— Встань еще на колени! — говорила Айюэ. — Угощу.
Она наполнила до краев кубок и со смехом опрокинула его Боцзюэ прямо в рот.
— Негодница! — заругался Боцзюэ. — Весь халат залила. Я ж его первый раз надел. Придется с твоего возлюбленного взыскать.
После шуток все вернулись на свои места. Пришло время зажигать огни. Угощения кончились. Дайаня, Циньтуна, Хуатуна и Ин Бао угощали горячими кушаньями, вином и сладостями в покоях хозяйки.
Подали фрукты. Оттеснив сюцая Вэня, Боцзюэ хватал их со стола и отправлял в рот, а потом стал прятать в рукав.
Симэнь велел подать кости и предложил сюцаю Вэню начать игру.
— Что вы, что вы, почтеннейший сударь! — отказывался сюцай. — Вы начните.
Сели Симэнь и У Иньэр. Под пение четырех певиц было брошено двенадцать костей, и Симэнь выиграл. Все осушили по чарке. Иньэр обернулась к Вэню и Боцзюэ и выиграла у них партию. Айсян поднесла Симэню чарку вина, и они стали играть на пальцах. Потом Айюэ выиграла у Симэня, а Иньэр поднесла Ли Чжи и Хуану Четвертому по чарке.
Айюэ удалилась в спальню и вскоре появилась в новом одеянии. В узорной парчовой накидке, на которой красовались пробивающиеся сквозь дымку языки пламени, в бирюзовую крапинку бледно-желтой юбке из ханчжоуского шелка с золотою бахромой по подолу, из-под которой виднелись расшитые цветами панталоны и остроносые, похожие на клюв феникса, ярко-красные туфельки, она выглядела настоящей красавицей. В обрамлении мягкой выдры и пушистого зайца напудренное личико Айюэ казалось при свете огней еще более белым и нежным.
Только поглядите:
Облик девы беспечнойПри полночной лунеБелизной — безупречный,Словно снег по весне.Глаз сверканье подвижных,Полукружье бровей,Губы пухлые, вишниИ сочней и алей!Ты стройна и изящна,Как бамбук молодой, —Как скульптурка из яшмы,Фитилёк златой.Грудь вздымается нежно —Абрикос налитой…Ночь любви неизбежна,Обопрись на ладонь!
Айюэ сразу покорила Симэня. Захмелевший гость вдруг вспомнил Ли Пинъэр, которая, явившись во сне, наказывала ему не пристращаться к ночным пирушкам, встал из-за стола и вышел по нужде. Хозяйка тотчас же кликнула служанку и велела проводить гостя с фонарем. Айюэ тоже вышла за ним вслед и поднесла тазик с водой. Когда Симэнь вымыл руки, Айюэ взяла его за руку и повела к себе в спальню, где в полуоткрытое окно светила луна, а в серебряных подсвечниках уже ярко горели свечи. Было тепло как весной. Благоухали мускус и орхидеи. Расшитый облаками шелковый полог закрывал постель.
Симэнь снял верхний халат и, оставшись в легком белом одеянии, разместился вместе с Айюэ на кровати.
— Вы, батюшка, сегодня у нас заночуете, да? — спросила Айюэ и положила ноги ему на колени.
— Нет, домой поеду, — отвечал Симэнь. — Во-первых, здесь Иньэр — неудобно, а кроме того, я лицо официальное, чиновное, а мы инспектора ждем. Как бы не нажить неприятностей. Уж я лучше как-нибудь к тебе днем загляну, ладно? Да, от души благодарю тебя за крендельки. Правда, целый день я тогда себе покою не находил. Ведь такие готовила только покойная Шестая. А после нее никто из домашних не умеет.
— Но их сделать большого труда не составляет, — заверила его Айюэ. — Надо только составные части правильно положить. Я тогда немного приготовила. Вам они, знаю, нравятся, вот я и велела Чжэн Чуню отнести. А орехи я сама нагрызла и у платка на досуге кисти выделала. Орехи, слыхала, Попрошайка Ин чуть не все съел.
— А чего ты хочешь от бесстыжего Попрошайки! — говорил Симэнь. — Не успел я оглянуться, как он сгреб пригоршней. Мне только попробовать удалось.
— Ишь какой он ловкий! — негодовала Айюэ. — Только я и мечтала его ублажать! Да! Я вам, батюшка, очень благодарна за сливы в мундире. Видели бы вы, как они понравились нашей матушке. Она как раз простудилась и всю ночь кашляла, нам покоя не давала. Но стоило ей взять в рот эту сливу, как сразу же появилась мокрота, и она успокоилась. Так что нам с сестрицей их немного перепало. Мамаша у нас вместе с банкой забрала, и мы, разумеется, не решились у нее спросить.
— Не огорчайся! — успокоил ее Симэнь. — Я вам завтра еще банку пришлю.
— А с Гуйцзе вы на этих днях виделись? — поинтересовалась Айюэ.
— Нет, с самых похорон ее не видел.
— А в пятую седмицу она что-нибудь вам прислала?
— Да, с Ли Мином.
— У меня к вам, батюшка, дело есть, — заговорила наконец певица. — Только если вы будете держать в тайне…
— Что такое? — спросил Симэнь.
Айюэ замялась.
— Нет, не скажу, а то сестры попрекать начнут, — после раздумья вымолвила Айюэ. — Скажут, за глаза сплетни распускаю. Неудобно.
Симэнь обнял ее.
— Ну скажи, в чем дело, — просил он. — Говори уж, болтушка, никому не передам.
Когда их разговор зашел довольно далеко, в спальню нежданно-негаданно ворвался Боцзюэ.
— Ну их хороши же вы, однако! — громко заговорил он. — Нас бросили, а сами любезничают.
— Ой! — воскликнула Айюэ. — До смерти напугал, настырный Попрошайка! Куда тебя занесло?!
— Уйди отсюда, пес дурной! — заругался Симэнь. — Что ж ты оставил и Куйсюаня, и Иньэр?
Однако Боцзюэ уселся рядом с ними на постель.
— Дай руку! — обратился он к Айюэ. — Только поцелую и уйду. Тогда милуйтесь себе сколько влезет.
С этими словами он вдруг схватил Айюэ за рукав, из которого показалась белоснежная, мягкая, как лебяжий жир, рука с серебряным браслетом. Рука эта казалась изваянной из прекрасного нефрита. На тонких точеных пальцах, напоминавших стрелки молодого лука, красовались золотые кольца.
— Дочка моя! — говорил восхищенный Боцзюэ. — Твои пальчики самим Небом предназначены для занятия, которому ты себя посвятила.
— Сгинь, проклятый! — заругалась Айюэ. — Я б тебе сказала.
Боцзюэ схватил Айюэ, поцеловал и пошел прочь.
— Вот Попрошайка проклятый! — закричала певица. — Грубиян несчастный! Врывается ни с того ни с сего, только людей пугает. Таохуа! — кликнула она служанку. — Погляди, ушел он или нет, и дверь запри.
Тут она стала рассказывать Симэню о Ли Гуйцзе и Ване Третьем с компанией.
— Видите ли, — говорила она, — Сунь Молчун, Рябой Чжу, Чжан Лоботряс, бездельники Юй Куань и Не Юэ, игроки в мяч Магометанин Бай и Шан Третий[1181] за компанию с Ваном Третьим целыми днями у Ли Гуйцзе пропадают. Барич Ван недавно бросил Ци Сян и сошелся с Цинь Юйчжи. В двух домах все состояние спустил. За тридцать лянов меховую шубу заложил, у матери пару золотых браслетов взял и все Гуйцзе отнес. На месяц ее откупил.
— Ах она, потаскуха! — негодовал Симэнь. — Я ж запретил ей с этим негодяем шиться, а она все за свое. А ведь как заверяла, клятвы давала. Голову мне, выходит, морочила?
— Не гневайтесь, батюшка! — успокаивала его Айюэ. — Я вам скажу, как Вана отвадить. Так проучите, за все отплатите.
Симэнь заключил ее в объятия. Обвив ее шею своими белыми шелковыми рукавами, он прижался к ее благоухающим ланитам. Она тем временем достала из жаровни немного ароматов и спрятала к себе в рукав.
— Я вас научу, батюшка, — продолжала она. — Только чтобы никто не знал, даже Попрошайка Ин. А то, чего доброго, слухи пойдут.
— Ну говори, дорогая! — шептал Симэнь. — Как проучить? Я ж не глупый, никому ни слова не скажу.
— Матери Вана Третьего, — начала Айюэ, — госпоже Линь, нет и сорока. А какие манеры! Подведет брови, подкрасит ресницы, нарядится… и собой красавица и умница. Ее сынок у певиц днюет и ночует, а она у себя дома поклонников принимает. Иногда, правда, выезжает — будто в женский монастырь помолиться, а на деле к своей сводне тетушке Вэнь. Все свидания через нее устраивает. Госпожа Линь в любовных делах слывет первой искусницей. Я вам, батюшка, говорю это потому, что свидеться с ней не так уж трудно. А другая зазноба — жена Вана Третьего. Этой только девятнадцать исполнилось. Племянница главнокомандующего Лу Хуана из Восточной столицы. Красавица писаная. Играет в двойную шестерку и шашки. Муженек у нее больше на стороне обретается, а она, как вдова, одна-одинешенька дома сидит и тоска ее снедает прямо смертельная. Руки на себя не раз накладывала — отхаживали. Словом, женщина на редкость. Если вам, батюшка, посчастливится сойтись с госпожой Линь, то вне сомнения и невестка вашей будет. Рассказ Айюэ возбудил в Симэне вожделение.
— Милая моя! — говорил он, обнимая Айюэ. — Откуда же ты знаешь все эти подробности, а?
Айюэ частенько звали в этот дом петь, но она об этом умолчала.
— Один мой знакомый как-то видался с госпожой Линь, — отвечала она уклончиво. — Тоже тетушка Вэнь сосватала.
— Так кто ж это? — заинтересовался Симэнь. — Уж не Чжан ли Второй, племянник богача Чжана с Большой улицы?
