Так приходит лето.
Глава V
Начало лета
О застенчивых звездных богах, искусственном громе, запряженных людьми колесницах, пылинках в лучах солнца между храмовыми опорами и нестеснительных японских поэтах
Начало лета в Японии приходится на окончание сезона дождей. Такое счастье обычно приходит в разное время — может в начале, а может и в середине июля. Смотря как и с какой скоростью решат передвигаться своенравные облачные фронты. Вот так — у всех нормальных людей в году четыре сезона, а у японцев — пять: зима, весна, сезон дождей, лето и осень.
7 июля — праздник Танабата. Его привыкли считать концом сезона дождей. Но так везет далеко не всегда. Слово «танабата» дословно переводится как «седьмая ночь». Если вы заметили, 7 июля число дня и месяца совпадают: 07.07. В Японии вообще такие фокусы любят: 01.01 — Новый год, 02.02 — праздник Сецубун (это когда зимовавших в домах чертей положено на улицу выгонять), 03.03 — День девочек, 05.05 — День мальчиков, 09.09 — День любования хризантемами… А вот 07.07 — Танабата, праздник влюбленных. Согласно старой легенде, только в этот день (точнее — в ночь) влюбленные боги-звезды Пастушка и Волопас[35] могут перейти разделяющий их Млечный Путь (который тут называют Небесная река) по Сорочьему мосту и ненадолго встретиться. А Сорочий мост — это переправа, которую сороки строят в воздухе из своих крыльев. К 7 июля в Японии наряжают бамбук и вешают на него бумажки с желаниями. И вечером все смотрят в небо — хотят увидеть, как звезды через Млечный Путь бредут. Только, как я уже говорила — сезон дождей к этому времени еще, как правило, не закончился и потому никаких звезд не видать, одни тучи.
В конце дождливого сезона японские студенты из нашего университета решают устроить совместную с иностранцами поездку. Решают ехать в Асуку, очень старую столицу Японии. Это совсем недалеко. Студенты японские все — из изучающих русский язык. Конечно, они хотят попрактиковаться. Но не очень-то у них получается. Потому что мы говорим по-японски гораздо лучше. При таких условиях, как ни старайся, а разговор быстро на японский переходит.
В Асуке расположено знаменитое наследие ЮНЕСКО: Хорюдзи — самый старый монастырь Японии и одновременно самое древнее деревянное строение планеты (VII–VIII века постройки). Тут надо дать два уточнения: первое — есть в Японии храмы, основанные и раньше, но там не сохранилось древних строений. Второе — Хорюдзи — это не одно строение, а целый комплекс построек. Большой, с удивительной темной пагодой. И чувствуешь там себя хорошо и легко. Там запах старого дерева. Столбы так от времени высохли, что, наверное, стали невесомыми. Но сильные — стоят ведь, храм держат… Как старики с жилистыми тощими руками…
В городке Асука есть еще большой музей. Крупное современное здание с довольно бессвязной экспозицией. Но, несмотря на это, с множеством удивительных сюрпризов. Во-первых, комнаты стереозвука. Садишься в нишу и смотришь на пустой потолок. Потом на потолке появляются отблески, облака или звезды. И звук: дождь, ручей, ветер с осенними листьями, зимний ветер, гроза, капли с крыши, кузнечик, зной… Звук такой, что невозможно спутать осенний ветер с зимним… Звук как реальность, звук как материя, звук как художественное средство. Я никогда и нигде не встречала ничего подобного, по креслу просто растекаешься и вылезти оттуда невозможно. Звук — как жизнь. Дальше — больше. С трудом выковыряв себя из кресла, переползаешь в кинозал. Проекция идет на все поверхности: экран, сцена, стены, пол, потолок, зрители. Сюжета нет. Движение… Пятна света, красивые видеосъемки природы или просто огромные фотографии. Движущаяся кукла старика-рассказчика. Надтреснутый старческий голос. Спокойные простые слова философа жизни. Скрещивающиеся, бегущие по залу и лицам пятна, веснушки, иероглифы цвета и света. Бездонная глубина зазеркальных отражений, наложений и перемещений граней пространства. Внутренность гигантского вращающегося калейдоскопа с тобой в роли цветного стеклышка, бесконечно складывающего никогда не повторяющийся узор…
Профессор Сакураи вызвал меня в университет Кинки «на вечеринку по случаю прибытия меня и второго аспиранта — господина Косиды из Канадзава». Это была моя вторая встреча с профессором. Сначала мы с ним долго базарили у них в «архитектурном кубле» на разные архитектурные темы. Подходы к проблеме у нас, кажется, совсем разные. Но Сакураи влюблен в деревянную архитектуру, умен и умеет абстрагироваться. Поэтому, думаю, общий язык мы найдем.
Потом мы пошли в ресторан, собственно на вечеринку. Профессор, я и пятеро пацанов-аспирантов. И еще одна девочка — Аяко. Она не аспирантка, а только старшекурсница. Но они все ее активно заманивают в аспирантуру. Женщины на архитектурном у них большая редкость. А по словам профессора, ему надоели одни мальчишки в мастерской. Все аспиранты очень стеснительные и говорить со мной даже по-японски боятся. А профессор стажировался в Испании два года и ведет себя как европеец. Кроме английского, может еще объясняться по-испански и по-французски. Он заставил всех мальчиков представляться. Так они бедные аж заикались. А когда я говорила — шарахались («Ой, мама, говорящий помидор!»). Один так представился: «Быр-быр тыр ик!» Профессор ему говорит, что когда, мол, иностранцу представляешься, надо говорить медленно и внятно и теперь надо повторить. Рожа у профессора серьезная, а глаза зеленые смеются. Откуда, скажите мне, у японца взялись зеленые глаза? Аспирант еще раз попробовал: «М-е-н-я з-о-в-у-т…» — дальше у него опять сдали нервы — «тыр ик!». «Его Нода зовут», — сказал мне профессор… Так и запомнила. А девочка вовсе не стеснительная — так всегда бывает. Поговорили с ней о старых деревянных мельницах. В Японии ветряных нет, только водяные. А в мельничных прудах обязательно живут водяные-каппа. Точно как у нас. Неспроста это, наверное. За весельем предложили мне водки после пива. Я сказала, что у нас так не пьют — быстро напьешься. Они на меня поглядели как на ненормальную — а зачем же вообще пьют, спрашивают… Темнота!
После ресторана аспиранты расползлись, а профессор потащил меня в еще какое-то заведение — очень шикарное, внутри гостиницы. Спросил, чего будем пить… А японцам ведь немного выпивки для счастья надо[36]. В общем, говорю — будем пить чай! Он не удивился и не обиделся — чай так чай, говорит. Рассказал, что, кроме меня, знает всего одного европейца — специалиста по деревянной архитектуре. Это его друг испанец Диего Лопес. В Испании тоже дерево есть, и в Норвегии. Но на Норвегию души уже не хватает… «Ты не гляди, что Фуруи (аспирант) такой тихий… Он умница и мой любимый ученик. Хотя по его виду этого и не скажешь… А с Косидой дружи — он полезный человек, у него машина есть», — профессор смеется.
