отдали команду готовиться к маршу.
Ваня прекрасно понимал, для чего Хливкого расстреляли без суда и следствия перед строем; для назидания, для того, чтобы показать личному составу, что никто с ними церемонится не будет. Дабы даже в мысли не закрадывалось, что, если смалодушничаешь, то останешься в живых.
Правда, при этом, в самом Иване мнения разделились. Нынешний Ваня, с пониманием отнесся к казни, даже с одобрением: какие проблемы, первый раз ведь простили, дали возможность искупить: не искупил, снова смалодушничал — получай. А почему без суда и следствия? Так где искать трибунал в наступлении, а с преступником что-то надо делать, тюремных камер в поле не сыщишь. Тем более в том, что виноват сомнений нет.
А вот прежний, уже почти забытый, насквозь либеральный и толерантный, отчаянно возмущался произволом кровавой гебни и приспешников тоталитарного режима.
Впрочем, бунт внутри очень быстро был подавлен.
«Тут не до внутреннего дуализма, когда тебе опять очень скоро придется бежать на пулеметы... — с мрачной усмешкой думал Ваня. — А если не побежишь, пристрелят свои. Так что выбор очевиден — лучше сдохнуть в бою. Опять же, там шансов остаться в живых побольше, потому что пуля в затылок, вообще никаких шансов не оставляет...»
Как бы странно это не звучало, остальной личный состав штрафной роты, почти поголовно и совершенно искренне одобрил казнь Хливкого. Но несколько с ханжеской, собственнической стороны. Звучало это так: мы там на пули лезли, никто кроме него не хуевничал, а эта тварь отсиживалась — так что поделом.
Собирался Иван на передовую основательно: полностью набил сидор трофейной провизией, запасными магазинами к МП и патронами россыпью. Помимо своих гранат, прихватил три немецких «колотушки». Одну сунул за пояс, а две в вещмешок — они так и торчали деревянными ручками наружу, через стянутую завязками горловину, потому что не помещались.
Перед выступлением роту пополнили, автоматчики из комендантского взвода привели примерно полсотни новых штрафников, видимо чем-то провинившихся при наступлении. Ваня слегка удивился скоростью работы трибуналов, но потом вспомнил, что в штрафники можно попасть просто приказом командира дивизии и очень быстро выбросил все из головы.
Штрафников без лишних вопросов вооружили, распределили по взводам и поставили в строй. В отделении Ивана осталось в живых всего пять человек; собственно, командир отделения Демьяненко, Петруха, Мамед, Сидоров и сам Иван. Теперь к ним добавился молчаливый и угрюмый парень из Пскова — Федор Коновалов.
Полностью укомплектовать роту людей не хватило.
На вопрос: за что и сколько дали? Федор коротко и исчерпывающе ответил:
— Месяц. Испугался, побежал назад. Не повторится.
Больше вопросов ему по этому поводу никто не задавал. С кем не случается. Опять же, Коновалов выглядел справным, толковым солдатом.
Идти к передовой пришлось недолго: за сутки наступления немцев оттеснили всего километров на пять максимум. Почему так недалеко, тоже не осталось секретом. По пути Ваня насчитал шесть линий немецкой обороны, испещрённых глубокими ходами сообщения, сплошными рядами колючей проволоки и утыканных как грибы дотами, дзотами и прочей фортификационной хренью.
Везде чернели изуродованные останки советской техники. А учитывая, что подбитые танки еще пригодные для восстановления уже утащили на ремонт, от понимания, какой ценой дался этот отвоеванный кусочек выжженный и изуродованный кусочек земли, скулы сводило судорогой.
Небо плотно заволокли свинцовые тучи, моросил противный мелкий дождь, мало того, немцы садили из артиллерии по захваченному советскими войсками участку со всей своей нацистской ненавистью. Роте только по пути пришлось три раза рассредоточиваться и пережидать артобстрелы. К счастью, авианалетов не было, но и наших самолетов в небе почему-то не просматривалось.
Все это не добавляло оптимизма, а когда добрались до места, стало понятно, что предстоящая задача даже близко не стоит с предыдущей по сложности.
Впереди темнела река, так и названная Черной, не особо широкая и не глубокая, но с топким берегом с советской стороны, в котором на участке штрафной роты уже завязли несколько танков и валялось много трупов. И с крутым берегом с противоположной стороны. Мало того, к самой реке еще предстояло добраться по почти открытой, насквозь простреливаемой местности.
Рота рассредоточилась в жидкой, изломанной взрывами рощице, в двух сотнях метров от реки.
Как ставили задачу штрафникам, Ваня слышал, потому что случайно оказался неподалеку, правда обрывками.
— ... ранним утром захватить плацдарм на том берегу...
— ... берег эскарпирован, танки не пройдут...
— ... держать, пока саперы не устроят проходы...
— ... нейтрализовать немецкие дзоты и доты...
— ... артподготовка не решает задач...
Ротный нарочито активно возражал, мол: рота неполного состава, без тяжелого вооружения, но было видно, что это только для проформы и для очистки совести.
— Бля... — реакция на услышанное у Ивана выразилась уже вполне привычным образом.
В своей прошлой жизни, он не был особым матершинником, но сейчас по вполне понятным причинам стал даже думать матом, не то, чтобы на нем разговаривать. Каким-то странным образом, матюги помогали пережить творившийся вокруг ужас.
Начался очередной артобстрел и пришлось ретироваться в ближайшую воронку. Впрочем, туда же почти сразу свалился почти весь командный состав, вместе с незнакомыми подполковником и танкистом-майором в замасленном и прожженном местами комбинезоне.
Присутствию Ивана никто не удивился, гнать его тоже не стали. Вот только Рощин, с явным интересом на него пристально глянул.
У Вани сразу заныло сердце от тревожного предчувствия. И это предчувствие очень скоро оправдалось.
«Антиснайперскую группу» почти сразу после налета в полном составе дернули на ковер к начальству. Помимо командования роты присутствовал грязный как черт старший-лейтенант сапер: длинный, нескладный, со злым, усталым лицом.
— Слушай боевую задачу, — командир роты заиграл желваками, но сразу сбился с уставного тона. — Так, парни. На том берегу, стоят два дота, артиллерия и авиация нихрена с ними сделать не может. Вам придется скрытно переправится ночью через реку и нейтрализовать хотя бы один из них. Посылаю только вас, потому что малой группой легче просочиться. Дальше подадите сигнал для саперов, которые подорвут берег, чтобы прошли танки. Перед дотами минные поля, но с вами пойдут еще саперы.
Старлей-сапер кивнул и зачем-то молча показал два пальца.
— Сделаете, обещаю... — майор заглянул Ивану в глаза, запнулся и тихо сказал: — Ничего обещать не буду, просто сделаю все что в моих силах. Но хочу, чтобы вы понимали: если у вас не получится — мы здесь все ляжем. Все до одного, понимаете? Все что надо для дела организуем. А теперь обговорим детали. Слева и справа ночью устроят шум,
