду кинулась - только оттуда позвонила ему, Руди, он посоветовал ей вернуться в Москву, вместе бы что-нибудь придумали, но она приехала, вещи для продажи привезла - и скрылась неведомо куда...
- Заметалась, - предположил Вилли, - Объявится со временем. Девчонка, нервы сдали...
Руди уверен был: братец-авантюрист рисковать не станет, поспешит ноги унести. Руди того и надо: от "промысла" - он был как бы связным - и ему перепадало, только деньги мало что меняли в его безалаберной жизни, а ходить по краю он больше не хотел. С самого начала отказался участвовать в тщательно спланированных операциях Барановского, согласился только на подхвате побыть...
Однако младший брат его ожидания обманул. Руди изобразил, как тот ходил сосредоточенно по комнате - пять шагов туда, пять обратно, как волк в клетке, - и, наконец, ознакомил молча наблюдавшего за ним Руди с результатами своих наблюдений. Бояться нечего - Барановский свой основной канал сбыта не сдаст. Коллекционеров каких-нибудь назовет - пару имен, пару адресов. А продажа ценностей иностранцам - со-овсем другая статья, уж ему-то известно. Это первое. Второе - дело можно продолжать и без Барановского. У него, Вилли, имеются кое-какие документы и копии их Барановский предусмотрительно передал ему часть архива...
