— Слоны не чихают. Слониха всего лишь сдувает с себя ваш запах.
— Gesù, — пробормотал я. — Неужели мой запах раздражает ее?
— Дело в том, что вы незнакомец, и животное еще не привыкло к вам. Когда слониха вас узнает, она свыкнется с вашим запахом и станет вести себя спокойней.
— Рад это слышать.
Но в целом поездка в хауде была интересной, и махават рассказывал мне множество полезных вещей. В джунглях Тямпы, сказал он, откуда и происходят слоны, встречаются также белые особи.
— Не в буквальном смысле белые, разумеется, как белоснежные лошади или кречеты великого хана. Но светлей, чем обычные серые слоны. Из-за того, что они редки, как альбиносы среди людей, их считают священными и частенько используют, чтобы отомстить врагу.
— Священные, — повторил я, — но служат инструментом мщения? Я не понимаю.
Махават объяснил. Если охотникам случается поймать белого слона, его всегда дарят местному царю, потому что один только царь может позволить себе содержать его. Ведь священное животное нельзя заставлять работать, его приходится баловать, содержать в прекрасном стойле, выделять для него слуг и кормить деликатесами. Сам же слон делает только одно — шествует в религиозной процессии, но для столь торжественных случаев его надо украсить золототкаными покрывалами, драгоценными цепочками и погремушками и тому подобным. Это обременительно даже для царя. Однако у него есть выход, сказал махават; предположим, что царь недоволен кем-то из своих подданных, опасается соперничества с его стороны, или тот или иной человек просто ему не нравится…
— В прежние времена, — пояснил он, — царь послал бы ему отравленных сладостей, так чтобы получатель умер после того, как съест их, или зараженную дурной болезнью красивую рабыню. Но эти уловки сейчас уже хорошо известны. Поэтому в наше время царь просто посылает знатному вельможе белого слона. Тот не может отказаться от священного дара. От слона ему нет никакого проку. Но бедняге приходится нести невероятные расходы, чтобы содержать слона должным образом, так что вскоре он разоряется и лишается всего. Большинство людей, получивших в подарок белого слона, сразу кончают жизнь самоубийством.
Я, признаться, не поверил, обвинив махавата в том, что он все придумал. И тут он сообщил нечто, совсем уж невероятное, — что он якобы может вычислить точный рост любого слона, даже не видя того. Однако, когда к вечеру мы слезли с наших слонов, погонщик продемонстрировал свои способности. В общем-то, это оказалось несложно, так что в конце концов я поверил и в его историю о белых слонах. Так вот, высоту слона действительно можно вычислить по отпечатку его передней ноги, достаточно измерить ее окружность. Каждый знает, что у женщины с правильными пропорциями тела объем талии ровно в два раза больше окружности шеи, а та, в свою очередь, в два раза больше окружности запястья. Точно так же высота слона от ступни до лопаток в два раза больше окружности его передней ноги.
Когда мы услышали, что загонщики кричат где-то впереди нас, я натянул тетиву лука и прицелился. И когда что-то черное и щетинистое начало ломиться сквозь чащу, зарычало на нас, защелкало своими желтыми клыками, словно собиралось бросить вызов моему слону, вернее слонихе, ибо мы ехали на самке, я выпустил стрелу. И ранил кабана. Я услышал «чпок» и увидел облако пыли, поднявшееся от его шкуры, покрытой жесткой щетиной. Я думаю, что зверь упал бы замертво в то же мгновение, если бы я выбрал одну из тяжелых стрел с широким наконечником. Но я решил, что с большого расстояния лучше стрелять стрелой с длинным оперением и узким наконечником. Поэтому раненый кабан лишь развернулся и побежал прочь.
Не дожидаясь команды, наша слониха ринулась вслед за кабаном, преследуя его, несмотря на все увертки и курбеты, как опытная гончая, а мы с махаватом подпрыгивали в раскачивающейся хауде. У меня не было никакой возможности прицелиться, сделать выстрел и ожидать, что стрела попадет в цель. Однако раненый кабан вскоре понял, что бежит на загонщиков. Он неуклюже затормозил, остановился на высохнем дне реки, повернулся и, уразумев, что находится в безвыходном положении, пригнул свою вытянутую голову; его красные глаза злобно сверкнули над четырьмя загнутыми клыками. Наша слониха тоже затормозила; и наверняка то, что произошло затем, со стороны выглядело очень забавно: мы с махаватом вылетели из хауды и растянулись на самом верху огромной слоновьей головы. Мы бы свалились на землю, если бы не цеплялись друг за друга, за огромные уши животного, за веревки, которые удерживали хауду, и вообще за все, до чего только могли дотянуться.
После этого слониха снова закинула назад свой хобот, и я уже было испугался, решив, что она снова надумала чихнуть, но оказалось, что это не так. Она обвила хобот вокруг моей талии и, словно я был не тяжелее сухого листа, сняла меня со своей головы, перевернула в воздухе и поставила на ноги — прямо возле разъяренного, роющего землю и рычащего кабана. Уж не знаю, сделала ли она так потому, что я ей не понравился, или же она была выдрессирована так — давать охотнику возможность сделать второй выстрел в намеченную жертву. Однако если слониха считала, что оказывает мне услугу, она ошибалась, потому что поставила меня на землю безоружного — мои лук и стрелы так и остались лежать в хауде. Я хотел было повернуться, чтобы взглянуть, сияют ли ее маленькие глазки от озорства, или же они мрачны от беспокойства — глаза у слоних не менее выразительные, чем у женщин, — но я не рискнул поворачиваться спиной к раненому кабану.
С того места, где я стоял, он выглядел крупнее домашних свиней и намного более свирепым. Он стоял, пригнув свою черную морду к земле, подняв четыре загнутых в разные стороны клыка, над которыми горели ярким огнем красные глаза; лохматые уши подергивались; зверь весь напрягся перед прыжком. Я схватился за свой поясной кинжал, выхватил его, выставил перед собой и бросился вперед на кабана — одновременно с ним самим. Промедли я хоть мгновение, я бы опоздал. Я упал прямо на вытянутую морду и вздыбленную спину кабана; зверь не успел воткнуть клыки мне в пах, потому что тут же умер. Мой кинжал рассек его шкуру и глубоко вошел в плоть, я сжал рукоять в момент удара, таким образом задействовав все три лезвия одновременно. В последнем отчаянном рывке кабан протащил меня на какое-то расстояние, а затем его ноги подогнулись, и зверь рухнул вместе со мной.
Я быстро вскочил, испугавшись, что животное еще бьется в конвульсиях. Когда я убедился, что кабан лежит неподвижно и истекает кровью, то вытащил свой кинжал, затем стрелу и вытер их о шерсть, похожую на иглы. Закрыв свой верный кинжал с выскакивающими лезвиями и убрав его обратно в ножны, я мысленно возблагодарил судьбу за то, что все закончилось благополучно. Затем я повернулся и посмотрел (уже не с такой благодарностью) на слониху и махавата. Махават сидел на ней, благоговейно вытаращив глаза и всем своим видом выражая восхищение. Слониха стояла, осторожно переминаясь с ноги на ногу, взирая на меня с самодовольным женским спокойствием, словно говоря: «Ну что же, ты все сделал, как я и ожидала». Не сомневаюсь, что именно эти слова сказала принцесса святому Георгию после того, как он освободил ее от дракона.
