от плохих известий.
– Боюсь, что короля отравили. И подозреваю, что это мог сделать один монах. Когда я уходил, король был уже совсем плох, вот я и пошел вас искать, чтобы предупредить.
Бастард и впрямь не падает в обморок и даже не приходит в ужас. Он собран и деловит, задает правильные вопросы:
– Что король пил? Кто пробовал питье?
– Так я же говорю: один монах. Попробовал напиток и сам тут же сдох от яда. Но король пока в сознании, так что есть надежда.
Постойте, господа, я чего-то не догоняю. Во-первых, король плохо себя почувствовал еще на поле боя, его даже уносили оттуда на носилках – настолько он был слаб. Откуда монахи взялись на полях сражений? Им место в монастыре, куда король, собственно, и отправился и где пребывает на момент действия. Во-вторых, монах попробовал напиток и тут же умер. Зачем же питье дали королю? Ведь для того и существуют «пробовальщики» при высоких особах, чтобы не допустить отравления. Раз монах мгновенно умер, значит, в питье содержится сильный яд, очевидно же. Так почему король тоже это пил?
– Кого ты оставил с королем? – спрашивает Бастард.
– С лордами, которые вернулись от Людовика к Иоанну. И с ними Генрих, наследник престола, он уговорил Иоанна всех их простить. Они сейчас с королем.
– Веди меня к королю, – командует Бастард. – Надеюсь, застану его еще живым.
Уходят.
Сцена 7
Сад в Суинстедском аббатстве
Входят принц Генрих, Солсбери и Бигот.
А вот и принц Генрих появился, старший сынок Иоанна, наследник престола. Ну, в данном случае все как обычно. Реальный Генрих, будущий король Генрих Третий, родился в 1207 году, то есть существенно позже смерти или безвестного исчезновения принца Артура, а умирал Иоанн Безземельный вообще в 2016 году. К этому времени принцу Генриху только-только девять годочков исполнилось. Посмотрим, как, по задумке Шекспира, вел себя девятилетний мальчик у одра умирающего отца.
– Поздно, яд проник в кровь, сознание мутится, – авторитетно заявляет Генрих.
Входит Пембрук.
– Государь просит вынести его в сад, он уверен, что на свежем воздухе ему станет легче, – сообщает он.
Генрих велит перенести отца в сад.
Бигот уходит.
То есть выносить короля в сад будет, видимо, он. Ни Солсбери, ни Пембрук, ни родной сын помогать ему не собираются. Эх, дворяне!
– Он мечется? – спрашивает Генрих у Пембрука.
– Вроде стал поспокойнее, чем был при вас. Сейчас даже напевает тихонько.
– Болезнь – коварная штука, – рассудительно замечает юный принц Генрих. – Сначала она терзает тело, а потом переключается на мозг и душу, и физически человек может чувствовать себя лучше.
Тут в разговор вступает, наконец, Солсбери.
– Мужайтесь, принц. Вы получаете в наследство страну не в лучшем состоянии, и вам предстоит разгребать этот хаос и приводить все в порядок.
Бигот и придворные возвращаются, неся в кресле короля Иоанна.
Иоанн слабым голосом жалуется на жар и лихорадку и радуется, что находится не в закрытом помещении, а в саду.
– Что с вами, государь? – спрашивает Генрих.
Отличный вопрос! А он сам не знает, что с папенькой? Он же только что рассуждал о состоянии его здоровья, о том, что яд уже проник в кровь, но отец еще в сознании, и вообще совсем недавно принц, если верить Пембруку, сам был возле умирающего. Здесь мы снова имеем дело с особенностями поэтического перевода, который требует определенного ритма и количества слогов в строке и потому не всегда точно передает оригинал. На самом деле юный принц спрашивает: «Как вы себя чувствуете, ваше величество?» В такой редакции реплика звучит совершенно закономерно и недоумения не вызывает.
Иоанн бредит:
– Я отравлен… мне худо… я умираю… всеми покинут… Никто из вас не может позвать зиму, чтобы она остудила мой жар; никто не может заставить реки залить водой мои пылающие внутренности.
Немногого прошу: одной прохлады,
Но вы так жестки, так неблагодарны,
И мне ее от вас не получить.
– Ах, если бы я мог исцелить болезнь слезами! – горестно восклицает Генрих.
– Они соленые, будут жечь меня, – вполне здраво замечает Иоанн. – У меня внутри настоящий ад.
Входит Бастард.
– Ваше величество, я так бежал, что аж вспотел весь! Едва дышу.
Король Иоанн при смерти. Художник Henry Courtney Selous, гравер R. S. Marriott, 1860-е.
– Хорошо, что ты успел застать меня в живых, а я уж боялся, что не дождусь тебя. Хорошо, что тоненькая нить моей жизни выдержала, но она вот-вот порвется. Выслушаю тебя – и можно умирать.
Бастард начинает излагать ситуацию на позициях: дофин готовится к сражению, исход битвы предсказать трудно, все необходимое сделано, но приливом, к сожалению, были смыты лучшие отряды английского войска.
Король умирает.
Судя по следующим словам Солсбери, Бастард не замечает, что Иоанн уже не может его слышать, и продолжает докладывать.
– Вы с покойником разговариваете. Надо же, какое горе! Еще секунду назад он был королем – и чем стал теперь!
– Вот и меня ждет такая же жизнь и такой же конец, – сокрушается мальчик Генрих. – На кого надеяться, на кого опереться? Король ты или не король – все равно умрешь, конец для всех один.
Где в мире мощь, надежда и опора?
Сейчас властитель – прахом станешь скоро.
Бастард тоже скорбит, но по-своему:
– Ты от нас ушел, но я продолжу святое дело и отомщу французам! А когда умру, моя душа на небесах будет служить тебе так же, как служила на земле. Мы должны бороться с разрухой и позором в нашей стране, мы должны противостоять дофину, он совсем рядом, не время разнюниваться и лить слезы.
– Погодите, – останавливает его Солсбери, – вы, видимо не в курсе: сюда, в аббатство, приехал кардинал Пандольф, он привез от дофина мирный договор. Условия прописаны хорошие, мы вполне можем их принять и немедленно прекратить войну.
– Ага, как же! Дофин бы сам первым прекратил войну, если бы увидел, какое мощное войско мы можем собрать, – упирается Бастард, которому любые мирные переговоры – как кость в горле. Победа может быть только нокаутом, а не по очкам.
– Да он уже практически сложил оружие, – увещевает Солсбери. – Обозы французов двинулись по направлению к морю, а кардинал приехал от дофина, чтобы договориться о мире. Если вы согласны, то сегодня же мы с вами и лорды встретимся с
