Битые повалились на скамейки и застонали от боли. Ван Третий тем более не осмелился к ним выходить.
– Мам, а мам! – звал он мать. – Что ж делать? Как мне от них избавиться?
– Я женщина, сам посуди, – говорила госпожа Линь. – Куда я пойду, где буду искать заступника?
Время шло, и у пришедших лопнуло терпение. Они велели пригласить хозяйку, но и та к ним не показалась, а предпочла вести переговоры из-за ширмы.
– Заждались вы, должно быть? – обратилась она. – Он, наверно, в поместье уехал. Нет его. Может, слугу послать?
– Быстрее пошлите, сударыня! – говорил Лоботряс Чжан. – А то нарыв зреет-зреет да и прорвется. Плохо будет. Мы ж из-за него пострадали. Вон нас как избили. Сам господин надзиратель распорядился его доставить, а не явится, нам тогда и вовсе не отделаться. Беды не оберешься.
Госпожа Линь велела слуге угостить пришельцев чаем, а не на шутку перетрусивший Ван Третий тем временем умолял мать найти защиту.
– Ведь тетушка Вэнь знакома с надзирателем Симэнем, – больше не в силах сопротивляться мольбам сына, сказала госпожа Линь. – Она его дочь сватала и к нему в дом вхожа.
– Ну так в чем же дело! – ухватился Ван Третий. – Вот и пошли за ней слугу.
– Но ты сам ее тогда оговорил, и она перестала к нам заглядывать, – засомневалась мать. – Обиделась, наверно. Вряд ли пойдет.
– Мамаша, дорогая! – умолял сын. – Но войди в мое положение! Позови ее, прошу тебя! Я у нее попрошу прощения. Госпожа Линь незаметно провела Юндина через задние ворота. Пришла тетушка Вэнь.
– Мамаша! Мамаша! – повторял Ван Третий. – Ты знаешь надзирателя господина Симэня, прошу тебя, спаси человека! Тетушка Вэнь наигранно удивилась.
– Верно, я сватала его дочь, – говорила она. – Но это было давно. А больше мне ни разу не приходилось бывать в богатом доме. Да и как решиться солидное лицо беспокоить?! Ван Третий опустился перед свахой на колени.
– Спаси меня, мамаша! – просил он. – Век не забуду благодеяния и щедро награжу. Они в гостиной собрались: требуют, чтобы я на допрос явился. А как я пойду? Тетушка Вэнь бросила взгляд на госпожу Линь.
– Ладно! – говорила хозяйка. – Уж замолви за него слово.
– Но одна я не пойду, – предупреждала Вэнь. – Одевайтесь, батюшка, я вас провожу к господину Симэню. А просить его сами будете. Если надо, я свое слово вставлю. Авось, и сообразуется.
– Но они тут, требуют, – говорил Ван Третий. – Что если увидят?
– Не волнуйтесь, батюшка! – успокаивала его Вэнь. – Погодите, я их успокою. Подайте им чаю, вина, закусок и сладостей, а мы тем временем в задние ворота выйдем. Так что им не до вас будет. Тетушка Вэнь вышла в гостиную и поклонилась пришельцам.
– Меня к вам, братцы дорогие, хозяюшка послала, – заговорила сваха. – Заждались, небось, господина, а? Нет его, в поместье отбыл. За ним послали, вот-вот пожалует. Досталось вам, братцы. Посидите, отдохните. Да и то сказать: кому не достается. Вот прибудет господин, он вас не обидит. А то, выходит, друзьям шишки, а мне пышки? Нет, всем надо умом пошевелить, как беду отвратить. А потом, вы же не по собственной воле пришли – вас начальство послало. Вот придет молодой господин, все и уладит.
– Мамаша дело говорит, – в один голос выпалили бездельники. – Давно б тебе, мамаша, выйти да сказать толком, мы бы тихо-мирно обождали, а то, знай, твердят: «дома нет» и весь разговор. Да мы, что ли, кашу заварили? Ведь нас из-за него выпороли. Его в управу требуют, а они заладили свое. Пировать ты первый, а ответ держать? Ты нас поймешь, мамаша. Раз ты вышла, мы тебе откроемся. Попросила бы от нашего имени у хозяйки, пусть немножко подкинет, на том бы и покончили. Тогда он может не показываться, если не желает. В управе быстрее разберутся. Заберут и допросят.
– Вот это другой разговор! – подхватила тетушка Вэнь. – Вы, братцы, пока посидите, а я с хозяюшкой потолкую. Пусть насчет закусочек да винца распорядится. Давно ведь ждете, проголодались, небось.
– Вот мамаша – душа человек! – воскликнули все. – Точно, после порки глотка в рот не брали.
Тетушка Вэнь удалилась в дальние покои и поторопила, чтобы купили на два цяня вина, на один цянь сладостей, а также свинины с бараниной и говядины. Закуски разложили на большие блюда и подали пришельцам.
Пока в гостиной шел пир горой, Ван Третий облачился в темный халат, повязал повязку студента и написал прошение. Тетушка Вэнь потихоньку провела его через задние ворота, и они пешком направились прямо к Симэню. Ван Третий на всякий случай укрыл лицо пылезащитной маской. Когда они остановились у парадных ворот, тетушку Вэнь сразу узнал привратник Пинъань.
– Батюшка только что направились в залу, – сказал он. – В чем дело, мамаша? Сваха протянула ему визитную карточку.
– Будь добр, братец, доложи, – попросила она и, обратившись к Вану, попросила два цяня серебра, которые тотчас же протянула Пинъаню. Привратник только тогда согласился доложить хозяину.
Симэнь взял визитную карточку. На ней значилось: «По-родственному преданный Ван Цай коленопреклоненно бьет челом». Хозяин велел позвать сначала тетушку Вэнь и, расспросив в чем дело, распорядился открыть двери большой залы. Слуги поспешно отдернули тяжелые зимние занавеси и ввели Вана Третьего.
На Симэне, вставшем ему навстречу, была парадная чиновничья шапка и домашнее платье.
– Что ж ты мне раньше не сказала, мамаша? – деланно воскликнул, обращаясь к свахе, Симэнь, когда увидел вошедшего в парадном облачении. – У меня такой затрапезный вид. Симэнь послал, было, слугу за халатом, но Ван удержал его.
– Зачем это, досточтимый дядюшка? – говорил Ван. – Я ж осмелился нарушить ваш покой. Не извольте беспокоиться, прошу вас!
Когда они прошли в залу, гость попросил хозяина занять подобающее место, чтобы отвесить ему земной поклон.
– Вы мой гость, – заявил тот с улыбкой и поклонился первым.
– Как я виноват перед вами, дядюшка, – начал Ван. – Давно собирался засвидетельствовать вам свое почтение, но до сих пор мне не представлялся случай.
– К чему церемонии?! – заметил Симэнь.
– Разрешите мне попросить прощение за столь запоздалый визит, – продолжал пришедший, – и как племяннику почтить вас глубоким поклоном.
Симэнь наконец уступил его просьбам, а когда тот встал, предложил сесть. Ван из почтительности присел на край кресла. Подали чай. Гость глазел на расставленные повсюду узорные ширмы и висевшие на стенах отделанные золотом свитки пейзажной живописи нежно-голубых тонов. Стояли обтянутые зеленой атласной парчою кресла с инкрустацией. Главное из них было накрыто отороченным соболем покрывалом. На полу лежал мягкий шерстяной ковер. Центр залы был выложен медными квадратами, до того начищенными, что от блеска рябило в глазах. Наверху красовалась вывеска, под которой волшебной кистью Ми Юаньчжана[1202] было начертано: «Удостоенному высочайшей милости». Глядеть было и не наглядеться на эту залу. Возвышенная чистота, ее наполнявшая, помогала всякому обрести душевный покой и блаженство.
– У меня к вам просьба, – обратился наконец Ван Третий к хозяину. – Но я никак не решусь утруждать вас, достопочтенный дядюшка.
Он достал из рукава бумагу и, протянув ее Симэню, опустился несколько поодаль на колени.
– Дорогой друг мой! – воскликнул Симэнь и дал знак рукой, чтобы гость встал. – В чем дело? Говори же!
– Ваш племянник так виноват перед вами, – заговорил Ван. – Вся моя надежда только на вас, почтеннейший дядюшка. Может, ради военных заслуг моего родителя, верноподданного сановника его величества, вы сочтете возможным простить меня, бесталанного. Я виноват по неведению. Сделайте милость, избавьте меня от допроса. Я на краю гибели, спасите меня, верните к жизни, умоляю вас! Не знаю, как мне благодарить вас, дядюшка. Я трясусь от страха. Симэнь развернул бумагу. В ней значились Чжан Лоботряс и компания.
– Опять эти бродяги! – недоумевал Симэнь. – Я ж им всыпал сегодня как полагается и отпустил. Чего ж они к тебе пристают?
– Видите ли, в чем дело, – объяснял Ван. – Они утверждают, будто их, избитых, вы послали за мной. Меня, говорят, в управу на допрос требуют. Такой они у нас в доме шум подняли, ругались, деньги вымогали. Прямо спасенья нет. И пожаловаться некому. Вот я и пришел, дядюшка, просить у вас прощения. С этими словами он достал лист подношений и вручил Симэню.
– Это еще что! – возразил Симэнь. – Вот проклятые бродяги! Я ж их по-хорошему отпустил, так они людям покою не дают. Симэнь вернул Вану Третьему лист и продолжал:
– Я тебя, друг мой, больше не задерживаю. Иди себе спокойно домой, а их я сейчас же велю взять под стражу. С тобой же мы, надеюсь, скоро увидимся.
– Что вы, дядюшка! – говорил Ван. – Это я обязан к вам явиться и отблагодарить за участие.
Рассыпаясь в благодарностях, Ван Третий направился к выходу. Симэнь проводил его до внутренних ворот.
