class="p1">Фёдор не упустил такой возможности и в общей заварушке подступился к Иоанну и будто бы случайно наступил ногой на шубу. Владыка то ли не приметил того, то ли не подал виду. Царь устоял на ногах, опёршись рукой о стол, и, озираясь, сразу же встретился с Фёдором взглядом. Басманов подался прочь, с лукавой усмешкой запрыгивая на стол.
Иоанн с едва ли не жестокой улыбкой схватился за скатерть. Фёдор смекнул, что к чему, да не успел ничего поделать. Резким порывом Иоанн вырвал скатерть из-под ног молодого опричника. Фёдор грохнулся спиной о стол и громко выругался, а опосля сразу же залился звонким смехом.
Иоанн не мог противиться этому заразительному, по-ребячески дурному веселию. Царь отдавался этому светлому порыву и смеялся вместе со своим Фёдором, а вокруг метался бардак и беспорядок, и не было боле ничего. Фёдор обхватил себя поперёк живота, переводя дыхание. Он повёл головой, глядя на своего владыку. Иоанн протянул руку своему слуге, и Фёдор охотно принял её и сел на крае стола, отирая лицо от вина.
* * *
Горы оледенелых трупов, что порой не давали никакого прохода, припрятались в навалившемся снегу. Но нежный покров быстро марался сажей – пожары продолжали живьём жрать город. Бродяжные звери и птицы стучали своими клювами да клыками по оледеневшей плоти, силясь вырвать хоть кусочек под мутным облачным небом.
Смердящий смертью Новгород остался позади. Заместо того – северная роща с высокими соснами, раскинувшаяся далеко-далеко, сгущаясь дремучим лесом. Фёдор выглянул из-за дерева, обегая вокруг очередной сосны, да царевичи славно поспевали за ним. Опричнику уже было не так-то и просто вести игры свои. От нынче он и не поддавался, убегая от них, петляя меж деревьев.
Иоанн с Алексеем сидели на поваленном дереве, поглядывая на это.
– Господи… – Басман-отец провёл рукой по лицу.
Молодой опричник раскручивал по очереди обоих царевичей, прихватив их за руки да отрывая от земли. В очередной раз молодой Басманов, видать, растерялся да отпустил царевича Фёдора прямо в пушистый снег. Сам опричник оступился да рухнул на спину. От пылкого дыхания его поднимались облачки пара. Фёдор обернулся к отцу и владыке.
– Мне должно искупить то, что совершил, – произнёс Иоанн.
Алексей пожал плечами.
– Не серчайте, царе, – молвил Басман-отец, положа руку на сердце, – да право, немало грехов, ох немало, кои не искупить.
Иоанн с горькой да беззлобной ухмылкой опустил взгляд.
– Жестоки речи твои, Алёша, – цокнул царь, мотая головой.
– А ежели правдивы? – вопрошал старый воевода.
Иоанн поднял взор, и впрямь озадачившись.
– Мне должно искупить, – твёрдо повторил владыка.
Алексей даже улыбнулся, ибо свыкся, сроднился с той упрямостью Иоанна.
– Прикажи, царе, – молвил Басман, ударяя себя кулаком в грудь, – и будет.
* * *
Царское семейство вместе с Басмановыми воротились в кремль. То попало под взоры иного круга опричников – Малюты, Афони да Морозова.
– Малют, – хмуро молвил Михаил, сплюнув наземь.
Григорий кивнул, не сводя взора со двора.
– Малют, дельце-то безнадёгой попахивает, – пробурчал Морозов себе в бороду.
Скуратов с улыбкой кивнул.
– Ага, – согласился Скуратов, – безнадёга полная.
* * *
Мягкое утро лениво наступало. Нежный свет робел, не смея ещё явить себя за толщей мутных облаков. Фёдор предался безмятежному крепкому сну, проведя ночь подле царя. Не было никакого желания Иоанна молвить о делах государственных. Нынче был Фёдор ему не слуга и не опричник, но друг верный. До самой зари, как бывало и впредь, выпивали они со владыкой. Доныне водили они речи свойские, а сей ночью не было нужды в том никакой. Отрадно было владыке оттого, что Басманов подле него, а на том всё.
В то утро царь не чувствовал никакой устали, хоть проспал не больше двух часов. На ранней заре в покои явились холопы, принеся холодной воды, свежего хлеба и водки. Они безмолвными тенями покинули опочивальню.
Иоанн оглянулся на длинный ларь, устланный мехами. Фёдор всё дремал – лишь малость поворочался, чем вызвал мягкую улыбку на устах Иоанна. По своему обыкновению, владыка обратился к писчим трудам своим. Едва его взор опустился к пожелтевшей грамоте, на коей уж начало было сложено, усталый вздох сорвался с уст Иоанна. Он не успел взяться за перо, покуда поднял свой взгляд.
Жестом владыка повелел призраку Курбского отступиться от ложа, и тот повиновался, разведя руками. Лукавый образ своим явлением вынудил владыку встать из-за стола. Под немую насмешку Андрея Иоанн опустился на колени пред святыми образами. Его пальцы сплелись меж собой.
«Я каюсь, Отче, каюсь. Прости раба Своего, ибо не ведал, что творю. Лишь нынче я ведаю, что хотел Ты донести до меня неразумного. Вижу, вижу, узрел. Не отвергай блудного сына Своего, ибо предстою пред Тобой в покаянии. Прости мне прегрешения мои, якоже и я оставлю должникам своим. Аминь».
Несколько мгновений Иоанн стоял пред иконами. Неведомо было самому царю, чего он ожидал. Когда владыка поднялся с колен и обернулся, видение Курбского не исчезло. Иоанн глубоко вздохнул, сокрушённо мотнув головой.
– Тебе не искупить грехов твоих, – молвил Андрей.
Иоанн приложил палец к губам, призывая к молчанию, и опасливо оглянулся. Сон молодого опричника остался непотревоженным. С облегчённым вздохом Иоанн обернулся ко столу. Взяв краюху хлеба, он надломил её и протянул Курбскому. На том призрак исчез.
Пожав плечами, Иоанн глубоко вздохнул, положил пищу на поднос и приступил к своим трудам. Тихий скрежет пера заполнял тишину, ставшую в покоях. Наконец владыка поднял взгляд, заслышав шевеление. Мягкая улыбка преобразила его удручённый лик.
Фёдор потянулся с тихим стоном, и вдруг его резко повело. Он ругнулся сквозь сон и схватился за плечо.
– Есть водка? – неразборчиво и хрипло пробормотал Басманов.
Иоанн со слабой улыбкой налил своему слуге и подал чарку.
– Вот так с утра? – вопрошал царь.
Зажмурившись, Фёдор резко выпил и пару раз кашлянул, прочищая обожжённое горло. Оставя чарку прямо на полу, Басманов глубоко вдохнул. Приоткрыв глаза, он сквозь сонную леность улыбнулся Иоанну. Проведя рукой по своему лицу, он зевнул и вновь потянулся.
– И снова ты, мой добрый государь, ни свет ни заря, а уж на ногах? – протянул Фёдор.
Царь кивнул с улыбкой.
– Много дел, – прошептал владыка.
Фёдор коротко кивнул да повёл головой, разминая шею. Сев на ларе, он поглаживал своё плечо.
– Мне должно всё исправить, – произнёс Иоанн, не ведая, отчего его сердца коснулся мимолётный холодок.
Фёдор взглянул на владыку, едва сведя соболиные брови.
– Я оступился, – Иоанн молвил тяжёлое признание, – и мне должно искупить слишком многое. И упование лишь на милосердие Господне.
– Позволь мне исполнить клятву мою, позволь мне быть
