С точки зрения феодальной традиции князья были вправе апеллировать к своему зарубежному «печальнику». В отношении Русского государства обращении за помощью к враждебному иноземному государю было прямой изменой. Снова и снова болезненно сталкивались две системы ценностей, два правосознания — государственное и удельное. От результатов этого столкновения зависела судьба русского народа и всей страны.
Князья Андрей и Борис, видимо, твердо решили добиться восстановления своих старинных прав. Пребывание в Великих Луках давало им возможность быстро соединиться с войсками короля, а в худшем случае, перейдя границу, встать под его защиту. Мятеж грозил перерасти в международный конфликт.
В последних числах марта архиепископ Вассиан и бояре мятежных князей прибыли в Москву. Переговоры начались.
Наступила весна. Немцы подходили к самому Пскову, обстреливали и жгли его «пригороды». Они захватили и сожгли городок Кобылий на берегу Чудского озера. Уцелевших жителей во главе с местным посадником орденские люди «живых поймаете, с собою сведоша, немилостивее извязавше».[119]
На этот раз псковичи вынуждены были обходиться своими силами: великий князь оставался глух к их призывам о помощи. Войска были нужны на западном рубеже — против мятежных князей, на случай выступления короля. Войска были нужны и на южном рубеже, на Берегу — против нарастающей угрозы со стороны Ахмата. Между тем приближалось лето — наиболее благоприятное время для нашествия.
16 апреля в Крым отправился новый русский посол, князь Иван Иванович Звенец Звенигородский. Он имел полномочия заключить двусторонний оборонительный договор против Ахмата и односторонний оборонительно-наступательный против Казимира в основном на тех же началах, которые были сформулированы великом князем еще шесть лет назад. Но посольский наказ князя Ивана Звенца содержал и новое положение: «А учинится тамо весть князю Ивану Звенцу, что Ахмат царь на сей стороне Волги, а покочюет под Русь, и хотя ярлыка еще не даст Менгли-Гирей царь, ино князю Ивану о том говорити царю Менгли-Гирею, чтобы... на Ахмата царя пошол или брата своего отпустил с своими людми... а не пойдет Менгли-Гирей царь и брата с людми не отпустит на Орду, ино о том говорити, чтобы на Литовскую землю пошол, или брата отпустил с людми». Если же «будет Ахмат царь за Волгою», посол не должен делать такого заявления.[120]
До Москвы дошли слухи о готовящемся нападении Ахмата, но великий князь еще не имел точных сведений о его местонахождении и намерениях. Тем не менее он считал опасность вторжения Ахмата вполне реальной. Именно поэтому посол должен был потребовать от Менгли немедленной помощи против Ахмата в случае его приближения к русским границам, не дожидаясь формального заключения союзного договора. Помощь эта мыслилась в двух возможных вариантах — выступление Крыма против самой Орды или против Казимира. Великий князь понимал, что медлить нельзя.
Менгли-Гирей знал, без сомнения, о переговорах Ахмата с Казимиром. Дружбу с королем хану терять не хотелось, но ненависть к Ахмату и страх перед ним оказались сильнее. Князю Ивану Звенцу Звенигородскому удалось заключить союзный договор с Крымом — одно из важнейших международных соглашений Русского государства, определившее русско-крымские отношения на много десятков лет вперед.
Тем временем на Москве продолжались попытки добиться соглашения с мятежными князьями. Переговоры с их боярами не привели ни к чему. 27 апреля великий князь отправляет в Великие Луки новое посольство. Вместе с архиепископом поехали бояре Василий Федорович Образец и Василий Борисович Тучко Морозов и дьяк Василий Мамырев. С князьями необходимо было договориться как можно скорее, до начала широких военных действий на юге.
Как и следовало ожидать, у мятежных князей нашлись «печальники» на Москве. В защиту их выступила великая княгиня Мария Ярославна — к этому времени уже «инока Марфа». Постригшись в кремлевском Вознесенском монастыре, великая княгиня продолжала сохранять связь с «миром». По словам летописца, она «вельми любяше» князя Андрея Большого. Это понять можно — ведь он родился в углицком заточении, в самый трудный и, казалось, безысходный период жизни Марии Ярославны, когда она, великая княгиня, оказалась женой бесправного слепого узника. Но, может быть, еще важнее другое. Старая великая княгиня в силу самого своего возраста и воспоминаний сочувствовала уходящей «старине». Привычные категории, за которые держались мятежные братья, были ей ближе и понятнее, чем повое государственное мышление старшего сына. Во всяком случае, «инока Марфа», сочувствуя всем своим сыновьям, пыталась выступить посредницей между великим князем и его братьями, вела с ними самостоятельные переговоры. Обращались князья и к митрополиту Терентию.
Новое, третье по счету, посольство великого князя везло братьям предложение серьезных территориальных уступок. Андрею великий князь обещал дать «Колугу да Олексин, два города на Оке». Это был хорошо продуманный ход. Оба города — на южном рубеже, на направлении вероятного удара Ахмата. Принятие этого предложения превращало Андрея из врага великого князя в его союзника — ему пришлось бы защищать свой новый удел от ордынцев.
Нелегок был путь послов по весенней распутице. Только 20 мая прибыли они в Великие Луки. Уступки великого князя были, действительно, большими. Но они не носили принципиального характера — не касались основ межкняжеских отношений, ради которых «подняли мятеж князья Андрей и Борис. Продолжались их переговоры с королем. Правда, осторожный Казимир в военной помощи отказал, но дал «княгиням их на избылище» город Витебск. Тылы мятежных князей были теперь обеспечены — их жены и дети находились под защитой короля. Это развязывало руки для дальнейшей борьбы. Предложения великого князя были отвергнуты. Третье посольство вернулось в Москву ни с чем. Дальнейшие уступки были нецелесообразны — они могли создать у мятежников представление о слабости великого князя и укрепить их уверенность в себе. Переговоры прервались.[121]
Разрыв переговоров с князьями совпал по времени с получением первых известий о начале похода Ахмата. На Русь двинулся самый страшный, самый грозный ее враг.
Ахмат, как человек не только честолюбивый, но и умный, осторожный, много лет готовился к этому походу. Своими победами он снова поднял могущество Орды. Но походы на восток, на юг и в Крым были только подготовкой к главному делу Ахмата. Он ставил своей задачей полностью восстановить власть Орды над Русью, возродить времена Батыя, преемником которого (и с полным основанием) он себя считал.
Давно уже во главе Орды не стоял деятель такого масштаба. Политический кругозор Ахмата был широк — он вел переговоры даже с Венецией. О его полководческих дарованиях можно судить по победам над узбекским ханом Хайдером и над Менгли-Гиреем. Ахмат, без сомнения, не был склонен к авантюризму и к неоправданному риску.
Основным недостатком Ахмата как государственного деятеля было отсутствие политической перспективы. Его программа носила чисто консервативный характер. Он мечтал о восстановлении империи Чингизидов на прежних, изживших себя основаниях. Но это и не могло быть иначе. Наследник Чингис-хана и Батыя, Ахмат был носителем традиции архаической кочевой империи, хищнической по самой своей природе, с примитивной экономикой, неспособной к восприятию явлений Нового времени. В своем лице Ахмат воплощал уходящий в прошлое идеал власти, основанной на жестком, грубом диктате над многоязычными народами Востока.
Тем не менее Ахмат был очень силен и достаточно искусен как политик. Ему удалось заключить союз с королем Казимиром, чему он придавал, по-видимому, особое значение. Еще в 1472 г. в переговорах с венецианским сенатом по поводу союза против Османской империи Ахмат заявлял, что может выставить в поле 200 тыс. всадников. И это было, похоже, правдой. За счет покорения народов Средней Азии и Северного Кавказа, завоевания Астрахани мощь Ахмата еще усилилась. Весной 1480 г. Ахмат поднял в поход на Русь всю Большую Орду, собрал все силы своей огромной, все еще грозной империи.
Момент для нашествия на Русь Ахмат выбрал чрезвычайно удачно. Все как будто складывалось в его пользу. На северо-западе Русь воевала с Орденом. Феодальный мятеж ослаблял силы Русского государства. Некоторые летописцы даже прямо связывают окончательное решение Ахмата о походе с получением известия об этом мятеже. С Крымом у Руси еще только шли переговоры, а союз Ахмата с королем был уже фактом. Да и сам Казимир обладал гораздо большими политическими и военными возможностями, чем непрочно сидевший на своем престоле вассал турецкого султана.
Медленно двигалась Большая Орда по Дикому Полю. Ахмат не рассчитывал на эффект внезапности. Большее значение он придавал совместным действиям всех антирусских сил, своему союзу с Казимиром.
