все не поворачивался и не поднимал взгляда. И был он так тих, словно изваян из слоновой кости. Я чуть склонилась вперед и заглянула ему в лицо. О! Глаза старца были раскрыты, но взгляд неподвижен, и челюсть его отвисла.
Нут был мертв!
— Учитель, о мой любимый Учитель! Увы, поздно, слишком поздно! — простонала я и, наклонившись, поцеловала его ледяной лоб.
И тут до меня вдруг дошло. Разве в недавнем нашем разговоре, когда я прощалась с Нутом, он не предупреждал меня, что мы беседуем в последний раз? Как же я так оплошала, позабыв, что пророчества Нута всегда сбывались?! И вот он отправился на отдых в царство Осириса, оставив меня своей преемницей. Я, Айша, теперь стала Хранительница Огня жизни, секреты которого знала только я одна, и ключ был лишь у меня! Осознание этого поразило как удар молнии: меня охватила дрожь, и я без сил опустилась на землю. Возможно, я ненадолго лишилась чувств и за непродолжительное время обморока меня посетили грезы, описывать которые здесь не следует.
Вскоре я поднялась и, подойдя к входу, позвала остальных — все трое стояли, сбившись в кучку, словно овцы перед бурей.
— Входите, — сказала я, и они повиновались. — Садитесь и ешьте. — Я показала на стол.
— А где же хозяин пира, Пророчица? Где святой Нут, ради встречи с которым мы прошли по этой ужасной дороге? — спросил Калликрат, озираясь.
— Там, — ответила я, показав рукой в черную тень пещеры. — Он там... мертвый и холодный. Ты слишком долго мешкал в Коре, Калликрат. Теперь тебе придется искать совета и отпущения грехов у другого стола... у стола Осириса.
Так я говорила, поскольку что-то вдохновляло меня на эти слова, хотя сейчас думаю, что лучше бы я прикусила себе язык, прежде чем они слетели с моих губ. Разве подходящим было место сие для того, чтобы говорить подобные вещи человеку, которого я любила?
Они прошли в темный уголок, где маленькая священная статуэтка глядела вниз, на своего навеки умолкнувшего почитателя, недолго постояли там, не говоря ни слова, а затем вернулись. Филон бормотал молитвы, Калликрат в отчаянии заламывал руки, ведь он любил и чтил Нута выше любого из живущих людей. А еще... я прочитала в его мыслях вопрос: перед кем же теперь исповедоваться в своих грехах? Кто освободит его от тяжкого бремени?
И только Аменарта, по недолгом размышлении, вдруг заговорила, многозначительно улыбаясь:
— Быть может, супруг мой, даже и к лучшему, что этот старик, верховный жрец, отправился узнать, на самом ли деле он столько лет видел на земле вещие сны. Не знаю, что ты собирался ему сказать, однако не сомневаюсь, что это сулило бы вред мне, твоей жене, ведь я супруга твоя, что бы ни утверждала эта жрица, от которой ни мне, ни тебе ничего хорошего ожидать не приходится. Однако теперь Нут мертв, и даже Дочь Мудрости не в силах вернуть его к жизни. Так что давай отдохнем немного и перекусим, а затем отправимся назад этой жуткой дорогой, что привела сюда, пока силы и дух не изменили нам.
— Это не удастся тебе, принцесса Аменарта, вплоть до следующего заката, когда красный луч вновь покажет нам, куда поставить стопы, а попытка сделать сие до срока равносильна смерти, — возразила я и затем продолжила: — Слушайте меня. После смерти этого святого человека, или полубога, я стала хранительницей некоего сокровища, которое он стерег. Сокровище это спрятано под нами, глубоко в недрах земли. Я должна сходить проверить, все ли с ним благополучно, причем сделать это немедленно. Если хотите — оставайтесь здесь до моего возвращения, а коли я вдруг не вернусь, дождитесь, пока красный луч ударит в вершину скалы, переходите мост, взбирайтесь на уступ и бегите оттуда куда пожелаете. Путь вам может указать Филон.
— Это вряд ли, Дитя Исиды, — возразил моряк. — Ибо я поклялся верно служить тебе, но не этим двоим. А потому не брошу свою госпожу и буду с тобой до конца. Куда ты, туда и я.
— Я тоже, — подхватил Калликрат. — Не желаю оставаться в этом мрачном месте в компании со смертью.
— И все же так было бы разумней, Калликрат, — ответила я. — Ибо кто может избежать компании смерти, о которой ты говоришь? — И вновь зловещие пророческие слова помимо воли сорвались с моих уст.
— Мне все равно. Я иду с тобой, — мрачно бросил он.
— Тогда пойду и я тоже, — подала голос Аменарта. — Эта Пророчица, несомненно, женщина мудрая и святая, и я не стану упускать возможность последовать за нею. Вдруг Дитя Исиды откроет мне некие заветные врата, которые сама я ни за что в жизни не отыщу? — добавила она с горькой усмешкой.
О, если бы эта неразумная женщина знала, что ее грубые нападки лишь закаляли мое сердце, которое Аменарта пыталась пронзить насмешкой, и побуждали его совсем не к тому, чего хотелось ей.
— Воля твоя, — сказала я. — А сейчас подкрепитесь и отдохните, пока не настанет час отправиться в путь. Я позову вас.
И они поели, правда совсем немного, я же сама вообще не притронулась к пище. А затем приготовила всем троим ложе во внутренней пещере, устроив их по возможности с удобствами, и там они спали. Или не спали. Я же все эти часы просидела у тела святого Нута, пытаясь общаться с его духом, который, я знала, витал рядом со мной. Однако дух не давал ответов на мои вопросы. Во всяком случае, до меня долетело лишь одно-единственное слово: «Берегись!»
Как странно, думала я, что мой Учитель, Пророк Нут, любивший меня больше всех живущих на земле и изучивший вдоль и поперек мое одинокое своевольное сердце, не нашел нужным сказать мне хоть что-то еще. И тут мне вспомнилось, что, и пребывая во плоти, Нут также предостерегал меня. Ох, неспроста все это!
«Берегись!» Но что же означал этот совет покойного старца? Что мне не следует больше смотреть на огонь, что я должна немедленно вернуться в Кор и там заниматься тем, что мне по разуму и силам? И чахнуть, и состариться, и умереть, воспитывая, быть может, детей Калликрата и Аменарты, если этим двоим доведется уйти в мир теней раньше меня, или же, устав от развалин и варваров, бежать из Кора прочь, чтобы искать братьев
