взмолился Станислав, – давай что попонятнее, насчет руки в министерстве.
– А, так и очень просто: теперь начальник отдела поддержки народного искусства Минкульта, не проверив ни состав, ни качество якобы реализованной программы, подсовывает директору своего департамента…
– Подмазанному, – подсказал Крячко.
– Это утверждать я не берусь, – корректно отозвался капитан, – в любом случае подаются вот эти документики и отчеты на подпись. Тот подмахивает и все дружненько отправляет уже на оплату, в финансовый департамент. Все, пожалте в кассу.
– И все-таки, если без лапы, получится или нет? – подал голос Гуров.
Саша, подумав, проговорил:
– С одной стороны, растет риск запалиться. С другой – куда важнее реноме получающего, честное имя. Если про некий проект пишут в газетах, трубят в интернете, показывают презентации по телику… тем более если самого тебя, сошку из министерства, отправляют – ах, какая прелесть! – красные ленточки разрезать… Трудновато допустить мысль о том, что надо бы присмотреться к документам, что многовато получено при таком-то мизерном выхлопе.
– Ну а контрольно-ревизионное управление?
– Психологически сложно заподозрить известного человека, к тому же деятеля искусства, с громким именем, да в банальном мошенничестве. Проверки такого рода персон… сложные они! И чаще всего все заканчивается пшиком именно потому, что сами контролеры просто так, из уважения, за контрамарочку, автограф или еще что кой-чего кое-где подмажут, подскажут – и лишь пальчиком погрозят. Обычное дело.
– За жабры бы таких любителей искусства да в подсачек. Ну, скажем, за халатность. Лучше – за мошенничество группой лиц, – деловито предложил Станислав. – Как считаете?
Энтузиазм его тотчас погас, по выражению лица капитана Анищенко было видно, что идея ему импонирует, но увы:
– И снова сложно, Станислав Васильевич. Попытаться можно, но вы ж понимаете, какое начнется нытье. Как же, лично присутствовали на торжественном открытии! Перерезали ленточки! Столько хорошего писали в газетках! Такое паблисити, такой успех! А что до финансовой отчетности, то я, простите, неграмотная, и это Департамент финансов проверять должен был, а я им бумажки эти скучные относила, как положено, по графику.
– Это сейчас напридумано или реально там такое? – уточнил Крячко.
– Реально напридумано, – плоско пошутил Анищенко, потирая ручки, – цитата. Не впервой такое выслушивать.
– Что, вечно одно и то же?
– Ну коли работает, чего менять традицию?
Саша замолчал с видом человека, готового в любой момент заговорить. Очевидно, ожидал наводящих вопросов, заинтересованных комментариев, поводов для дискуссии.
Однако ничего этого многоопытные полковники предложить не могли. Крячко, в очередной раз услышав главное – все бесполезно и все равно отмажутся, – азарт утратил. Гуров же пытался уложить в голове масштаб коварства Сида. Это, должно быть, был гений маскировки, талантливейший имперсонатор и подлиза. Тогда легко представить, как гипотетический начальник отдела поддержки народного искусства Минкульта – наверняка огромная томная бабища под центнер – тает от одного появления такого повелителя умов, брутального типа, смиренно ожидающего ее вердикта. И совершенно бескорыстно подмахивает бумажки.
Не дождавшись ни грана реакции, капитан Анищенко смирился:
– Вижу я, господа полковники, вы окончательно спеклись. Резюме: лично я так, навскидочку, насчитал отсутствие итоговых отчетов по госконтрактам на три десятка мероприятий за два года, а это около пяти миллионов неподтвержденных рублей.
– И все документы, оформляющие это безобразие, подписаны Ситдиковым, – уточнил Гуров.
– Он, как руководитель, отвечает за корректность учета, вы же понимаете.
– Погоди, Саша, ну ту же обналичку доказать надо, – подал голос Крячко. – Или я что-то недопонимаю?
– Не то что недопонимаете, Станислав Васильевич, просто не в курсе. Сейчас нет особой нужды таскаться с чемоданами нала, нанимать кооператоров на отмывку. Достаточно просто пользоваться корпоративной карточкой, ну или чековой книжкой, кому что удобнее.
– И все эти карточки-книжки натурально тоже на имя Ситдикова.
– Конечно.
– И, коль скоро он скончался, вопрос об ответственности закрыт.
– Для полноты картины напомню о субсидиарке, – заметил капитан Анищенко, – и этот грех даже со смертью не прощается.
– Что ты имеешь в виду? – перепросил Гуров.
– Ну как же… простите, Лев Иванович, вечно я забываю, что в ваше время такого не было.
И что за человек? Никогда не поймешь, издевается или искренне. Сашины очи сверкали так чистосердечно, так доброжелательно. По-лекторски откашлявшись, он принялся излагать:
– Ситдиков, как единственный и непосредственный руководитель, нес полную ответственность за правильность и законность операций. Если будет поставлен вопрос о возмещении ущерба бюджету хотя бы по той сумме, которую я насчитал, то неминуемо встанет вопрос о банкротстве. Лицо, виновное в нем, полагаю, очевидно…
– Единственный руководитель, то есть Ситдиков, – по-ученически подняв руку, вставил Крячко.
– Абсолютно верно, – одобрил Анищенко, – стало быть, с него и спрос.
– Умер он, – деликатно напомнил Лев Иванович.
– Тогда с наследников, – не смутился капитан, – кто наследует, тот и платить будет, это же всегда было так? У него есть наследники?
– Есть, – подтвердил Гуров, думая о том, какой неприятный сюрпризец ожидает брата Лешу.
– Но тут тоже надо учитывать, что человек известный и многими любимый, – напомнил Саша, – с незапятнанной репутацией. Народ не будет разбираться со всеми этими хитросплетениями, а услышит лишь то, что стервятники, не успел человек умереть, растаскивают его наследие. В общем, я бы на месте кредиторов не стал мараться с субсидиаркой. Недоказуемо, грязно и затратно.
– И это исключительно из-за того, что речь идет об известном человеке?
– Да, – просто ответил капитан, – уж вы-то должны быть в курсе, что доброе имя всегда ценилось больше злата и серебра. Или же, как вариант, наследник просто отказывается от всего – и таким образом также будет снят вопрос об оплате долгов покойника.
«Это тоже, знаете ли, невыгодно, – думал Гуров, – дача наверняка есть и квартира… отец-то где-то жил? И, конечно, авторские права на половину популярнейших композиций – это, знаете ли, в денежном эквиваленте немало, и весьма. Какие джунгли с крокодилами».
В памяти всплыла перекошенная физия несчастного Яши, его горькое: «Не туда Мишка полез». А ведь прав мудрый алкоголик, не туда полез его старый товарищ… Или все-таки не он?
Анищенко откланялся, Станислав, глянув на часы, переполошился: через час суд, а дотуда галопировать три квартала по снегу.
