За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
17–28 марта 1931
Твоим узким плечам под бичами краснеть,
Под бичами краснеть, на морозе гореть.
Твоим детским рукам утюги поднимать,
Утюги поднимать да веревки вязать.
Твоим нежным ногам по стеклу босиком,
По стеклу босиком да кровавым песком…
Ну, а мне за тебя черной свечкой гореть,
Черной свечкой гореть да молиться не сметь.
1934
Да, я лежу в земле, губами шевеля,
Но то, что я скажу, заучит каждый школьник:
На Красной площади всего круглей земля,
И скат ее твердеет добровольный,
На Красной площади земля всего круглей,
И скат ее нечаянно-раздольный,
Откидываясь вниз – до рисовых полей,
Покуда на земле последний жив невольник.
1935
ПОБОРНИК КЛАССИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ 223
Книге Ф. Ф. Зелинского «Древний мир и мы (Лекции, читанные ученикам выпускных классов С.-Петербургских гимназий и реальных училищ весной 1903 г.)» почти девяносто лет, но она не устарела. Вопрос, который в ней обсуждается, из числа вечных: что такое культурный человек и какой должна быть школа, чтобы впустить его в жизнь? В начале нашего века вопрос этот вставал в виде спора между образованием «классическим» и «реальным». В 1903 году цикл лекций в обоснование «классического», гуманитарного образования прочитал перед выпускниками петербургских школ – как классических гимназий, так и реальных училищ – профессор Петербургского университета Фаддей Францевич Зелинский (1859–1944). Это был филолог с европейским именем (начал он свой путь в Германии, кончил в Польше), много сделавший для изучения греческой и латинской словесности; и это был прекрасный педагог-популяризатор, умевший говорить о сложных вещах просто, но не упрощенно. Лекции его «Древний мир и мы» оказались блестящими, до революции они выдержали три издания и были переведены на пять языков. К античности, говорил он, восходят не только те или иные отдельные наши культурные ценности, но и самое главное в европейской цивилизации – ее привычка мыслить, ее умственный строй, именно это позволяет русскому, немцу и испанцу лучше понимать друг друга, чем араба или китайца. А изучение античности, будучи правильно поставлено, не сводится к воспитанию ума, а тесно сплетается с воспитанием психологическим и воспитанием нравственным, в конечном же счете служит социологическому отбору, которым совершенствуется человеческий род.
В наши дни вопрос о культуре и школе обостряется вновь, и не только у нас в стране, но и во всем мире. Кругозор современного читателя стал шире: читая книгу Зелинского, он не остановится там, где останавливался ее автор, и не впадет в самолюбивый соблазн европейской исключительности или духовного аристократизма. Он пойдет мыслью дальше, но идти он будет по тем же направлениям, которые наметил здесь Зелинский.
ПУТЕШЕСТВИЕ АНАХАРСИСА ПО ГРЕЦИИ 224
Если уж говорить о культурной карте мира, то одно из первых странствий по ней – то, которое описано в книге под заглавием «Путешествие младшего Анахарсиса по Греции в половине IV века до Рождества Христова». Книге этой недавно исполнилось двести лет.
Герой этой книги – юный скиф из хорошо знакомых нам причерноморских степей. Зовут его «младший Анахарсис» потому, что был еще старший Анахарсис – скифский царь, который полюбил греческие нравы и обычаи, попытался завести их в своей стране и за это был убит соотечественниками. Так об этом пишет историк Геродот. Позднейшие философы стали представлять его мудрым дикарем, который близок природе, не испорчен цивилизацией, жизнью прост, духом прям, а мыслью здрав. Рассказывали, будто он даже приезжал в Грецию, стал другом Солона и бывал на пирах семи великих мудрецов. В отличие от этого старшего Анахарсиса младший Анахарсис – лицо вымышленное, ни у кого из древних авторов не упоминаемое. Его сочинил французский писатель аббат Бартелеми (1736–1795), чтобы его глазами показать читателю нового времени великую греческую культуру. И поселил он его не в век семи мудрецов, когда расцвет греческой классики был еще впереди, а в век Платона и Аристотеля, когда она уже подводила свои итоги, – не в VI, а в IV век до н. э.
Сам Жан-Жак Бартелеми работал над своей книгой тридцать лет, в 1757–1787 годах. Это было время начинающегося предромантизма: перестало казаться, что культурные каноны одинаковы для всех стран и времен, стало цениться историческое и национальное своеобразие. Раньше Древняя Греция ощущалась как идеальное воплощение общечеловеческого разума, в греческой культуре привлекали нормы, а не частности, – теперь именно неповторимые частности оказались милей всего, каждую мелочь захотелось увидеть и потрогать. Вспыхнула мода на археологию, античные камни и монеты стали светской забавой. В 1755 году начали раскапывать Помпеи, по салонам распространился «помпейский стиль». Тут-то Жан-Жаку Бартелеми и пришла в голову мысль написать всеохватывающую энциклопедию греческой культуры в изящной общедоступной форме занимательного путешествия. Три жанра скрестились в этом замысле: модные сентиментальные путешествия, традиционные записки путешественников по дальним странам и любопытнейший путеводитель по Греции для римских туристов, сочиненный во II веке н. э. писателем Павсанием; мы о нем когда-нибудь еще поговорим.
Молодой любознательный скиф ездит по Греции, любуется природой, постройками и статуями, слушает беседы философов, разбирается в политике, наблюдает нравы и размышления о добродетели, красоте и разуме. Дольше всего он живет, конечно, в Афинах. Глава о городе, глава о нравах и обычаях, глава о религии и жрецах, глава о праздниках, глава о театре. О воспитании, о философских школах, о государственном устройстве, о суде, о финансах, о сельском хозяйстве.
