Там уже стоял стол, накрытый безукоризненно белой скатертью. В хрустальных подсвечниках горели свечи, в хрустальной вазе красовались ароматные красные розы. Рядом с прекрасной посудой тонкого фарфора и гармонирующими с ней хрустальными бокалами для вина сверкали приборы из настоящего серебра. Два одетых в белое официанта, а также бродячий гитарист ненавязчиво стояли поодаль.
Сара едва подавила поднимавшийся в горле истерический смех. Что же задумал дядя Тео? Это было похоже на сцену из старого фильма с участием Одри Хепберн. Но сможет ли она сыграть главную роль?
Конечно, она нарочно опоздала… Рикардо был уже здесь. Не выказывая ни малейшего признака нетерпения или гнева, он поднялся, увидев, как она приближается.
— Э-э… Дилайт. Вы очаровательны.
— Спасибо.
Конечно, ей не следует обращать внимания на то, как он нагло ее разглядывает, словно раздевая. Она должна постоянно помнить, что надо держать себя в руках, и приняла его приглашение лишь для того, чтобы показать, что нисколько его не боится.
Один из официантов помог ей сесть, и она попросила. чтобы вместе с вином принесли «перье». Гитарист начал тихо петь какую-то старинную, сентиментальную итальянскую песню. О нет! Дядя Тео на самом деле зашел слишком далеко. А может быть, он смотрел только старые фильмы?
Ее противник откинулся на стуле, прикрыв глаза.
— Вам нравится эта… музыка? Кажется, я где-то читал, что ваша любимая музыка — рок-н-ролл — никудышний рок?
— Не следует верить всему, о чем пишут, не так ли?
Сара весело подняла бокал и попробовала вино, которое было очень вкусным, — сухое и достаточно холодное. Воспользовавшись его задумчивостью, она смело сказала:
— Я думала, мы встретились, чтобы обсудить, как заставить сплетников замолчать. Может быть, вы могли бы пригрозить, что подадите на них в суд? Думаю, у вас это получится лучше, чем у меня.
Она видела, как он пожал плечами под плотно прилегающим льняным пиджаком.
— Судебное разбирательство породит еще больше сплетен — и больше рекламы.
Его голос звучал нарочито бесстрастно, но глаза смотрели с такой насмешкой, что лицо Сары стало краснее, чем ее румяна. Осторожно поставив бокал, она сдержанно сказала:
— И поскольку никому из нас не нужна дополнительная огласка… что вы предлагаете?
— Вы действительно хотите знать? — Его голос звучал развязно, а взгляд дерзко скользил от ее нервно покрасневшего лица до глубокого выреза на платье. — Тогда я вам скажу. Стоит ли обращать внимание на сплетни? Попытка все отрицать приведет к противоположным результатам. В конец концов мы оба знаем, сколько во всем этом правды и сколько лжи… разве не так? Если ваш жених вам доверяет, я думаю, вообще нет никаких проблем. Полагаю, он действительно доверяет вам?
— Конечно! — с жаром подтвердила Сара. — Мы любим друг друга…
— А, да. Любовь. Вы любите друг друга… он доверяет вам. Но где же ваш Карло? Почему его нет здесь, чтобы защитить вас от подобных сплетен?
— Ему пришлось уехать. По… делам. Но он, разумеется, скоро приедет ко мне, или я поеду к нему. И тогда мы поженимся.
— Да, помню, вы об этом уже говорили.
Перед ними поставили тарелки, и Сара принялась за салат, подцепив вилкой маленький кусочек креветки. Она не позволит ему одержать верх над собой! В конце концов он находится здесь по той же причине, что и она. Она бросала вызов потому, что он был тем надменным, самовлюбленным типом мужчины, который считал, что нет женщины, способной устоять перед его сексуальной привлекательностью. Ха!
— Простите, не расслышал?
Неужели она сказала это вслух? Сара невинно посмотрела на него, продолжая нанизывать креветки на вилку.
— О, я ничего не сказала. Разве этот салат не прекрасен?
— Вы его даже не попробовали. Только отпили немного вина.
— Как вы наблюдательны. Перестаньте смотреть так пристально.
— На вас или на ваш салат?
— И на то и на другое.
Сара продолжала надкусывать креветки, съедая одну за другой. Ха! — мысленно воскликнула она, на этот раз моя взяла. Лучше всего игнорировать его. Тогда, возможно, он уйдет и оставит меня в покое.
К несчастью, в этот момент к ним приблизился гитарист, исполняя, очевидно, песню о любви, если судить по тому, как рыдал его голос и закрывались глаза, когда он брал высокие ноты. Из вежливости Сара сделала вид, что слушает с восторженным вниманием и краем глаза замечая, что Рикардо это не доставляет никакого удовольствия. Его лицо было напряжено, длинные загорелые пальцы с показной небрежностью играли серебристым ободком салфетки. Сара снова увидела на его руке кольцо с печаткой — тяжелое темное золото с узором из бриллиантов и рубинов. Это было единственное кольцо, которое он носил, на другой руке он выставил напоказ золотой браслет, который только подчеркивал мужественность его владельца.
Она на мгновение подняла глаза и поймала его пристальный взгляд. Когда Сара вновь склонилась к тарелке, ей показалось, что Рикардо тихо выругался. Он что-то сказал гитаристу, который, казалось, тут же исчез. Не знаю, что со мной происходит, подумала Сара, когда ей показалось, что ее мысли начинают путаться…
— Я думаю, мы оба зря тратим время, — раздался его спокойный голос с другой стороны стола, и он взял ее за руку, без всякого усилия подняв на ноги. Гитара все еще играла, на этот раз очень тихо и без голосового сопровождения. По другую сторону бассейна, в противоположном углу покрытого черепицей испанского дворика, горел огонь; языки пламени, словно горячие клещи, тянулись к ней и вытягивали ее нервы.
Не в силах произнести ни слова, Сара не сопротивлялась. Куда все подевались? Одетых в белые пиджаки официантов нигде не было видно, исчез и гитарист, было только слышно, как он играет. Она находилась там, где и хотела, — прижатая двумя крепкими руками к его напряженному телу. Его нетерпеливые пальцы погрузились в массу ее густых волос, отгибая голову назад, его уста стремительно впились в ее губы, неистово и жадно целуя их, не давая никакой возможности возразить, даже если бы ей хотелось.
Это было похоже на то, как лодка, потеряв управление, стремительно несется через пороги. Она инстинктивно подняла руки и обняла его, может быть, чтобы удержаться от падения. Он целовал ее то неистово, то нежно, не сомневаясь, что такая близость ей не претит, позволяя рукам скользить вниз по ее спине, исследуя изгиб бедер и ягодицы и грубо прижимая ее к себе.
Она никогда раньше не испытывала ничего подобного, рассудок молчал, всеми ее действиями руководили одни лишь чувства. Даже когда его пальцы, обжигая тело через тонкое платье, ласкали ее грудь, нетерпеливо проникая под шелк, и она чувствовала прикосновение чуть грубоватых пальцев к своей не знавшей мужских ласк мягкой и нежной коже — даже тогда она не могла высказать слова возмущения, которые складывались в ее голове.
