– Так… – глаза ее расширяются, Дашка проводит языком по пересохшим от волнения губам, и снова вот эта ее странная реакция: пальцы заламывать начинает, взгляд в сторону отводит. – Это не из-за… меня?
– Из-за тебя, – не подумав о последствиях, стреляю правдой ей в лоб. – Но я не знал ни про какое поле. А знал бы, не ждал никакой встречи, так бы на месте в универе ему ребра и сломал. Что он сделал тебе? Немедленно рассказывай!
– Глеб! – Дашка сжимает свою руку в области локтя, всем видом демонстрируя, что разговор продолжать не хочет.
– Что Глеб? Почему ты ничего не сказала? Почему… – я отхожу от нее, от злости пнув маленький пуфик, который стоит рядом с диваном. – Почему не попросила помощи?
– Глеб… – дрожащим голосом произносит она мое имя, но я не останавливаюсь в своих сокрушительных ругательствах. Меня изнутри просто ломает от одной мысли, что Артем ходил со мной по одной территории, лыбился, а Дашка молча терпела нападки с его стороны.
– Ты понимаешь, что молчать – самое идиотское решение?
– А кому я должна была говорить? – вдруг взрывается она, воинственно сделав шаг навстречу ко мне. – Тебе? Да ты же меня ненавидел всегда, присылал эти проклятые черные розы на выступления, угрожал. А я ведь… – с ее глаз скатываются слезы, но, кажется, Даша их не замечает. – Я так хотела семью. Я всю жизнь была одна, понимаешь? Я привыкла, что меня никто не может защитить. А знаешь, что самое ужасное? – она шмыгает носом, поджимая губы. От нее такой у меня у самого все разрушается, словно кто-то душу рвет в клочья.
– Самое ужасное, что когда я первый раз тебя увидела, то подумала: вау, у меня наконец-то появился брат. Он будет крутым и смелым, он будет защищать меня. Но ты показал мне на мое место, не подумав, что выбора у меня никогда не было! Я не могла уйти из твоего дома, не могла перестать танцевать для твоей матери. Хотя в балетном училище нас унижали, издевались, доводили до слез. Господи! Глеб! – Дашка закрывает руками лицо и стоит так какое-то время, тихонько всхлипывая.
Я тоже молчу, перевариваю. Понимаю, что нам обоим было больно, не мне одному. Мы оба заложники ситуации, а ведь раньше происходящее виделась в ином ключе.
Поднимаю руку, взглянув на свою татуировку. Это символ моего обещания, вечной памяти и оковы, которые держат меня подальше от собственных желания. Провожу пальцами по рисунку и мысленно произношу:
“Прости, родная, что я подвожу тебя и не могу сдержать обещание. Это выше меня, теперь уж точно. В конце концов, мы втроем заложники судьбы…”
Когда я перевожу взгляд на Дашку, то обнаруживаю, что она идет в сторону выхода. Стремительно накидывает на плечи куртку, засовывает ноги в туфли. Я больше не медлю, догоняю ее, хватаю за запястье и резко тяну к себе, захватив в кольцо своих рук. Прижимаю крепко, обнимаю так, как всегда мечтал.
– Глеб, – она дергается, пытается освободиться. Но и здесь я раскрываю свои карты окончательно. Беру ее заплаканное лицо в свои ладони, наклоняюсь, касаясь лбом ее лба.
– Глеб, – шепчет Дашка, мне кажется, я слышу гул ее сердца или это мое так шалит, словно сошло окончательно с орбит.
– Ты мне нужна, – произношу так уверенно, как никогда.
Даша вглядывается в мои глаза в поисках ответов или чего-то еще, я толком не пойму. Мне почему-то страшно, что сейчас она пошлет меня, ведь в целом право имеет. Я столько лет пакостил ей, что за такое не грех возненавидеть.
– Врешь.
– Не вру, это искренне, – я и не дышу похоже, пока жду ее вердикта.
– Это… даже звучит странно, – Дашка опускает взгляд, но не отталкивает. И на том спасибо, маленький шанс на что-то хорошее уже есть.
– Хорошо, тогда чтобы это странно не звучало, сделаем по-другому.
– А? – она не успевает ничего сказать, потому что я как самый последний влюбленный дурак, накрываю ее губы поцелуем. Теперь пульс точно может останавливаться. А вместе с ним и сердце. Ведь я шагнул в пропасть, навечно оставив за спиной свое прошлое.
Глава 28 - Даша
Секунды вдруг начинают сливаться в одно целое под названием вечность, когда я ощущаю вкус губ Глеба на своих губах. Не сразу понимаю, что происходит, ведь я хотела уйти, мое сердце разрывалось от обиды, тревоги и чего-то еще, очень болезненного и необъяснимого. А потом Глеб сказал, что я нужна ему, и эта короткая фраза заполнила пустоту в моей душе. Там одна за другой стали загораться звезды, хотя раньше мне казалось, что у моих звезд давно села батарейка.
По инерции, больше мне не хочется сдерживать рвущиеся наружу чувства, я обвиваю руками вокруг шеи Глеба и принимаю его поцелуи: не жаркие или страстные, а изголодавшиеся. Он целует меня так, словно всегда мечтал об этом – обо мне, о нас, о чем-то большем. Даже не верится, что такое в принципе возможно.
Запустив руки в мои волосы, Глеб стягивает заколку, позволяя прядям рассыпаться каскадом по моим плечам. Он делает шаг, заставляя меня подчиняться и двигаться с ним в одном направлении. При этом, мы не останавливаясь в поцелуях, и в этот миг, кажется, что каждая частичка Гордеева принадлежит мне одной. Что он готов остаться со мной навечно, и от этого жар внизу живота только усиливается.
Мои руки проникают под майку Глеба, но он внезапно вздрагивает и морщится. Дыхание сбивчивое, взгляд опьяненный, горящий.
– Прости, – робко шепчу, ощущая, как смущение накрывает с головой. Мне даже хочется сбежать, спрятаться, уж больно эти чувства оголенные, в какой-то степени стыдливые.
– Иди ко мне, Дашка, – побег отменяется, ведь Глеб меня притягивает обратно, позволяя уткнуться носом в его грудь. Это все взаправду? Я точно не сплю?!
Горячая ладонь касается моей макушки, и этот заботливый жест ничуть не хуже того поцелуя, который я по своей глупости прервала.
– Прости, тебе же больно, – почти неслышно произношу, а сама не отхожу, вдруг сказка раствориться и оставить после себя только звездную пыль. Пока к такому раскладу я не готова.
– Вообще, мне сейчас больше, чем приятно, – в его голосе звучит игривая нотка, а потом Глеб наклоняется и губами обхватывает мочку моего уха. Ласкает ее языком, щекоча дыханием кожу. Гордеев делает это так, как если бы мы давно встречались: обыденно, будто он мой парень.
– Вот как? – тихонько отвечаю, ерзая в его объятиях. Сердце глухо ухает, по телу бегают мурашки, а губы – они изнывают в продолжении. Раньше я представить себе не могла, что от банального прикосновения может вот так закручивать вихрем.
– Ты еще маленькая, Дашка, – подшучивает Глеб, теперь уже окончательно отдаляясь от меня.
– Значит, тебя посадят, – откуда-то берется настроение для шуток. – За совращение несовершеннолетних.
– То есть… – уголок его губ тянется вверх, а взгляд все такой же шальной. Глеб вроде ничего не делает, лишь стоит напротив, а ощущение, что он касается каждого моего участка кожи, оставляя после себя ожоги. – Я совратил тебя?
– У меня… там еда вообще-то, – вспыхиваю, смущаясь, и тут же резко разворачиваюсь – бегу на кухню. Глеб тоже не стоит на месте, идет за мной, а уж на кухне пристраивается позади, обнимает, зарывается носом в мои волосы. Он такой нежный, податливый, другой человек. И ничего вроде такого не происходит, но, кажется, что я познала, каково это – быть на седьмом небе от счастья.
Мамочки… Мы реально с Глебом… целуемся? Обнимаемся? Он… пристает ко мне? Он подрался за меня? Наверное, я проспала момент, когда мы влюбились в друг друга и стали парой.
– Глеб, – шепчу и вроде пытаюсь выбраться, а вроде и не пытаюсь, просто ерзаю, даже вон – голову в бок отвожу, чтобы ему целовать меня в шею было удобнее. Ух, а какие у него все-таки горячие губы. Кажется, мой мозг поплыл окончательно и дал сбой.
– Обработаешь мои раны? – он говорит о серьезных вещах, а в интонации читается флирт.
– Конечно, только для начала тебе нужно сесть и… перестать это делать.
