чтобы немцы подумали, что началась атака и отвлеклись. Наша артиллерия, мать ее так, тоже начнет работать...
После инструктажа, Рощин пообещал пол-литра спирта и еще раз предупредил, чтобы не облажались.
Ваня в ответ кивнул и привычно про себя послал его нахрен.
Но сразу свалить не получилось, пришлось еще выслушивать Уланова, удумавшего дополнительно мотивировать штрафников. Но его Иван посылать не стал, потому что с момента атаки сильно зауважал политрука. А еще потому, что сарафанное радио уже донесло, единственный кто возражал приговору без суда и следствия Хливкому — был Уланов. Об этом проболтался ординарец ротного.
Несмотря на явно самоубийственное задание личный состав «антиснайперского отделения», по крайней мере внешне, унынием страдать не стал. Мамед увлеченно возился с выданным ему огнеметом, Мыкола сноровисто организовывал легкий перекус из трофейной провизии, а Петруха вообще куда-то свалил с санкции начальства. Видимо разведывать мало-мальски безопасный маршрут.
Иван разобрал трофейный МП и тщательно его чистил.
Чуть позже прибыли обещанные саперы — два крепких как боровики и кривоногих красноармейца с плоскими круглыми лицами, похожих друг на друга, как две капли воды.
— Семен, можно Семка, — спокойно представился первый, скидывая с плеча туго набитый сидор.
— Никифор, можно Тишка, — сообщил второй, точно тем же движением скинув вещмешок и стеснительно улыбнувшись добавил: — Никифоровы мы, братья единоутробные, значитца. Рязанские.
Микола без лишних слов сразу же наделил их пайкой и заботливо предупредил:
— Тут на один зуб, но больше и не надо. Как говорят пшеки, мать их через дышло: что занадто то не здраво. Но потом! Потом нажремся от пуза.
Братья дружно кивнули и принялись молча работать челюстями. Ивану показалось, что тоже синхронно.
А потом они распаковали багаж, вручили штрафникам вдобавок ко всему, четыре тяжелые как гири РПГ-40* и принялись учить их правильно вязать связки из гранат, попутно наставляя заделавшегося огнеметчиком Мамеда.
РПГ-40 (ручная противотанковая граната образца 1940 года) — советская фугасная противотанковая граната. РПГ-40 предназначалась для борьбы с бронированной техникой противника, бронемашинами и лёгкими танками, имеющими броню до 20—25 мм.
Словом, пополнение влилось в группу без проблем.
К вечеру вернулся Петруха, и скупо сообщил, что все обязательно умрут, но он знает, как дойти, затем забрал товарищей, чтобы показать место.
Демонстрация затянулась, все с ног до головы перемазались в грязи и сильно устали.
А потом Ваня потащился наносить обстановку на карту, которую изъял у мертвого немецкого обера, по совету начальника дивизионной разведки. И добился в какой-то степени своего, при этом получив массу «приятных» впечатлений. Самое невинное, что ему пообещали — это набить морду, чтобы не доставал. А карту отбирали и возвращали три раза.
И все это на фоне не прекращающихся артиллерийских обстрелов. И даже одного авианалёта. Правда не особо удачного, первого пикировщика почти сразу сбили, а остальных отогнали советские истребители, наконец, появившиеся в небе. Впрочем, почти сразу и исчезнувшие.
Поспать перед выходом все-таки удалось, правда очень ненадолго, Ваня, конечно, не выспался, но в основном, только благодаря снившемуся сну. Одного, а точнее, одну участницу которого, прекрасно запомнил: голую военврача второго ранга Елистратову Варвару Сергеевну, в расписном кокошнике, увлеченно скачущую на нем сверху.
Как позже выяснилось, Петруха не спал, он все это время молился духам. Ваня слегка прибодрился, так как успел убедится, что помощь духов и прочей оккультной нечисти никогда лишней не бывает.
А дальше... дальше они пошли переправляться через реку.
Якут нашел место в двухстах метрах выше по течению, где река делала легкий изгиб и где из воды торчало несколько островков, вокруг которых течение нанесло разного мусора и хлама.
Инструктаж от Петрухи был очень кратким и доходчивым.
— Я иду... — он ткнул себя в грудь, а потом показал грязным пальцем на товарищей, — ваша идет. Я стою — ваша стоит. Я сел — ваша сесть. Если нет — все умрем.
«Я утонул — ваша утонул... — про себя дополнил Иван. — Я обосрался от лютой ненависти — срите и вы...»
Но, естественно, ничего не озвучил. Петруху он любил как брата.
Затем якут лично проследил, чтобы личный состав экипировался в импровизированные накидки из разного мусора, которые Петруха непонятно, когда успел соорудить.
И ровно в полночь группа вышла на задание. Немцы изредка постреливали, вывешивали осветительные ракеты, но расстояние до берега проскочили быстро и без приключений.
Все самое интересное началось после густой, но почти сожженной полосы прибрежного камыша.
«Удобное место», оказалось одновременно довольно глубоким. Причем глубина начиналась почти сразу.
Первым шел, а точнее, почти плыл, Петруха, следом за ним комод, потом братья Никифоровы и Мамед, — а замыкал походный строй Иван. Расположились так, чтобы самые высокие страховали низкорослых товарищей.
Высоко в небе вспыхнул ослепительный шар. Все вокруг мгновенно приобрело бледные оттенки и сюрреалистические очертания.
Ваня тут же замер, вода доходила ему до подбородка и захлестывала в уши, но он боялся даже пошевелиться.
Тишину вдруг разорвал визг реактивных снарядов, впереди вспыхнуло зарево. Иван интуитивно понял, что Петруха начал движение и, преодолевая течение всем телом, сделал первый шаг.
— Ахр-р, бляд... — Мамед впереди, вдруг приглушенно захрипев и всплеснув руками, погрузился с головой.
Ваня поймал его за лямку вещмешка и притянул к себе.
— Спасыб, спасыб... — одними губами зашептал Аллахвердиев и намертво вцепился в Ивана.
Идти сразу стало гораздо труднее.
Братья Никифоровы держались, поддерживая друг друга.
Неожиданно темнота впереди расцвела пульсирующими вспышками. К реке метнулись зеленые росчерки, заканчиваясь красивыми фонтанчиками на воде.
Ваня замер, закрыл глаза и приготовился умереть, но секунды шли, а он все еще оставался живым.
Немецкий пулемет так же неожиданно заткнулся.
Иван пошел дальше, пытаясь поймать взглядом близнецов впереди, не поймал и почти сразу ощутил, что в него помимо Мамеда еще кто-то вцепился.
Глянул и чуть не прикусил себе язык от ужаса.
Синее опухшее лицо, выпученные белесые глаза, распяливший челюсти громадный сизый язык...
Ударивший прямо в лицо смрад мертвечины...
Только диким усилием воли, сквозь наступающее сумасшествие, удалось сообразить, что на него течением снесло труп, зацепившийся за Ивана скрюченной, застывшей от трупного оцепенения рукой.
— Ух-ррр... — Мамеда, тоже разглядевшего морду мертвеца, сразу вывернуло.
Ваня отпихнул труп рукой и стиснув зубы пошел дальше.
Немцы поливали реку пулеметным огнем еще два раза, но, к счастью, очереди проходили немного в стороне.
Иван полностью выбился из сил и уже отчаялся, как река начала мелеть и очень скоро пришлось ползти в воде.
Но тут, продолжающийся
