Четвертый Мост собрался вокруг него. Все чаще и чаще солдаты смотрели на них неприязненно — как темноглазые, так и светлоглазые.
— Почему они это делают? — спокойно спросил Моаш, когда проходящий солдат бросил перезревший фрукт кучлозы в мостовиков.
Моаш вытер липкий красный сок с лица, вздохнул и опять принял стойку. Каладин никогда не просил их присоединяться к нему, но они всегда находились рядом.
— Когда-то я сражался в армии Амарама, — сказал Каладин, — и мечтал поучаствовать в войне на Разрушенных Равнинах. Все знают, что солдаты, оставшиеся в Алеткаре, — дерьмо. Нам представлялись настоящие солдаты, сражающиеся в славной войне возмездия, бьющиеся за то, чтобы отомстить убийцам короля. Эти солдаты должны честно относиться к своим товарищам. У них должна быть железная дисциплина. Каждый из них должен великолепно владеть копьем и твердо держать строй.
Тефт негромко фыркнул.
Каладин повернулся к Моашу.
— Ты спрашиваешь, почему они так относятся к нам, Моаш? Потому что знают, что должны быть лучше, чем они есть. Потому что видят у мостовиков дисциплину и не могут этого понять. Однако они не собираются становиться лучше. Намного легче насмехаться над нами.
— Солдаты Далинара Холина совсем не такие, — сказал Шрам, стоявший за спиной Каладина. — Его люди маршируют стройными рядами, а не идут как попало. В их лагере царит порядок. И если они на дежурстве, то, будь уверен, их пуговицы все застегнуты и они не шляются без дела.
Мне уже все уши прожужжали об этом штормовом Холине, подумал Каладин.
Точно так же говорили об Амараме. Легко не заметить гнилое сердце у того, кто одет в ладную форму и имеет репутацию честного человека.
Спустя несколько часов усталые и потные мостовики протопали по складу дерева и поставили мост на место. Стоял поздний вечер; Каладин должен был немедленно купить еду, если они собираются устроить вечерний костер. Он вытер руки полотенцем; Четвертый Мост построился перед ним.
— Все свободны, — объявил он. — Завтра у нас с утра расщелины. Утренняя тренировка с мостом переносится на вечер.
Бригадники кивнули, потом Моаш поднял руки. Все как один тоже вскинули руки, скрестив их, запястья вместе, кисти сжаты в кулаки. Похоже на заранее отработанное движение. После чего все разошлись.
Каладин поднял бровь и заткнул полотенце за пояс. Тефт неуверенно улыбнулся.
— Что это было? — спросил Каладин.
— Люди хотели отдать честь, — сказал Тефт. — Мы не можем использовать обычное воинское приветствие — копейщики и так думают, что мы слишком высоко задираем нос. И я научил их, так отдавали честь в моем старом взводе.
— Когда ты успел?
— Сегодня утром. Когда ты получал указания от Хашаль.
Каладин улыбнулся. Странно, что он еще не забыл, как это делать. Один за другим появлялись остальные девятнадцать бригад и бросали свои мосты. Неужели Четвертый Мост когда-то выглядел так же — всклокоченные бороды и загнанное выражение лица? Никто из них не говорил друг с другом. Некоторые, проходя мимо, бросали на него испуганные взгляды, но тут же опускали глаза, если замечали, что он смотрит. Они уже давно не смотрели на Четвертый Мост с пренебрежением. Наоборот, сейчас они относились к бригаде Каладина как ко всем остальным в лагере — считали выше себя. И спешили отойти от него подальше.
Бедные дураки, подумал Каладин. Быть может, ему удастся убедить Хашаль отдать несколько человек в Четвертый Мост? Он сможет использовать дополнительных людей, а один вид этих сгорбленных фигур надрывает его сердце.
— Я знаю, что ты видишь, парень, — сказал Тефт. — Почему ты всегда хочешь помочь всем?
— Ты что, — сказал Каладин. — Я не могу защитить даже Четвертый Мост. Неважно, дай мне осмотреть твою руку.
— Она не так плоха.
Каладин, взяв руку, осторожно снял запятнанную кровью повязку. Порез был длинным, но не глубоким.
— Необходимо обработать ее антисептиком, — сказал Каладин, заметив несколько спренов горячки, ползающих вокруг раны. — А потом я ее зашью.
— Она не такая плохая!
— Пока — да, — ответил Каладин и пошел к дождевой бочке, махнув Тефту идти за ним. Рана не слишком серьезная, и завтра Тефт сможет показывать остальным удары и блоки во время тренировки в расщелинах, но нельзя дать ей загноиться.
У бочки Каладин промыл рану, потом позвал Лоупена, стоявшего в тени барака, и попросил принести мешок с медикаментами. Хердазианин опять отдал честь — хотя и одной рукой, — и поторопился выполнить приказ.
— Парень, — спросил Тефт, — как ты себя чувствуешь? Не было ли чего-нибудь странного?
Каладин, нахмурившись, оторвал взгляд от раны.
— Шторм тебя побери, Тефт! За последние два дня ты спрашивал меня уже четыре раза! Это пятый. К чему ты клонишь?
— Ничего, ничего!
— Нет, что-то есть, — настаивал Каладин. — Что ты ищешь, Тефт? Я…
— Мачо, — сказал Лоупен, подходя к нему с медицинским мешком через плечо. — Вот, что ты просил.
Каладин посмотрел на него, неохотно взял мешок и распустил завязки.
— Мы хотим…
Быстрое движение Тефта. Замах кулаком.
Каладин среагировал мгновенно, резко вскочил и принял защитную стойку — руки подняты, одна, сжатая в кулак, впереди, вторая сзади, готовая отразить удар.
Что-то вспыхнуло внутри Каладина. Как будто ему впрыснули в кровь горячий ликер. По телу прошла могучая волна. Энергия, сила, знание. Обычный естественный ответ тела на опасность, только в сто раз более мощный.
Рука Каладина, двигаясь невообразимо быстро, перехватила кулак Тефта. Тот застыл.
— Ты что? — опешил Каладин.
Тефт улыбнулся. Он отступил назад и высвободил кулак.
— Келек, — сказал он, тряхнув рукой. — Ну у тебя и хватка.
— Почему ты пытался ударить меня?
— Я хотел кое-что проверить, — сказал Тефт. — Сейчас у тебя есть мешочек со сферами, которые тебе дал Лоупен, и твой собственный мешочек, который собрали мы. Такого количества Штормсвета у тебя не было никогда, во всяком случае в последнее время.
— Ну и что? — спросил Каладин. Как это связано с огнем, который горит в венах?
— Мачо, — с благоговением сказал Лоупен. — Ты светишься.
Каладин нахмурился.
Что он…
А потом заметил сам. Очень слабые, но они были. Завитки светящегося тумана поднимались от его кожи. Как пар, струящийся из горшка с горячей водой холодной зимней ночью.
Потрясенный, Каладин положил медицинский мешок на широкий край водяной бочки. На мгновение он почувствовал холод на коже. Что это? Потрясенный, он поднял руку, которая все еще дымилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
