Четвертый Мост молча стоял вокруг Каладина.
— Что он сказал в конце, — наконец спросил Шрам. — Утесы затряслись?
— Ничего, — сказал толсторукий Йейк. — Бред умирающего. Такое иногда случается.
— В последнее время все чаще, — сказал Тефт. Он поддерживал одной рукой другую, перевязанную. Тоже стрела. Не скоро он сможет что-то нести. После смерти Карты и Арика их осталось только двадцать шесть — едва достаточно, чтобы нести мост. Теперь на плечи каждого ляжет еще больший вес, и им будет трудно бежать наравне с другими бригадами. Потеря еще нескольких человек станет катастрофой.
Я должен был действовать быстрее, подумал Каладин, глядя на огромную рану Карты; внутренности торчали наружу, солнце уже сушило их. Наконечник стрелы пробил ему легкое и засел в спине.
Смог бы Лирин спасти его? Если бы сам Каладин окончил университет в Харбранте, как хотел отец, узнал бы он достаточно, чтобы спасти человека с такой раной?
Такое иногда случается, сынок…
Каладин поднял к лицу трясущиеся окровавленные руки, охватил голову, воспоминания поглотили его. Девочка, разбитая голова, сломанная нога, разгневанный отец.
Отчаяние, ненависть, потеря, ужас. Как может человек так жить? Быть хирургом, жить, зная, что тебе может не хватить сил и знаний, чтобы спасти кого-то. Когда проигрывает земледелец, черви пожирают его урожай. Когда проигрывает хирург, кто-то умирает.
Ты должен научиться определять, когда имеет смысл лечить…
Как если бы он мог выбирать. Вычеркнуть, как потушить фонарь. Каладин склонился под тяжестью вины.
Я должен был спасти его. Я должен был спасти его. Я должен был спасти его.
Карта, Данни, Амарк, Гошел, Даллет, Налма. Тьен.
— Каладин. — Голос Сил. — Будь сильным.
— Если бы я был сильным, — прошипел он, — они бы остались в живых.
— Другие бригадники нуждаются в тебе. Ты обещал им, Каладин. Поклялся.
Каладин посмотрел вокруг. Товарищи казались обеспокоенными и встревоженными. Только восемь. Остальных Каладин послал на поиски раненых из других бригад. Они сразу нашли троих, с легкими ранами, о которых позаботится Шрам. Больше никого. То ли в других бригадах раненых не было, то ли помогать этим раненым не имело смысла.
Надо пойти и взглянуть самому, на всякий случай. Но — оцепенелый — он не смог бы сейчас посмотреть в лицо умирающему, в лицо человеку, которого не сможет спасти. Он с трудом встал и пошел прочь от трупа. Подойдя к краю пропасти, он заставил себя встать в одну из старых стоек, которой его научил Туккс.
Ноги в стороны, руки за спиной, ладони на предплечьях. Спина прямая, взгляд направлен вперед. Знакомая стойка вернула ему силы.
Ты ошибся, отец, подумал он. Ты сказал, что я привыкну к мертвым. Прошли годы. И я не привык.
Бригадники столпились вокруг. Подошел Лоупен, с водяным мехом. Каладин заколебался, потом взял мех и вымыл лицо и руки. Теплая вода приятно смочила кожу, потом приятно охладила, испаряясь. Он глубоко вздохнул, благодарно кивнув низенькому хердазианину.
Лоупен поднял бровь, потом указал на мешочек, привязанный к поясу. Уже в четвертый раз он незаметно доставал мешочек со сферами, привязанный к стреле, и пока никаких происшествий.
— Какие-нибудь трудности? — спросил Каладин.
— Нет, мачо, — ответил Лоупен, широко улыбнувшись. — Легко, как подставить ножку рогоеду.
— Я уже такое слышал, — хрипло проворчал Камень, стоявший неподалеку, тоже в парадной стойке.
— А веревка? — спросил Каладин.
— Перебросил всю бухту через край, — доложил Лоупен. — Конец ни к чему не привязывал. Как ты и сказал.
— Отлично, — сказал Каладин.
— Веревка, свисающая с моста, выглядела бы слишком подозрительно. Если бы Газ или Хашаль пронюхали, что собирается сделать Каладин…
А где Газ? подумал Каладин. Почему он не пришел на бег с мостом?
Лоупен отдал Каладину мешочек, как будто с радостью избавился от ответственности. Каладин сунул его в карман штанов.
Лоупен отошел, и Каладин опять встал в парадную стойку. Плато, лежавшее по другую сторону пропасти, было длинным и узким, с отвесными откосами по краям. Как и в нескольких последних боях, Далинар Холин помогал армии Садеаса. И всегда появлялся позже. Возможно, из-за медленных мостов. Очень удобно. Чаще всего его люди пересекали пропасти, не получив ни одной стрелы.
Таким способом Садеас и Далинар побеждали в последних сражениях. Но мостовикам было все равно.
По другую сторону пропасти умирали люди, много людей, но Каладин не чувствовал никакого желания помочь им, вылечить их. Спасибо Хаву, который научил его думать в терминах «мы» и «они». Заодно Каладин понял, о чем говорил его отец. Не самый правильный путь, но другого нет. Защищать «нас», уничтожать «их». Солдат должен думать только так. Поэтому Каладин ненавидел паршенди. Они — враги. Если бы он не научился разделять людей таким образом, война уничтожила бы его.
Возможно, уничтожит в любом случае.
Глядя на сражение, он сосредоточился на одном обстоятельстве, чтобы отвлечься. Что делают паршенди со своими мертвыми? На первый взгляд их действия казались беспорядочными. Солдаты паршенди редко тревожили трупы; даже во время атаки они старались обогнуть мертвые тела. А когда алети шли прямо по трупам, паршенди ужасно волновались и набрасывались на них с удвоенной яростью.
Заметили ли это алети? Скорее всего, нет. Но он точно видел, что паршенди уважают своих мертвых — уважают до такой степени, что готовы рискнуть жизнью, лишь бы сохранить трупы. Каладин может этим воспользоваться. Может. Каким-нибудь образом.
Наконец алети победили. И вскоре Каладин и его бригада уже шли обратно, неся мост с тремя ранеными на нем. Они нашли только этих троих, и часть души Каладина стыдилась того, что другая часть радовалась. Они спасли уже пятнадцать человек из разных бригад, и им не хватало денег — даже с дополнительными мешочками, — чтобы кормить их всех. Их барак уже был переполнен ранеными.
Четвертый Мост достиг очередной расщелины, и Каладин скомандовал опустить мост. Процесс давно стал рутиной. Опустить мост, быстро отвязать раненых, перекинуть мост через пропасть. Каладин быстро осмотрел раненых. Каждый спасенный им человек казался ошеломленным, хотя Каладин занимался этим уже несколько недель. Убедившись, что с ними все в порядке, он опять встал в парадную стойку и стал ждать, когда пройдут солдаты.
Четвертый Мост собрался вокруг него. Все чаще и чаще солдаты смотрели на них неприязненно — как темноглазые, так и светлоглазые.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
