class="p1">Фёдор едва мог расслышать слова Иоанна сквозь собственный плач. Он никак не мог совладать с собой – он задыхался, вновь и вновь силясь возблагодарить своего царя, но сейчас он был попросту не в силах. Отчаянные рыдания вновь и вновь прерывали его, и Фёдор бросил противление.
* * *
Опричники присвистнули, опуская взгляд с крепостной стены кремля.
– Да ладно… – усмехнулся Морозов, мотая головой.
Малюта пожал плечами, с улыбкой поглядывая за тем, как владыка беспечно прогуливается вместе со своим ненаглядным любимцем Фёдором. Боле всего Скуратову было сладостно слышать пересмешки прочей братии. Слух о бегстве Генриха славно разлетелся, и виновника сыскать много ума не надо. Меньшего ожидали от государя – всё гадали, как же Иоанн поступит с Басмановым. Да царь-батюшка уж и вправду всех подивил.
– Видать, – потянувшись, молвил Скуратов, притом говорил невнятно, сквозь протяжный зевок, – дозволения прибить паршивца не дождёмся.
Опричники уж разом обратились к Малюте, ибо воззвал Скуратов к давнишним замыслам едва ли не каждого в братии.
– Видать, придётся уж самим всё устроить, – беспечно молвил он.
Глава 9
Свято место пусто не бывает.
Русская народная поговорка
Алексей стиснул зубы до скрипа, сжимая в дрожащей руке плеть. Фёдор тяжело дышал, оглушённый болью, что полыхала кровавыми полосами по всей спине. Упёршись кулаками в стену, он насилу держался, бессильно опустив голову. Глаза давно залились горячими слезами, что выступали поневоле.
Иоанн стоял чуть поодаль. На царском лице не отразилось ничего, что рвалось и беспощадно билось в его сердце. Тяжёлый вздох Басмана-отца отдавался низким, хриплым рыком. Последние три удара зло обожгли спину Фёдора, и трясущаяся рука Алексея выронила плеть. Старый воевода сплюнул наземь и пошёл прочь.
Фёдор дрожал всем телом, силясь не пасть на подкосившихся ногах.
* * *
Дверь едва не слетела с петель. Грохнувшись со всей дури о стену, она гулко возвестила о ворвавшемся Морозове. Малюта взирал на пришлого опричника холодно и спокойно, даже когда Михаил схватил Скуратова за шиворот.
– Шкуру мою подставляешь, выродок! – сквозь зубы процедил Морозов. – И почто ж?! Али не правдой я отслужил своё! У немчуры проклятой сыскал всё! Улики у тебя на руках!
– Остынь! – резко пресёк Малюта, не ведясь на ярость Морозова.
– Я свою работёнку исполнил, и исполнил славно, как условились! – свирепствовал Морозов. – Ты клялся, что щенку не избежать расправы!
– Остынь, Миш! – грубо рявкнул Малюта, скинув с себя руки опричника. – И без твоего ору тошно!
Морозов в ярости пнул сундук, что стоял подле него.
– Мне откуда было знать, что царь спустит выродку басманскому! Не с кем-то! С Луговским Федя решил дружбу водить! – причитал Малюта, поглаживая свою бороду.
– Скажи, сука ты рыжемордая, скажи, что есть затейка похлеще! – огрызнувшись, оступился Михаил да сплюнул наземь.
Малюта глубоко выдохнул, пожав плечами да вскинув голову. Какое-то время Скуратов пялился в потолок. Едва подёрнув плечами, Малюта глубоко вздохнул.
– Да пёс его знает. Ну, чай, есть ещё одна мыслишка… – задумчиво протянул Григорий.
Морозов перевёл хмурый взгляд на Скуратова.
– Ну коли уж и это провалится – так точно хана нам, – отмахнулся Малюта.
Морозов цокнул, рухнув на сундук.
– От бы взять его, да втихую, без шуму… – процедил Михаил.
Малюта едва-едва переменился в лице. На мгновение – не боле. И тотчас же совладал с собой, принявши прежний вид.
– Не можно, – хмуро пробурчал Малюта. – Нас самих втихую тогда. Тот же старик Алёшка.
Морозов недовольно цокнул да отмахнулся.
– Да чёрт с ним, с Алёшкой-то, – произнёс Михаил. – Я про царя.
Малюта чуть отряхнул своё одеяние, сведя хмурые брови.
– Ну, чай, даже наш добрейший царь бывает и гневлив, и жестокосерден, – молвил Скуратов.
Морозов был готов внимать дале.
– Всяко есть прегрешения, кои владыка может не простить даже ненаглядному нашему Фёдору Алексеичу, – закончил Григорий, несмотря на вопрошающий взор.
Опричники спустились во двор, ибо условились нынче поохотиться. Меж тем средь пришлых не было ни Басмановых, ни Сицкого, и боле того, Скуратов наказал об сей забаве не распространяться, да и не отнекиваться, коли уж испросят. Всяко делались приготовления.
Малюта и Афоня стояли несколько поодаль всех прочих да мельком поглядывали, как снаряжают лошадей. Молчание затянулось.
– Последнее делишко твоё паршиво прошло. Я в тебе разочаровался, – тихо произнёс Афанасий, тяжело вздыхая.
– Погоди ещё, – молвил Малюта, кашлянув в свою бороду. – Авось и сыщем какой грешок.
– Рад это слышать, – ответил Вяземский.
* * *
Фёдор держался через силу. Каждое движение могло больно отдать в любой момент. И всяко он переступил покои своего отца. Алексей проводил Фёдора взглядом, держась за сердце, да затворил за сыном дверь. Они сели, как, бывало, собирались ранее, до прихода на службу, до опричнины, до всего.
Басман-отец был угрюм. Он мельком поглядел на сына, на его плечи понурые, на его усталый тяжёлый взгляд. На столе уж был поставлен поднос с водкой, и Фёдор было потянулся, чтобы налить отцу и себе, да Алексей упредил того жестом. Фёдор едва заметно поджал губы и кивнул.
– Федь, – наконец произнёс Алексей.
Молодой опричник глубоко вздохнул, готовясь принять всё, что молвит нынче отец.
– Я ж не рассказывал тебе, как крёстный твой погиб? – вопрошал Алексей.
Мрачная жестокая память стала пред глазами Басмана, точно не прошло и дня. Фёдор свёл брови и мотнул головой, заламывая пальцы.
– На службе ж? – молвил он, припоминая давнишние рассказы отца.
Алексей горько усмехнулся, закинув голову.
– Я убил его, – вздохнул Басман-отец. – Своими руками убил. Ведь на то была воля царская.
Фёдор сглотнул и осенил себя крестным знамением. Алексей тяжело выдохнул и тоже перекрестился.
Вновь воцарилась тишина. Когда Фёдор обратил взгляд на отца, то встретился со взором невиданным прежде. Сердце его скинуло незримую, но непомерную по тягости своей ношу. При всей суровости, которая была присуща хмурому отцовскому лику, нынче взгляд был отчего-то мягок да полнился чем-то давно позабытым.
– Я рад, что твой выбор уж позади, – вздохнул Алексей, откидываясь назад. – Право, рад.
Фёдор сглотнул, не зная, что молвить в ответ.
– И рад, что выбор Иоанна уж тоже позади. И что выбор его был не справедливым, но милосердным, – добавил Алексей да заглянул сыну прямо в глаза. – Но, Федь…
Сын поджал губы и кивнул.
– Береги себя, – молвил Басман.
Фёдор ударил себя в грудь, твёрдо глядя в очи отцу.
– А не то… поди знай, переживёт ли твой старик, – с тяжкой грустью вздохнул Алексей.
– Я не подведу тебя, отче, – пламенно клялся Фёдор.
Старый воевода поджал губы и с кивком потянулся за водкой. Он налил сыну, затем себе.
– Ты, главное, себя не подведи, – молвил Алексей, подавая чарку сыну.
