— Проклятье, — сказал Ферди.
— Ты должен был знать, что может случиться, Ферди, — сказал я. — Тебе это, конечно, нравилось, но ты должен был осознать, что из этого выйдет.
— Еще есть время, — сказал Ферди.
Но времени уже не было. Ферди нужно было первым делом сделать обычный в этой ситуации ход: сначала уничтожить подлодку радиоэлектронной разведки. Эти лодки, которые используются нашими постами обнаружения, имеют решающее значение в любой игре. Ферди знал лучше любого со стороны «синих», что могут эти подлодки и почему от их действий так зависит использование американских ракет. Теперь таких подлодок было две, и они корректировали другие подлодки в наведении ракет на Москву, Ленинград и Мурманск, в то время как подводные лодки с более современными ракетами и разделяемыми РГЧ нацеливались уничтожить шахтные пусковые установки — как возмездие за наши западные города.
— Ты что, собираешься доиграться до Страшного Суда? — спросил я. Но если Ферди и задумал пойти на максимум разрушений без выигрыша в войне, он наверняка не стал бы информировать меня об этом.
— Да пошел ты… — буркнул Ферди. Если бы он мог знать, на каких подлодках есть ракеты с разделяющими РГЧ, то у него бы еще были шансы на победу. Подлодки с ракетами «Поларис», стартующими из глубины океана через ледовое покрытие, не могут достаточно точно поразить цель меньшую, чем город. Поэтому именно ракеты с разделяющимися головными частями представляли реальную угрозу для Ферди.
— Время запуска ракет прошло, Ферди. Ты можешь пыхтеть здесь хоть целую неделю, но чтобы выиграть, тебе необходима только жуткая удача.
— Я тебе сказал, пошел ты к… — бросил Ферди.
— Ладно, не горячись, — сказал я. — Это всего лишь игра.
— Этот Шлегель старается изо всех сил, чтобы насолить мне, — сказал Ферди и поднялся на ноги.
Его огромная фигура могла с трудом протискиваться между пультом и панелями.
— Это же только игра, Ферди, — повторил я. Он неохотно и слабо улыбнулся, как будто признавая извечный закон подлости, знакомый ему еще по Центру стратегических исследований. Если там и удосужатся дать нам медаль или погоны, то они как раз успеют на твою похоронную подушечку на надгробье.
Я наблюдал, как Ферди водил пальцами по карте Арктики.
— В следующем месяце у нас запланирован новый поход.
— Я тоже слышал, — ответил я.
— Со Шлегелем, — усмехнулся Ферди.
— Он никогда не был в Арктике. Поэтому он хочет все узнать.
— Мы будем в море не меньше месяца.
— Я думал, что ты любишь долгие походы.
— Только не с этим ублюдком Шлегелем. Нет уж.
— А что такое?
— Я ждал целую неделю, когда мне обновят пропуск в библиотеку.
— В прошлом году я ждал целый месяц. В этом виновата старая английская бюрократия. Это вовсе не Шлегель.
— Ты вечно его защищаешь.
— Ферди, ты иногда бываешь немного нудным.
Он сокрушенно покачал головой.
— Задержись на минутку, — сказал Ферди. Он был странным одиноким человеком, который привык чувствовать себя в своей тарелке только в узком кругу людей, кому были понятны его странные цитаты из латыни и из стихов полузабытых поэтов Китса и Шелли, и кто разделял его вкус к старым шуткам и кухне студенческих времен. Я не был одним из них, но я хотел бы войти в их круг.
— Задержись на пять минут.
Картинка на дисплее компьютера быстро сменилась, как только Ферди притронулся к клавиатуре.
Мы отработали пять усовершенствованных сценариев военных игр: русские противолодочные силы (Северный флот) имели 24 часа «военной опасности» для нейтрализации англо-американских подводных лодок на арктической базе. В этом случае сценарий начинался в сотне миль севернее Шпицбергена с действий подводной лодки, имеющей на борту ракеты с разделяющимися РГЧ. Если бы «синие» (или одна из их ракетных подлодок) находились ближе к Мурманску, то Ферди не смог бы атаковать их без риска, что взрывная волна не уничтожит и его собственный город. В этом и заключалась основная тактика 24-часовой военной игры: суметь разместить подводные лодки «синих» ближе к русским городам. Тогда Ферди, играя, по словам Шлегеля, в «шашки для сумасшедших», никогда бы не смог отыграться.
— Они, наверное, думают, что игра уже сделана? — спросил Ферди.
Я ничего не ответил.
— Ну что ж, посмотрим, — сказал Ферди.
Дважды мигнул телефон. Я поднял трубку.
— Шлегель у телефона. Ты не мог бы принести данные по Средиземноморскому флоту?
— Они еще не готовы. Мне сказали, что эти данные будут подобраны вместе с другими в библиотеке. Так что они могут быть сейчас в библиотеке. Я их принесу.
— Тебе не нужно таскать книжки из отдела обработки информации. У нас есть для этого посыльный.
— Прогулка пойдет мне только на пользу.
— Как хочешь.
— Мне нужно идти, — сказал я Ферди. — Мы поболтаем попозже.
— Если тебе твой шеф разрешит.
— Это точно, Ферди, — ответил я с плохо скрываемым раздражением, — если мой шеф разрешит.
Здание отдела обработки информации находилось в 300 ярдах от нас. До дневного оперативного скачка во времени вряд ли можно было ожидать важных тактических перемещений. Я оделся потеплее и вышел на свежий зимний воздух Гампстеда. Воздух был прекрасен. После сидения в Центре любой воздух был прекрасен. Я даже удивился тому, сколько времени я мог без передышки работать над программой, по которой военные корабли прихлопывали, как мух, а выигрыш измерялся в «ликвидированных» городах.
Глава 13
«Мнение, выраженное любым из членов команды посредников, контролирующих проведение военной игры, считается секретным, независимо от того, касается ли это мнение самой игры».
Из приказа-инструкции по строевой части. Центр стратегических исследований. Лондон.
Отдел обработки информации выглядел, как переоборудованное административное здание, но стоило только пройти вовнутрь его через центральный вход, как сразу бросались в глаза многие различия. Около входа в стеклянной будке стояли двое полицейских в униформе министерства обороны, в стене с большими часами были вделаны ячейки со множеством карточек-пропусков, которые всю свою смену эти полицейские скрупулезно рассматривали и компостировали, прежде чем засунуть их в соответствующую ячейку.
Полицейский около двери взял в руки мою карточку-пропуск.
— Армстронг, Патрик, — объявил он другому полицейскому и повторил мою фамилию медленно по буквам. Другой полицейский шарил глазами по карточкам в ячейках.
— Вы только что выходили? — спросил первый полицейский.
— Я? — спросил я.
— Да. Вы.
— Я? Выходил?
— Да.
— Нет, конечно. Я только что пришел.
— Наверное, опять старая смена все карточки перепутала. Присядьте, пожалуйста, на минутку.
— Я не хочу сидеть здесь ни минуты, — терпеливо ответил я. — Я не собираюсь сидеть здесь ни секунды. Я должен идти.
— Вашей карточки нет в ячейке, — ответил он.
— Это уже ваша проблема — разбираться с этими карточками, — сказал я. — Мне еще не хватало разбираться с ними.
— Он и так старается найти вашу карточку как можно быстрее, — сказал полицейский у входа. Другой продолжал шарить глазами по карточкам в ячейках. При этом он произносил «К, Л, М, Н, О, П, Р, С, Т» подряд, пытаясь сконцентрироваться на нужной алфавитной ячейке.
— Мне нужно только подняться в библиотеку, — сказал я.
— Ага, — сказал полицейский у входа и недоверчиво ухмыльнулся, как будто именно эту фразу он слышал от множества иностранных шпионов.
— Все равно вам нужно в это здание. Библиотека находится на третьем этаже.
— Тогда вы пойдете со мной, — ответил я.
Он покачал головой, как бы сочувствуя моим проблемам. Потом пригладил ладонью свои седые усы и полез в карман униформы за футляром с очками. Он надел очки и снова уставился на мою карточку-пропуск. Когда этих карточек не было, не было и всяких проволочек. Теперь я стал жертвой закона Паркинсона о мерах по безопасности. Полицейский записал кодовый номер моего учреждения и стал искать его в папке-скоросшивателе со списками абонентов. Оттуда он выписал номер телефона и вернулся в стеклянную будку позвонить. Набирая номер, он покосился на меня, потом плотно захлопнул стеклянную дверь, чтобы я не мог подслушать разговор.
По его губам я понял, что он сказал:
— Эта карточка уже была использована сегодня утром, на ней проставлено время входа посетителя, а времени убытия нет… Этот посетитель… В нем вообще-то нет ничего подозрительного… около сорока лет, в очках, гладко выбрит, темные волосы, ростом около шести футов…
Он запнулся, как только я услышал раздраженный голос Шлегеля даже через закрытую стеклянную дверь. Полицейский открыл дверь.
