Симэнь отказался принять его обязательство.
— Какой вздор! — воскликнул он. — Какие могут быть меж друзьями расписки?!
Пока они вели разговор, Лайань подал чай.
— Накрой стол и позови Ван Цзина, — наказал ему хозяин.
Немного погодя явился Ван Цзин.
— Ступай к матушке Старшей и попроси серебра, — говорил ему Симэнь. — Там в буфете за спальней два узелка остались от приема, те, что прислал его сиятельство цензор Сун. Пусть один выдаст.
Ван Цзин поклонился и вышел. Вскоре он появился с узелком в руке, который Симэнь тут же и вручил Боцзюэ.
— Бери! Тут должно быть пятьдесят лянов, — пояснял Симэнь. — Я не трогал. Проверь!
— Так много! — воскликнул Боцзюэ.
— Ничего, забирай! Сам же говоришь, вторая дочь подрастает. Ей наряды справишь и рождение сына отметишь.
— Верно ты говоришь!
Боцзюэ развернул узелок. В нем сверкали трехляновые слитки высокопробного сунцзянского серебра — паи высших чиновников уголовных управлений и окружных управ. Обрадованный Боцзюэ отвешивал Симэню земные поклоны.
— Где найдешь другого такого благодетеля, как ты, брат?! — говорил Боцзюэ. — И расписка не нужна, а?
— Какой ты глупый, сынок! — отвечал Симэнь. — Неужто в отчем доме с тебя обязательства потребуют! В любое время приходи, не откажу. Ведь и наследник этот — он как твой, так и мой. И нам обоим надлежит его растить. Это я тебе серьезно говорю. А как месяц справишь, вели Чуньхуа прийти. Пусть мне хоть в счет процентов послужит.
— Поглядел бы ты, до чего за эти два дня твоя матушка исхудала! — говорил Боцзюэ. — Вылитая твоя супруга-покойница.
Так они шутили в кабинете еще некоторое время.
— Да! А что с тестем Хуана Четвертого? — спросил Боцзюэ.
Симэнь рассказал, как он поручил дело Дайаню, и продолжал:
— Цянь Лунъе написал письмо инспектору Лэю. Тот приказал доставить задержанных и сам учинил допрос. И тестя и шурина выпустили. Присудили только к уплате десяти лянов на похороны да палочным ударам, но это не в счет.
— Вот им повезло-то! — воскликнул Боцзюэ. — Да, такого благодетеля, как ты, брат, днем с огнем не сыскать. И даже от подношения отказался. Тебе их деньги, конечно, не в диковинку, а теперь отблагодарить того же Цяня пригодились бы. Но ты им не спускай! Пусть у певиц угощение устраивают да нас приглашают. Если ты не скажешь, я сам с Хуаном Четвертым поговорю. Легко сказать — шурина от верной смерти спасли!
Тем временем Юэнян вынесла узелок серебра Ван Цзину. К ней пришла Юйлоу.
— Мой брат Мэн Жуй пока у свояка Ханя остановился, — говорила она. — Собирается в Сычуань и южные провинции за товарами отъезжать, вот и пришел с батюшкой проститься. У меня сидит. Вы, сестрица, послали бы за хозяином слугу, а?
— Хозяин в саду в кабинете с Ином Вторым сидит, — объясняла Юэнян. — Как я пошлю? Сестрица Пань вон к хозяину ушла и никакого ответа. Тут нам приглашения от свашеньки Цяо посыльный принес, завтра в гости зовут. Сестрица Пань вызвалась хозяину доложить. Я успела посыльного накормить, а ее все нет и нет. Слуга, не дождавшись ответа, ушел ни с чем. Наконец, вижу — она появляется. Спрашиваю: «С хозяином говорила?» «Забыла», — отвечает, а немного помолчав, добавила: «Я, — говорит, — только речь завела, тут Ин Второй подоспел, и мне пришлось выйти. Разве их дождешься? Так приглашения в рукаве и ношу». Тут я не выдержала. Сама, говорю, взялась, а дело до конца не довела. Только человека зря ждать заставила. А она такая растерянная. Не представляю, что она там делала столько времени. Упрекнула я ее, и она к себе ушла.
Немного погодя вошел Лайань, и Юэнян послала его за Симэнем.
— Скажи, шурин Мэн Второй прибыл, — наказала она слуге.
Симэнь встал.
— Подожди, я сейчас приду, — сказал он Боцзюэ и направился к Юэнян.
— Может, тебе одной сходить? — предложил Симэнь, узнав о приглашении свашеньки Цяо. — Всем, по-моему, неудобно. У нас ведь траур.
— Тебя шурин Мэн ждет, — отвечала Юэнян. — Он на юг собирается. Да, а кому это ты серебро давал?
Симэнь рассказал ей о рождении сына у Чуньхуа.
— Брат Ин попросил, — говорил он. — Вторая дочь у него тоже подросла, а денег нет. Ему и одолжил.
— Вот оно что! — воскликнула Юэнян. — Наконец-то у него наследник появился. А ведь он уже в годах. Жена-то, наверно, обрадовалась. Надо будет ей что-нибудь послать в подарок.
— Непременно! — поддержал ее Симэнь. — А месяц исполнится, пусть вас на угощение приглашает. Надо ж посмотреть, как Чуньхуа выглядит.
— Выглядит, как и все, — засмеялась Юэнян. — Наверно, и глаза, и нос — все как полагается.
Она велела Лайаню пригласить шурина Мэна. Немного погодя появилась Мэн Юйлоу с братом. После взаимных приветствий Симэнь и Мэн Жуй завели беседу. Хозяин провел гостя в кабинет, где сидел Ин Боцзюэ, и распорядился накрывать стол.
Подали угощения и вино, и они сели пировать втроем. Симэнь распорядился принести еще прибор и пригласить сюцая Вэня.
— Учителя Вэня нет дома, — вскоре доложил Лайань. — В гости к учителю Ни отбыли.
— Зятя позови, — наказал Симэнь.
Появился Чэнь Цзинцзи и, обменявшись приветствиями с Мэн Жуем, сел сбоку. Симэнь поинтересовался, когда Мэн Жуй намечает выезд и как долго продлится его путешествие.
— Отбыть собираюсь второго в будущем месяце, — говорил Мэн Жуй, — а сколько займет поездка, сказать пока трудно. В Цзинчжоу надо будет закупить партию бумаги, а в Сычуани и южных провинциях — благовония и воск. Так что год или два потребуется. Туда направляюсь через Хэнань, Шэньси и Ханьчжоу, а возвращаться думаю водным путем — через Сяцзян и Цзинчжоу. В оба конца тысяч восемь ли выйдет.
— А сколько же вам лет? — спросил Боцзюэ.
— Двадцать шесть, — ответил Мэн Жуй.
— Такой молодой — и столько земель повидать! — говорил Боцзюэ. — Мы же вот до седых волос дожили, а все дома сидим.
Подали новые кушанья, наполнили чарки. Мэн Жуй пропировал до заката, потом откланялся. Его проводил Симэнь и вернулся к столу. Немного погодя слуги внесли два только что купленных сундука, и Симэнь велел Чэнь Цзинцзи наполнить их добром. Юэнян достала принадлежавшие Пинъэр два комплекта парчовых одежд, которые положили в сундуки вместе с жертвенными слитками серебра и золота.
— Нынче ведь шесть седмиц после ее кончины, — говорил, обращаясь к Боцзюэ, Симэнь. — Вместо панихиды совершим сожжение этих сундуков.
— Как же бежит время! — воскликнул Боцзюэ. — Уж полтора месяца пролетело.
— Пятого семь седмиц выйдет, — говорил Симэнь. — Тогда уж закажем панихиду с чтением канонов.
— На этот раз, брат, позови читать буддийские каноны, — посоветовал Боцзюэ.
— Мне Старшая говорила, — пояснял Симэнь, — что покойница после появления сына обрекалась заказать молебен с чтением из «Канона об очищении от крови».[1165] Она и сама хотела, чтобы за нее помолились буддийские монахини во главе с двумя инокинями, которые ее навещали.
На дворе стало смеркаться.
— Мне пора, — заключил Боцзюэ. — А то тебе еще жертвы невестке принести надо.
Боцзюэ склонился в почтительном поклоне.
— От всей души благодарю тебя, брат, — говорил он. — Твоей щедрой милости мне по гроб не забыть.
— Ну, довольно, сынок! — оборвал его Симэнь. — Ты лучше не забудь, что через месяц невесток принимать придется. Они с подарками к тебе придут.
— Зачем же им на подарки разоряться? — воскликнул Боцзюэ. — Я сам им приглашения пошлю. Пусть осветят своим присутствием мою жалкую лачугу.
— Да не забудь Чуньхуа нарядить и ко мне проводи, — продолжал Симэнь.
— Чуньхуа теперь сыном обзавелась и в тебе совсем не нуждается, — говорил Боцзюэ. — Она мне сама так сказала.
— Пусть чепуху не городит! — твердил свое Симэнь. — Погоди, я ей покажу, как только явится.
Боцзюэ с деланным смехом удалился, а Симэнь велел слугам убрать посуду и направился в покои Пинъэр, где Чэнь Цзинцзи с Дайанем приготовили жертвенные сундуки.
В тот день пожертвования были доставлены из монастырей Нефритового владыки, Вечного блаженства и Воздаяния. Даосские монахи прислали изображение своего святого, Совершенного господина Драгоценной чистоты и светлого воплощения, а буддийские — одного из десяти царей загробного мира — Великого владыки превращений из шестого дворца преисподней. От шуринов Хуа Старшего и У Старшего принесли по коробке с кушаньями и жертвенные предметы.
Когда Инчунь расставила кушанья и сладости, зажгла благовония и свечи, Симэнь велел Сючунь пригласить Юэнян и остальных хозяек. После сожжения жертвенной бумаги вынесли за ворота сундуки с жертвенными принадлежностями, и Чэнь Цзинцзи присутствовал при их сожжении, но не о том пойдет речь.
Да,
Душа достойной, благороднойне умирает вместе с телом,И возрожденье к новой жизнистановится ее уделом.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
