Надобно сказать, что Симэнь, наслышанный об умудренной в любовных делах госпоже Линь, прихватил с собой из дому узелок с приспособлениями для утех и принял снадобье чужеземного монаха. Когда госпожа Линь убедилась в его мощи, а он прикоснулся к ее прелестям, у них от радости еще сильнее разгорелась страсть.
Она ждала его на постели под газовым пологом, он же под одеялом готовил свой черенок к делу. Затем он подхватил прекрасные ножки женщины, расправил плечи и, как шальной мотылек или пьяный шмель, вступил в сражение.
Да,
Копье и щит скрестились в поединке,Рассыпались ковром златые шпильки.
Тому свидетельством стихи:
В спальне над жаровней вьется ароматный дым,Мой возлюбленный проснется – с ним поговорим.Пробудился – побледнела в небесах луна,Надоело мне без дела мерзнуть и без сна.Равнодушен друг – я тоже с другом холодна.А случится молодого принимать купца —Спасу нет от озорного, ласки без конца.Заманить бы мне Сун Юя на вершину Тан,[1197]Как ворота распахну я – то-то будет рьян.Окроплен пион росою, ляжет сыт и пьян.
Симэнь приложил все умение, чтобы продлить утехи до второй ночной стражи и доставить госпоже Линь полное наслаждение. После все же проистекшего завершения у нее рассыпались волосы и упали шпильки. Она напоминала увядающий цветок или надломленную ветку ивы. Ее голос, нежный, как щебет иволги, над самым ухом Симэнь Цина прерывался. Она едва переводила дыхание. Их тела сплелись, они некоторое время лежали, обняв друг друга, потом встали, чтобы привести себя в порядок. Господа Линь поправила серебряный светильник и открыла дверь. Уложив у зеркала прическу, она кликнула горничную и велела подать тазик с водой. Ей удалось заставить Симэня осушить три чарки лучшего вина, и он стал откланиваться. Как ни уговаривала его хозяйка остаться, он низко ей поклонился, обещал навещать и, извинившись за беспокойство, направился за ворота. Она проводила его до калитки.
Тетушка Вэнь отперла задние ворота и позвала Дайаня с Циньтуном. Слуги подвели коня, и Симэнь отбыл домой.
Дозорные успели обойти город, и на улицах царила мертвая тишина. Было холодно. Симэнь добрался до дому, но не о том пойдет речь.
На другой день Симэнь явился в управу. После заседания он прошел в заднюю залу и подозвал околоточного и сыщиков.
– Вот какое дело, – обратился к ним Симэнь. – Разузнайте, кто да кто зазывает к певицам молодого господина Третьего из дома полководца Вана, к кому он ходит. Выясните имена и мне доложите. Потом Симэнь завел разговор с надзирателем Ся Лунси. – Видите ли, – говорил он. – Ван Третий совсем, оказывается, бросил учение. Матушка за него сильно беспокоится. Не раз ко мне посыльного направляла, просит помочь. Виноват тут, конечно, не он, а компания бездельников. Это они его заманивают. Их и наказать надо со всей строгостью, а то, чего доброго, пропадет человек.
– Вы совершенно правы, сударь, – поддержал его Ся Лунси. – Надо взять бездельников.
Околоточный и сыщики, получив приказ Симэня, пополудни явились к нему на дом и вручили список замешанных лиц. В нем значились Сунь Молчун, Чжу Жинянь, Чжан Лоботряс, Не Юэ, Шан Третий, Юй Куань и Магометанин Бай, а из певиц были названы Ли Гуйцзе и Цинь Юйчжи.
Симэнь взял кисть и вычеркнул обеих певиц, а также старину Суня и Чжу Жиняня.
– Заберите пятерых: Чжана Лоботряса и оставшуюся компанию, – распорядился Симэнь. – Завтра утром в управу приведете.
– Есть! – отозвались сыщики и удалились. К вечеру, когда им стало известно, что Ван Третий с компанией пирует и играет в мяч у Ли Гуйцзе, они засели близ задних ворот заведения. Поздней ночью компания стала расходиться. Тут-то они и схватили пятерых гуляк: Лоботряса Чжана, Не Юэ, Юй Куаня, Магометанина Бая и Шана Третьего. Сунь Молчун с Чжу Жинянем улизнули в задний домик Ли Гуйцзе, а Ван Третий забрался к ней под кровать и боялся нос высунуть. Сама Гуйцзе и остальные обитательницы дома покрылись холодным потом с перепугу. Они тщетно пытались разузнать, кто распорядился об облаве. Ван Третий так и пробыл всю ночь под кроватью. Хозяйка заведения, мамаша Ли, опасаясь, не исходил ли приказ из столицы, рано утром, в пятую ночную стражу,[1198] велела Ли Мину переодеться и проводить домой Вана Третьего.
Между тем Чжана Лоботряса и остальных задержанных ночь продержали в участке.
На другой день, когда Симэнь и надзиратель Ся открыли утреннее присутствие, рядом уже лежали палки и орудия пыток. Ввели задержанных. Им надели на пальцы тиски и всыпали каждому по двадцать ударов, от которых они покрылись кровоточащими шрамами. Их вопли и стоны раздавались в небе и потрясали землю.
– Эй вы, бродяги! – строго крикнул Симэнь. – Вас следовало бы сурово наказать. Нечего порядочных людей совращать, в непотребные места заманивать. Но я вас на первый раз щажу, а попадетесь в другой раз, в колодки забью. На позор перед заведением выставлю. Так у меня и знайте!
Симэнь велел подручным вытолкать бездельников вон. Очутившись на воле, они бросились наутек, не чуя ног под собою. Надзиратели после заседания прошли в заднюю залу и сели выпить чаю.
– Я получил вчера письмо от столичного родственника секретаря Цуя, – заговорил Ся Лунси. – Доклад об инспекции нашей управы, говорит, в столице получен, но пока еще нет решения. Вот я и хотел с вами посоветоваться. Хорошо бы, по-моему, направить посыльного к коллеге Линь Цанфану в Хуайцин.[1199] Он все же поближе к начальству. Может, что-нибудь слыхал.
– Замечательная мысль! – поддержал его Симэнь и подозвал гонца. Когда тот встал перед ними на колени, Симэнь распорядился: – Вот тебе пять цяней серебра на расходы и визитные карточки, поезжай в Наньхэ[1200] к судебному надзирателю господину Линю. Выясни, заседал ли секретариат редакторов и нет ли решения насчет инспекции управы. Как узнаешь, доложишь нам.
Гонец взял серебро, обе визитные карточки и пошел собирать вещи. Он надел на голову войлочную шляпу столичного покроя и, вскочив на коня, пустился в дальний путь. Симэнь и Ся Лунси разошлись по домам.
А пока расскажем о Лоботрясе Чжане и его дружках. Выбрались они из управы напуганные и по дороге начали упрекать друг друга. Их мучил один вопрос: кто же все-таки уготовил им такую неприятность.
– Что ни говорите, а тут не обошлось без столичного главнокомандующего Лу Хуана, – заявил Лоботряс Чжан. – Это он распорядился.
– Будет тебе! – оборвал его Магометанин Бай. – Нам бы тогда так легко не отделаться. А то вышло как в поговорке: нет хитрее певицы, нет ловчее прилипалы.
– Нет у вас смекалки! – выпалил Не Юэ. – Я сразу догадался. Ван Третий у Симэня зазнобу отбил, вот Симэнь на нас и отыгрался. Как говорится, волки грызутся, а у овец шерсть летит. Вот отчего тебе, Лоботряс, и досталось.
– Да, ты, пожалуй, прав! – говорил Лоботряс Чжан. – Вот Сунь Молчун и Рябой Чжу тоже с нами были, а нам отдуваться пришлось.
– Ишь чего захотел! – заметил Юй Куань. – Они ж Симэню друзья-приятели. Они, что ж, на коленях должны стоять, а он с ними свысока будет говорить? Неловко получится. – А почему ж девок не взяли? – спрашивал Лоботряс. – Да потому что они зазнобы его, – отвечал Не Юэ. – Особенно Гуйцзе. Неужели он ее забирать будет? Нет уж, как ни кинь, а мы в тенета попали, вот нам и наломали бока. А надзиратель Ся, заметили, хоть бы словом обмолвился. Симэнь тут все свое пристрастие выказал. А ну, пойдем к Ли Гуйцзе! Вана Третьего вытребуем. Что нас, за здорово живешь что ли отодрали, а? Из-за него ни встать ни сесть. Пусть за побои серебром возместит. А то над нами девки смеяться будут.
Они повернули и, колеся переулками, добрались до «кривых террас». Ворота дома Гуйцзе были крепко-накрепко заперты, так что сам Фань Куай[1201] не сумел бы открыть. Долго они стучались. – Кто там? – послышался наконец голосок.
– Это мы, – отозвался Лоботряс Чжан. – Нам с Ваном Третьим надо поговорить.
– Его у нас нет, – отвечала служанка из-за ворот. – Он тогда же ночью домой ушел. У нас все ушли, и мне не ведено открывать.
Компания направилась к дому полководца Вана. Они проникли в гостиную и уселись.
Когда Ван Третий узнал, что за ним пришли, то со страху забился в спальню и не показывался. Наконец он выслал слугу Юндина.
– А господина нет дома, – объявил слуга собравшимся в гостиной.
– Ишь какой ловкий! – загудели они. – Нет дома! А где же он?
– Пускай не отвиливает! – заругался на барича Юй Куань. – Правду сказать, нас только что выпороли, а теперь надзиратель хочет ему допрос учинить. – Юй Куань обхватил колени руками и, уставившись на Юндина, велел так и сказать хозяину. – С какой это стати из-за его милости нас избили, а?
Битые повалились на скамейки и застонали от боли. Ван Третий тем более не осмелился к ним выходить.
