Сказано-сделано, и ему удалось встать, но только на колени. На большее сил уже не хватило. Покрутив головой, он увидел, что находится у самой кромки воды, а вокруг него — щебень, песок и замшелые валуны. Вдали — две точки, в которых он, близоруко щурясь, идентифицировал удаляющихся от него людей. Странно, что они его не убили и в то же время не оказали никакой медицинской помощи, кроме этой чертовой каки, которая подавила анафилактический шок. Он машинально ощупал пояс. Кинжал с позолоченной рукоятью был на месте. И даже кошельки с динарами не срезаны. На ногах сапоги из очень дорогой сафьяновой кожи. Поверх камзола — плащ из шерсти и хлопка, пропитанного водоотталкивающим соком из одуванчиков и какого-то еще растения, название которого он забыл. Затем, как мог, он рассмотрел свои раны. По идее, люди с огнестрельной дырой в кишках не живут. А если и живут, то совсем недолго. И это значит, что люди, которые к нему подходили, оставили его здесь умирать.
«Интересно, почему они меня не обобрали?», — подумал он, и тут же вспомнил о странном обычае племени орландов не прикасаться к телу и вещам поверженного врага, поскольку они, якобы, несут в себе его жизненные флюиды. И в этот момент он ощутил чувство стыда, вспомнив, как гвардейцы Банзай-хана догола раздевали убитых орландских амазонок, ссорились и дрались по поводу их оружия и доспехов, а самые развратные пытались совершить с ними коитус. «Откуда у спутника Урсулы автоматическое огнестрельное оружие? Неужели появился еще один пришелец, с которым она сошлась?», — в голове мелькнула и тут же погасла здравая мысль, которую сменило всепоглощающее чувство жажды. Вода была совсем рядом, но к употреблению непригодная, потому что морская. К седлу Буцефала, — и про это он не забыл, — была приторочена кожаная фляга отличного сиракузского вина, которым его снабдил добрейший Моисей-хан, который его, конечно, отлично помнил, но специально сделал вид, что не узнал. Всего несколько шагов на коленях, но как они тяжело ему дались!
«Бедный Буцефал!», — воскликнул он, увидев, во что превратился его породистый конь, на котором он, уже раненый, падал в пропасть.
Лошадь смягчила удар об острые камни с высоты 16-ти этажного дома, от которого у него, падай он один, не вцепившись в седло, осталась бы бесформенная биомасса. Фляга с вином оказалась на месте, целой и невредимой. Мешок с сухими головками детей Тезей-хана отсутствовал. И это означало, что людей, которые к нему подходили, интересовала только эта вещь, а на все остальное им было наплевать. Доброе вино приятной теплотой разливалась по жилам, утоляя жажду и умаляя муки совести, которые только что его посетили. Он даже исторгнул из себя некоторую браваду с посылом всего и вся по общеизвестному адресу, а потом незаметно заснул и увидел в своем последнем смертном видении параллельные картинки двух мерцающих слоёв: того, что случилось с ним до того и после того, как он попал в этот неправдоподобный мир. Во рту с медным привкусом таяла кровь. Ему снилось, как он возвращался из отпуска после того, как посетил богатое имение, пожалованное ему за переход на сторону наследного принца Банзай-хана. Тогда, да и много лет спустя, он не считал свое поведение трусостью или предательством. Разве переход на службу к тому, кто сильнее и успешнее порок? Так было и так велось во все времена. В тот памятный поход его совсем замучила морская болезнь. Большую часть времени плавания от Сиракуз до Айхеноя он провел в тесной каюте, страдая одновременно от рвоты и от бессонницы. Даже сиракузское вино домашнего разлива не помогало: сразу же после приема, не задерживаясь в желудке, начинало булькать возле кадыка. Что-то непонятное творилось с пищей, которую Настя приготовила ему в дорогу: козьи и овечьи сыры подозрительно позеленели, сливочное масло прогоркло, в паштетах и колбасах завелись черви, а свежеиспеченные пшеничные хлеба окрасились в цвет крови. Все это пришлось выбросить за борт и перейти на питание черствыми сухарями и копченым омулем. Были минуты, когда, впадая в забытье, он видел сон об одном и том же человеке — аборигене, которого он и его друзья (Даша, Борис и Настя) встретили на берегу таежной реки, еще не зная о том, что они уже умерли. Мысли его неслись дальше и дальше, а губы беззвучно шептали: «Героин был некачественный, или — передозировка.
Зачем я и Настя поддались уговорам Даши и Бориса? И „вторая жизнь“, которую мы получили, это — посмертный кошмар, а не спонтанное перемещение в другое измерение пространства и времени. Тот юноша-охотник, прекрасно говоривший по-русски, наверное, хотел им помочь или о чем-то предупредить, а мы подняли его на смех. Он даже фамилию свою назвал: „Павлов“. Вот бы встретиться с ним еще раз!» Все быстрее и безжалостней сгущались вечерние сумерки. Начался прилив. Когда приливная волна накрыла его с головой, он очнулся ото сна и закричал, громко и страшно, всколыхнув все находящееся вокруг вечно безмолвное царство природы. Он все еще был жив, — даже тогда, когда какая-то большая рыбина приблизила к его лицу свою усатую мордашку и пристально посмотрела ему в глаза, а потом ощупала его плавниками, которые оказались жесткими и длинными:
— Настя?!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МИЛЛЕННИУМ
ГЛАВА 11
РЫЦАРЬ ВЕЧНОГО СВЕТА
Галыгин, не спеша, брел по Смольной улице, намереваясь зайти в какое-нибудь недорогое кафе, в котором подавали бы крепкий молотый кофе. Все заведения, как назло, открывались в 11.00. и только кафе «Лермонтов» на первом этаже бизнес-центра «Муравейник» работало с десяти. Сдав верхнюю одежду в гардероб, и поправив перед зеркалом галстук и прическу, он прошел в хорошо знакомый ему уютный зал с высокими оконными проемами и присел за столик. Не прошло и минуты, как к нему подошла симпатичная официантка с восточными чертами лица, приветливо поздоровалась и представила на его обозрение сегодняшнее меню. Извиняющим тоном она отклонила его заказ, объяснив, что кофеварочная машина сломалась, а французская минеральная вода без газа закончилась еще вчера. Сдерживая раздражение, он попросил подать ему зеленый чай и яблочный штрудель. Иных посетителей, кроме него, в кафе не наблюдалось, и он уверенно вынул из кожаного футляра, пристегнутого к ремню, мобильный телефон Nokia 1101, положил перед собой и почувствовал легкий мандраж. Ему предстояло со страхом и надеждой сделать два важных звонка: первый — даме сердца Елене Сергеевне, второй — Николаю Гавриловичу Терехову — секунданту г-на Павлова. Только он указательным пальцем нажал центральную клавишу (Navi-key), как, вдруг, телефон завибрировал, а затем раздался неприятный писк, и на экране дисплея высветился номер вызывающего абонента. На связи была Наина Иннокентьевна. Галыгин нажал кнопку приема вызова и приложил телефон к уху. Его супруга недовольно-плаксивым голосом довела до его сведения, что она и Витек долетели до Санкт-Петербурга без происшествий, взяли в Пулково такси, и в настоящее время торчат в пробке на Лиговском проспекте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
