Если от Козла отпущения «не услышишь… худого слова», то и мореплаватель-одиночка «никого не задирал» (АР-10-132). Кроме того, оба персонажа обладают хорошим аппетитом: «И пощипывал он травку, и нагуливал бока» = «Аппетит какой, хоть мал, да удал» (АР-10-130); и носят бороду: «Как-то бороду завязал узлом» = «И поведал он, что пьет по глоточку, / Чтоб ни капли не пропасть в бороде».
Следует также сопоставить «Песенку про Козла отпущения» с «Концом охоты на волков»: «Не услышишь от него худого слова» = «Я рос со щенков, я был тих и угрюм, / Покладист, умен, безобиден» (АР-3-36). И в обеих песнях герой становится главным: Козел отпущения совершает в заповеднике переворот, а «безобидный щенок» становится вожаком волчьей стаи и возглавляет войну с охотниками и собаками.
Далее. У строки «Блеял песенки всё козлиные» имеется вариант: «А орал, дурак, пару песенок» (АР-14-200), — усиливающий сходство персонажа с самим автором, особенно если вспомнить «Погоню»: «Шевелю кнутом, / Бью крученые / И ору при том: / “Очи черные!..”». Причем здесь герой тоже называет себя дураком: «Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза: / Ведь погибель пришла, а бежать — не суметь!».
В первой из этих песен «скромного козлика» избивают («.. приведут и бьют — / По рогам ему и промеж ему»), а во второй — колют иглами: «Колют иглы меня, до костей достают». Налицо разные вариации мотива пыток.
И в обоих случаях герой одинаково обращается к своим врагам: «“Эй, вы, бурые, — кричит, — светло-пегие! <…> Не один из вас будет землю жрать”» = «Я ору волкам: “Побери вас прах”». В последней цитате он обращается к волкам, а в первой — и к волкам, и к другим хищникам (поэтому совпадает стихотворный размер).
Может показаться невероятным, но начало «Песенки про Козла отпущения» почти дословно совпадает и с «Песней про Джеймса Бонда» (1974): «В заповеднике (вот в каком — забыл) / Жил да был Козел — роги длинные…» = «Жил-был в своих пенатах — / Не помню, как зовут. — / В Соединенных Штатах, / В местечке Голливуд» (АР-9-54). Подобный прием используется еще в ряде произведений, где автор говорит о себе: «Из-за гор — я не знаю, где горы те. — / Он приехал на белом верблюде» /1; 550/, «И проснулся я в городе Вологде, / Но — убей меня! — не припомню, где» /1; 151/, «Ой, где был я вчера, — не найду, хоть убей!» /2; 27/.
Кроме того, Козел «с волками жил и по-волчьи взвыл», а Джеймс Бонд «волком выл от славы и тоски» (АР-9-56), — так же как и лирический герой: «Ну а я не реву — волком вою» («Мои капитаны»), «Мы вместе выли волками» («Гербарий»; АР-3-14), «Я знаком им не только по вою» («Конец охоты на волков» /5; 534/).
Сравним также описание Козла отпущения с рассказом поэта о себе в «Двух судьбах» (1977): «Жил да был Козел — роги длинные» = «Жил да был я в первой трети» (АР-1-12); «Жил на выпасе возле озерка» = «Жил безбедно и при деле» (АР-1-12); «А орал, дурак, пару песенок» (АР-14-200) = «Дурь свою воспоминаю, / дурь великую» (АР-1-12); «…и нагуливал бока» = «И хоть стал я сыт да тучен…» /5; 454/; «Симпатичная такая козья морда!» /4; 308/ = «На себя в воде любуюсь — / Очень нравится!»; «…и по-волчьи взвыл» = «Взвыл я, ворот разрывая…»; «Все подохнете без прощения!» = «Чтоб вы сдохли, выпивая, / Две судьбы мои — Кривая / да Нелегкая!».
Жил на выпасе — возле озерка, Не вторгаясь в чужие владения, Но — заметили скромного Козлика И избрали в козлы отпущения.
А в черновиках: «Тихо-мирно травку кушал и нагуливал бока. <.. > И безвинного серого козлика / Превратили в козла отпущения» (АР-14-200). Здесь используется еще один характерный для Высоцкого прием — лирический (или прозаический) герой жил тихой, спокойной жизнью, никого не трогал, как вдруг появился враг и всё испортил: «Я шел домой по тихой улице своей — / Вдруг мне навстречу нагло прет капитализм» («Песня автозавистника»), «Когда он подошел ко мне, я сидел в парке и мирно читал газету» («Рассказ об игре в шахматы»), «Я тихо лежала в уютной норе, / Читала, мечтала и ела пюре, / И вдруг — это море около…» («Песня мыши»), «Возвращаюсь я с работы, / Рашпиль ставлю у стены. / Вдруг в окно порхает кто-то / Из постели от жены» («Про плотника Иосифа»), «И вот явились к нам они, сказали “Здрась-те!”. / Мы их не ждали, а они уже пришли» («У нас вчера с позавчера…»).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Помимо того, строка «Не вторгаясь в чужие владения» находит аналогию в «Нейтральной полосе» и в «Песне завистника» (обе — 1965): «Ему и на фиг не нужна была чужая заграница», «Я в дела чужие не суюсь».
Например, Медведь — баламут и плут — Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, — Враз Козла найдут, приведут и бьют По рогам ему и промеж ему.
О мотиве избиения, связанном с травлей поэта, мы также говорили неоднократно — вспомним хотя бы «Путешествие в прошлое»: «И осталось лицо — и побои на нем». А Козел отпущения «сносил побои весело и гордо», хотя его тоже били по лицу, то есть по морде: «По рогам ему и промеж ему». Именно так убивают и «чистого» лирического героя: «Чаще выстрелы бьют раз за разом <…> Залп — и в сердце, другой — между глаз» («Охота на волков»; черновик /2; 422/, «И в нос, в глаз, в рот, в пах / Били…» («Знаю, / Когда по улицам, по улицам гуляю…»), «И за это меня застрелили без промаха в лоб» («Райские яблоки»), «Он в лоб мне влепит девять грамм свинца» («Песня певца у микрофона»), «И пулю в лоб влепить себе не дам» («Горизонт»[1670]), «Я пули в лоб не удостоюсь — не за что» («Песня конченого человека»).
Перечислим еще некоторые сходства «Путешествия» с «Козлом отпущения»: «Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей!» = «В заповеднике (вот в каком — забыл)…»; «Будто голым скакал, будто песни орал» = «А орал, дурак, пару песенок. <…> Про тропиночкам он скакал козлом» (АР-14-200); «Всех хотел застращать» = «Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу»; «А в конце уже все позабавились <.. > А какой-то танцор бил ногами в живот» = «Враз Козла найдут, приведут и бьют»; «И откуда взялось столько силы в руках?!» = «Ощутил он вдруг остроту рогов»; «И гостям, говорят, не давал продыхнуть» = «Никому не дал снисхождения» (АР-14-204); «Сказка про серого козлика, она же — сказка про белого бычка» (АР-8-10) = «Я, как раненый бык на арене, чудил» (АР-8-186). Кроме того, у лирического героя отец — генерал, а Козел «от лесного льва имеет полномочия», то есть тоже от высокого чина.
Параллельно с «Козлом отпущения» было написано стихотворение «Я скачу позади на полслова…», а чуть позже — «Баллада о короткой шее». И в этих двух произведениях разрабатывается одна и та же тема: «Кольчугу унесли — я беззащитен / Для зуботычин, дротиков и стрел. <.. > Ах, дурак я, что с князем великим / Поравняться в осанке хотел!» = «Глуп и беззащитен, как овечка». Другой же вариант последней строки — «Беззащитен, кроток, как овечка» (АР-9-29) — напоминает описание Козла отпущения: «Но заметили скромного Козлика / И избрали в Козлы отпущения». А кроткая овечка — это не только скромный козлик, но также тихая мышь из «Песни мыши» и подставные пешки из «Приговоренных к жизни» (все песни — 1973), то есть ничтожные и беззащитные существа, оказавшиеся в руках тоталитарного монстра.
Неудивительно, что и кроткая овечка в «Балладе о короткой шее», и скромный козлик в «Песенке про Козле отпущения» подвергаются насилию со стороны власти: «Под ноги пойдет ему подсечка, / И на шею ляжет пятерня» = «Враз Козла найдут, приведут и бьют». А жанр обоих произведений характеризуется как притча: «Вот какую притчу о Востоке / Рассказал мне старый аксакал» = «Я пишу про животных, там, про домашних, про диких. А вот это вот про Козла… Притча»[1671].
В таком же жанре будет написана «Притча о Правде»: «Не противился он, серенький, насилию со злом, / А сносил побои весело и гордо» = «Правда смеялась, когда в нее камни бросали» (если прибегнуть к каламбуру, то можно сказать, что Правду превратили в Козла отпущения; причем последний тоже выступал в образе Правды, угрожая своим врагам: «И всю правду разнесу по белу свету»; АР-14-202). Подобные аллегории встречаются и в ряде других произведений: «И, зубы клавиш обнажив в улыбке. / Рояль смотрел, как он его терзал» /3; 227/, «Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу <…> Только били нас в рост из железных “стрекоз”» /5; 212/, «Мне обложили шею льдом, / Спешат, рубаху рвут. / Я ухмыляюсь красным ртом, / Как на манеже шут. <.. > Травлю, но иглы вводят» /5; 85 — 86/.
