— Я ничего не знаю, — ответил Вилле, явно колеблясь.
— Вот телефон, — решительным тоном произнес я и, отступив к столу, ткнул пальцем в аппарат, — звони и выясняй. Никто за тобой следить не будет. Все могут выйти из комнаты. Останусь только я. Чтобы ты не вздумал сигануть из окна. Но я встану в том углу к тебе спиной.
Взгляд Вилле с тоской бродил по комнате. Я видел, что он лихорадочно ищет выхода, но придумать ничего не может, и голова его идет кругом. Я торжествовал победу. А ведь я совсем не знал, есть ли у его приятелей телефон. Бил, можно сказать, вслепую.
— Если твои приятели откажутся прийти добровольно, — продолжал я наступление, — что ж, пусть не идут. Я не собираюсь делать из тебя доносчика. Никто тебя не принуждает. Мы их и так поймаем, своими силами. Только на это потребуется больше времени.
— Ну да, я наберу номер, — подозрительно сказал Вилле, — а ваша служба его запомнит и возьмет на учет. Не такой я дурак, как вы думаете. Хоть я и простой чувак.
— Вилле, — попытался объяснить я, — вот два аппарата. Один работает через коммутатор, то есть соединяется с городом через наш телефонный узел, другой связан с городом напрямую. Проверь сам. И подумай: как можно запомнить номер, если ты будешь звонить по прямому телефону, а я буду стоять спиной к тебе в дальнем углу! Это технически невозможно. Может быть, ты окажешься настолько сообразительным чуваком, что поймешь это.
Нехотя, как бы против воли Вилле шагнул к столу и с недоверием поднял телефонную трубку. В трубке раздался голос телефонистки. Он взялся за другую трубку и поднес ее к уху. Там послышался знакомый обычный гудок. Все еще недоверчиво парень взглянул на меня. Жестом я приказал полицейским выйти из комнаты. Вместе с Палму. Железо нужно ковать, пока горячо. Сам я отошел в угол и повернулся к Вилле спиной.
Без сомнения, он мог бесшумно подкрасться на своих резиновых подошвах и размозжить мне голову. Или вывалиться в окно, вместе с рамой… С третьего этажа. Что ж, приходилось рисковать. Признаюсь, я весь взмок от напряжения, пока ждал, удастся ли моя затея. В полной тишине я слушал непрерывный телефонный гудок. Наконец очень медленно и осторожно Вилле набрал номер. Победное ликование переполняло меня.
— Алло, это Вилле, — хрипло зашептал он, ребячески полагая, что, понизив голос, он спасает положение. — Арска дома? Ну как он, к телефону может подойти? Очень надо. Пусть подойдет, позовите его.
Последовала длительная пауза. Потом Вилле оживился:
— Арска, привет, это Вилле. Что, очень болит? Слушай. Я тут попался… Ага, в полиции. Я из кабинета одного… Да нет, Арска, не сбрендил. Я тут один в комнате и звоню по прямому проводу. Просто они тут гнут, что лучше будет, если ты тоже придешь… Ну, чтобы добровольно… Да ты что — я расколюсь?! Ты же меня знаешь: я чувак крепкий! Чтоб я друзей закладывал… Да не начинай ты сразу орать! Ты ж не знаешь, мы ведь несовершеннолетние, а у них тут такая дур… дерьмовая история, что по сравнению с ней наша авария вообще плевое дело. Может, ты видел, в вечерней газете было… Ну да, вместе с Кайей, она же тоже с нами была.
Вилле затих и стал молча слушать. Сначала он как будто оробел, но потом разозлился и, когда его приятель замолк, заорал в трубку:
— Ты на меня не ори, Арска. Ори на себя! Зачем я только тебя за баранку пустил! Я бы эту колымагу пригнал к утру на место! Это ты перед Кайей кренделя выписывал! Ага, ага, пошел ты сам в это место, вместе с Кайей!.. Ну и нечего лаяться! — Он снова стал слушать, потом продолжил: — Да не говорил я ничего. И не скажу, пусть хоть режут. Только у них тут свои всякие штуки. Они говорят, что тебе недолго гулять, они сами тебя отловят. Угу. Нет, ты не знаешь. Ихний начальник — это такой тип — он мое имя заранее знал, как только меня сцапали… Да нет, они не орут. Пока еще не орали… Ну, как знаешь. Дело твое, не хочешь — не надо. А я умываю руки. Все, пока.
Вилле Валконен положил трубку, и я медленно повернулся к нему лицом. Он смотрел на меня с виноватым видом.
— Не хочет добровольно, — объяснил он. — Я хотел как лучше, но он не хочет. Он такой — крепкий парень.
— Я знаю, — сказал я. — Ведь это он приложил вчера резиновой дубинкой швейцара, когда вы витрину разгрохали?
Вилле изумленно глядел на меня. Он уже открыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его и угрюмо выдавил:
— Я ничего говорить не буду. — Однако не выдержал и с тайным восхищением спросил: — Но откуда вы и это знаете? Ведь Арска с Ка… со своей девчонкой успели смыться. Один я отдувался, как козел… Я про стекло говорю. Меня ведь кто-то нарочно пихнул на него.
— Значит, Арска из тех чуваков, которые бросают друзей в беде, — задумчиво сказал я.
Вилле снова обозлился.
— Все! Нечего мне лапшу на уши вешать. Я больше ничего не скажу. Я сам за все, что сделал, отвечу, а друзей выдавать не буду!
— Что ж, придется принять свои меры, — безразличным тоном сказал я. — Раз твой приятель — крепкий парень, что ж, пусть будет так. Но мы посмотрим, надолго ли хватит его крепости, когда за него возьмусь я. Посмотрим на него тогда. А ты, конечно, ответишь за свои дела, не за его. Я старался для его же блага!
Я открыл дверь, поманил Палму и патрульных.
— Заберешь парня, — величественно распорядился я. — Пусть умоется. И переоденется. Надеюсь, ты меня понимаешь. Не забудьте о ботинках.
— Все понятно, — сказал Палму, низко кланяясь. — Пошли, Вилле.
— Допрос возобновится через десять минут, — строго предупредил я, взглянув на часы — они показывали 16.48. — Вернетесь сюда. Ты справишься один или потребуется помощь?
— Да нет, мы справимся, правда, Вилле? — отеческим тоном произнес Палму.
Патрульных я задержал и, когда Палму ушел, дал им парочку указаний. И сразу начал торопливо разбирать на столе бумаги.
Но опять зазвонил телефон. Тот, который через коммутатор.
— Слушаю. — Спокойно поднял я трубку.
— Храни тебя Господь! Да благословит Он труды твои, судья! — постным голосом пропел мне в ухо какой-то незнакомец.
— Благодарю, благодарю, — машинально сказал я, но, опомнившись, громко спросил: — Кто говорит?!
— Один из малых сих, — представился голос. — Портной Похъянвуори, если позволите. Давеча газетку мне дали, для прочтения — так-то у меня этого в обычае нет — мирской писанины. Грех это и искушение, великий соблазн в мире сем. Так вот: сподобился я узнать, что мой несчастный покойный брат получил воздаяние по делам своим. Его богопротивные занятия…
— Опознание проведено, — нетерпеливо сказал я, покосившись на список звонивших. — У нас уже сорок два заявления по этому поводу. Если у вас нет никаких других вопросов или дел…
— Есть, есть у меня, — поспешно ответил голос. — Богоугодное дело!
— Хорошо, но этим мы займемся позже. Сейчас у меня более срочное…
— Ничего более срочного не бывает! — трубно возвестил портной. — Каждого из нас могут призвать во всякий час. Так случилось с моим покойным братом. Так может случиться и с вами, судья!
— Конечно, конечно, — согласился я, ничего не понимая. — В чем же состоит ваше дело?
— Я — единственный законный наследник, — обратившись к земным делам, голос сразу изменился. — После кончины брата я остаюсь единственным представителем нашего рода. Это дает мне право обратиться к вам, судья, с просьбой — позволить мне взять на свое попечение имущество покойного и составить опись наследуемого. На протяжении многих лет я не поддерживал отношений с братом, ибо он служил Сатане и потворствовал греховным страстям, я же служил Господу Богу нашему! Тем не менее я осведомлен, что он имел в своем владении квартиру, в коей обитал. Наше малое стадо остро нуждается в сбирании положенной нам десятины, ибо прозябает в отдалении от своих пастырей и главных управителей.
— Знаете что, господин Похъянвуори, — сказал я, — по-моему, это чересчур. Тело вашего погибшего брата еще не успело остыть, а вы уже торопитесь его обобрать, как какой-нибудь кладбищенский разбойник!
Признаю, что мое поведение несколько выходило за рамки приличий, но все-таки, по-моему, было простительно.
— Надо торопиться делать богоугодные дела! — загремел голос — Грядут последние дни! Оглянитесь, судья: брань, беззакония, антихристы. И горстка истинно верующих! Земля распадается, и стихии рушатся…
Я героически сохранял самообладание. Спорить не имело смысла.
— Без сомнения, — покладисто заметил я. — Но пока расследование не завершено, никто из посторонних не может иметь доступ к наследуемому имуществу покойного. Я незамедлительно поставлю вас в известность, когда потребуется составить опись имущества. Будьте любезны, ваш адрес и телефон.
С радостной готовностью портной Похъянвуори продиктовал то и другое. И даже по-христиански простил мне мой тон.
