— Я счастлив узнать, сударь, что ваш уважаемый отец составил обо мне столь лестное мнение, и от всей души желаю оправдать его ожидания. Но вернемся к вам: какое место вы желали бы получить?
— Откровенно говоря, господин граф, — проговорил молодой человек, развязно похлопывая себя тросточкой по ноге, — я затрудняюсь ответить на этот вопрос.
— Что вы умеете делать?
— Не много.
— Вы учились праву?
— Нет, я ненавижу адвокатов.
— Вы изучали медицину?
— Нет, мой отец терпеть не может врачей.
— Вы, может быть, занимаетесь искусством?
— В детстве я учился играть на флажолете и рисовать пейзажи, но бросил. Отец оставит мне после себя тридцать тысяч ливров ренты, сударь.
— Вы хотя бы получили образование, как все?
— Несколько меньше, чем все, сударь.
— Вы посещали коллеж?
— Там всегда жульничают с питанием. От этого страдает мое здоровье, и отец забрал меня оттуда.
— Чем же вы занимаетесь в настоящее время?
— Я?
— Да, сударь, вы.
— Абсолютно ничем… Вот почему дорогой папочка хочет, чтобы я занялся чем-нибудь.
— Вы, стало быть, продолжаете учебу? — усмехнулся г-н Рапт.
— Ах, прелестно сказано! — воскликнул г-н Морен-младший, откинувшись назад, чтобы вволю посмеяться. — Да, я продолжаю учиться. Ну, господин граф, я повторю вашу шутку нынче же вечером в Кружке.
Господин Рапт окинул молодого человека презрительным взглядом и задумался.
— Вы любите путешествовать? — спросил он наконец.
— Страстно!
— Значит, вы уже путешествовали, сударь?
— Никогда, иначе мне бы, вероятно, уже опротивели путешествия.
— В таком случае я отправлю вас с поручением в Тибет.
— И должность мне какую-нибудь определите?
— Черт возьми! Что же за место без должности?
— Так я и думал. И что вы из меня сделаете? Ну-ка! — проговорил г-н Морен-младший с видом человека, уверенного в том, что он способен ввести в замешательство любого.
— Вы получите назначение главного инспектора по метеорологическим феноменам на Тибете. Вы знаете, что Тибет — страна феноменов?
— Нет. Я знаю только о существовании тибетских коз, из шерсти которых делают кашемир. Но я даже никогда не дал себе труда посмотреть на них в Ботаническом саду.
— Ничего! Вы увидите их в естественных условиях, что гораздо интереснее.
— Несомненно! Прежде всего, потому что так можно увидеть много больше. Однако вам придется кого-нибудь сместить ради меня?
— Не волнуйтесь, этого места пока не существует.
— Если так, сударь, — вскричал молодой человек, полагая, что его мистифицировали, — как же я смогу занять это место?
— Его создадут нарочно для вас, — ответил граф Рапт, поднимаясь и тем давая понять г-ну Морену, что аудиенция закончена.
Граф произнес последние слова так серьезно, что молодой человек успокоился.
— Будьте уверены, сударь, — сказал он, прижав руку к груди, — в моей личной признательности, а также — что гораздо важнее — в благодарности моего отца.
— Буду рад новой встрече, сударь, — кивнул граф Рапт, в то время как Бордье позвонил.
Вошел лакей. В дверях он почти столкнулся с г-ном Мореном-младшим, который выходил, восклицая:
— Какой великий человек!
— Какой идиот! — заметил граф Рапт. — И подумать только: такой человек, как я, вынужден обхаживать подобных людей!
— Кто следующий, Батист? — спросил секретарь.
— Господин Луи Рено, аптекарь.
Наши читатели, несомненно, помнят славного фармацевта из предместья Сен-Жак, столь ревностно помогавшего Сальватору и Жану Роберу, когда они пускали кровь Бартелеми Лелону (ему угрожал апоплексический удар, после того как Сальватор спустил его с лестницы в ночь с последнего дня масленицы на первый день Поста).
Именно из его двора, как, вероятно, помнят читатели, двое молодых людей услыхали нежные аккорды виолончели, которые привели их к нашему другу Жюстену (мы рано или поздно встретимся с ним в укромном месте, где он прячется вместе с Миной).
— Кто такой господин Луи Рено? — спросил граф Рапт, в то время как слуга пошел за аптекарем.
XXXIII
ВОЛЬТЕРЬЯНЕЦ
Секретарь взял досье и прочел о г-не Луи Рено:
«Господин Луи Рено, фармацевт; предместье Сен-Жак; владелец двух или трех домов, в том числе дома по улице Вано, который он избрал своим местожительством и где проживают двенадцать избирателей, чьими голосами он располагает; потомственный буржуа, бывший жирондист, ненавидит самое имя Наполеона, называя его не иначе как “господин де Буонапарте ”, и не может видеть священников, называя их собирательным именем “длиннорясые”; человек, с которым нужно держаться с осторожностью, классический вольтерьянец, подписывающийся на все либеральные издания, на Вольтера, выпускаемого Туке; держит табак в табакерке с Хартией».
— Какого черта этому-то здесь понадобилось? — спросил граф Рапт.
— Узнать не удалось, — отвечал Бордье, — однако…
— Тсс! Вот он! — шепнул граф.
Аптекарь появился в дверях.
— Входите, входите, господин Рено, — любезно пригласил будущий депутат и видя, что аптекарь смиренно остановился на пороге, сам подошел к нему, взял его за руку и почти силой заставил войти.
Притянув аптекаря к себе, граф Рапт с чувством пожал ему руку.
— Слишком много чести, сударь, — смущенно пробормотал фармацевт. — Право, много чести!
— Как это «слишком много чести»?! Такие порядочные люди, как вы, — большая редкость, господин Рено. Очень приятно при встрече пожать им руку. Разве не сказал великий поэт:
Все смертные равны: различье не в рожденьеА в добродетельном иль грешном повеленье.[54]
— Вы знаете этого великого поэта, не правда ли, господин Луи Рено?
— Да, господин граф, это бессмертный Аруэ де Вольтер. Но в том, что я знаю господина Аруэ де Вольтера и восхищаюсь им, нет ничего удивительного. Меня удивляет, откуда меня знаете вы.
— Знаю ли я вас, дорогой господин Рено! — произнес граф Рапт тем же тоном, каким Дон Жуан говорит: «Дорогой господин Диманш, знаю ли я вас! Еще бы! И давно!» — Я был очень рад, когда узнал, что вы покидаете улицу Сен-Жак, чтобы быть поближе к нам. Ведь, если не ошибаюсь, вы теперь живете на улице Вано?
— Да, сударь, — все больше изумляясь, ответил фармацевт.
— Какому обстоятельству я обязан счастьем видеть вас, дорогой господин Рено?
— Я прочел ваш циркуляр, господин граф.
