Некоторое время он лежал тихо, рассматривая отслаивающуюся плесень на потолке. Потом поднялся и распаковал свои туалетные принадлежности, разместив их на маленькой неустойчивой полочке над раковиной. Умывшись холодной водой и вытеревшись хозяйственной бумагой, Карл засомневался, стоит ли бриться. В конце концов решил, что стоит, ведь они же не уговаривались, что он должен выглядеть оборванцем.
Во время бритья он размышлял, надо ли прятать что-нибудь из вещей: в комнате было не так уж много мест, где можно устроить тайник. Если эта блондинка или кто-нибудь еще сунет нос в рюкзак в его отсутствие - а, скорее всего, так оно и произойдет, - то надо решить, что спрятать: оружие или деньги. Пожалуй, не будет особых неприятностей, если она обнаружит в его комнате оружие. Вряд ли вызовет удивление тот факт, что гость вооружен. Но если она найдет слишком много денег, то очень скоро найдет и повод заявить полиции, что ей полагается пятьдесят тысяч марок, не облагаемых налогом, в качестве компенсации за наводку на террористов. Карл внимательно рассматривал грязную поверхность линолеума в поисках участка, который можно было бы приподнять. Там как раз самое место для пачек банкнот Федеративной Республики.
Карл аккуратно причесался, вытащил один из заряженных магазинов и вставил его в рукоятку пистолета, затем сунул его в обычное место, за ремень брюк, надел свитер, набросил куртку и вышел. Первой целью был итальянский ресторанчик "Кунео", расположившийся всего в нескольких кварталах от его нынешней основной базы в отеле "Шмаальс". До сих пор все шло так, как и было задумано.
Ресторан "Кунео" оказался больше, чем можно было ожидать по скромному входу. Зал вытянут, и когда проходишь через бар, слева можно обозревать всех, кто сидит внизу, куда ведут несколько ступенек. Точно так же посетители ресторана могут видеть входящих.
Ресторан был полупустой, и Карл сел за столик примерно в центре. Насколько он мог судить, публика была очень разношерстной. Одни весьма походили на сутенеров или карманников, отдыхающих от своего ремесла. Другие выглядели вполне добропорядочно, будто приехали совсем из другой части города, чтобы поужинать на честно заработанные деньги. Некоторые, наконец, казались настоящими интеллектуалами или, быть может, утонченными радикалами. Судя по всему, эта смесь была привычной для ресторана и не смущала никого из посетителей. На Карла едва ли кто обратил внимание, но он не был в этом полностью убежден. Скорее это было первое впечатление от пробного визита в охотничье угодье. Он съел лазанью - блюдо из запеченных макарон, с мясным фаршем и соусом, выпил бутылку кьянти. После двойного эспрессо Карл расплатился и вышел. Ему показалось, что никто в зале не напоминал кого-то из тех террористов, которых он искал.
Он направился обратно в свой квартал, но по дороге наметил зайти еще в одно из трех "горячих" мест. У него пока не было возможности изучить этот район, особенно с другой стороны гостиницы, а именно там, судя по всему, можно было получить самое красноречивое представление об обитателях этих домов.
С другой стороны квартала, прямо напротив отеля "Шмаальс", находилась Хафенштрассе, известная благодаря движению за захват домов, точнее трущоб. Вот уже несколько лет эти активисты удерживали не меньше восьми полуразрушенных зданий, которые таким образом были "спасены от капиталистической эксплуатации". Понятно, что здесь возникало немало поводов для многочисленных стычек с полицией, тем более что изначально оккупанты выдавали себя за революционеров, даже полутеррористов.
Чтобы как-то узаконить ситуацию, власти по инициативе социал-демократов вынудили оккупантов снять занятые ими дома за чисто символическую плату - 100 марок в год за каждый дом. Тем самым вся конфронтация с полицией была отодвинута на неопределенное время. К тому же в остальном Гамбурге восстановилось спокойствие, поскольку все "движение оккупантов" было сконцентрировано теперь на небольшом пятачке.
Тогда обитатели Хафенштрассе, легализованные таким унизительным способом, в отместку пытались произвести как можно больше беспорядка: малевали краской на стенах разные надписи, провоцируя полицию. Но даже эти надписи-граффити, где полицейские именовались не иначе как "жирные свиньи" и изображались всегда со свастикой, не привели к серьезным столкновениям с полицией, "этим репрессивным орудием капитализма".
Единственное, что помогло, была акция одного из "оккупантов", который на премьере ностальгического фильма о процессе над Баадер, Энслин, Распе и Майнхоф поднял такой шум, что фильм пришлось прекратить и потом уже показывать в другом месте и по другому случаю. Поскольку участники "оккупационного движения" симпатизировали террористам, полицейские время от времени все же наведывались в оккупированные дома. Нередко их встречали камнями, и тогда кое-кто из "оккупантов" оказывался в участке, но ненадолго.
После этого "оккупационное движение" стало рассматриваться как одна из разновидностей терроризма. В Ведомстве по охране конституции, правда, этому не придавали большого значения, пока не был зафиксирован таинственный телефонный разговор двух настоящих террористов, которые, возможно, обосновались именно в этом районе, по странному стечению обстоятельств находящемся рядом с оккупированными домами. И не было никаких сомнений, что сами "оккупанты" с большой гордостью относились к своему новому статусу террористов. Высоко на стене дома, выходившего на Хафенштрассе, в том же квартале, где сейчас жил Карл, черная надпись гласила, что симпатизирующие "из прилегающей области" (был использован именно этот полицейский термин) приветствуют товарищей по кварталу. Под "товарищами" имелись в виду, конечно, настоящие террористы.
Новое коварное выступление социал-демократических городских властей в то же время означало, что полиция опять отступила. "Оккупанты" несколько ночей подряд сами охраняли кучу булыжников и избили несколько ночных прохожих, подозревая в них переодетых полицейских. Но больше ничего не произошло, и сейчас все было тихо и спокойно, как несколько месяцев назад.
В пятнадцати метрах от входа в отель "Шмаальс" расположилась пивная "Дядюшка Макс". Она-то и стала следующим пунктом в программе внедрения Карла в новую жизнь.
Вход находился как раз в конце квартала. Рядом стояли развалины, зиявшие чернотой проемов, а выходившая на улицу часть разрушенной стены была испещрена надписями, по большей части неудобочитаемыми лозунгами. Самым невинным был отчетливо выведенный призыв: "Уголовники всех стран, соединяйтесь!"
У входа в дом никого не было, ступеньки лестницы блестели под дождем. Именно там, согласно выученной Карлом карте микрорайона, находилась пивная. Снаружи казалось, что внутри никого нет. Он не хотел показаться неуверенным и, открыв входную дверь, вошел в пивную "Дядюшка Макс", как будто решил, насколько это возможно, объединиться со всеми уголовниками мира.
Первое, что он увидел, был совершенно черный пол, хотя, вероятно, когда-то он был сделан из обычных коричневатых досок. В воздухе стоял едкий запах чего-то вроде жидкого асфальта. Внутри - шесть коричневых стоек с коричневыми же скамейками и коричневыми, кое-где изрезанными столами. Стены тоже были коричневыми, и даже музыкальный автомат - коричневый. Прямо перед входом за стойкой стояла средних лет женщина в обтягивающих брючках - то ли слегка подвыпившая, то ли чем-то сильно потрясенная.
Она протянула Карлу маленькую пузатую и, конечно же, коричневую бутылку пива, прежде чем он успел что-нибудь сказать. Карл взял бутылку, заплатил десять марок и сделал вид, что не понял, когда женщина вернула ему две марки. Получив сдачу, он сказал, что в Швеции было бы намного дороже, после чего подошел к свободному высокому столику и налил пиво в стакан (перед этим вымытый, как он очень надеялся).
Взгляд Карла невольно искал какой-нибудь другой, не коричневый, цвет. Но, пожалуй, только занавески когда-то были красными, хотя они, вряд ли знакомые со стиркой, почти сливались с доминирующими в зале коричневатыми тонами. Пятнами на этом фоне выделялись несколько красных пластмассовых пивных бочонков за стойкой да рекламные часы "Кока-кола" на стене с четкими красными буквами. Впрочем, они лишь подчеркивали унылую монотонность.
Помимо Карла в зале было шесть-семь мужчин и три женщины, все среднего возраста - лет под тридцать. Мужчины, кроме одного, одеты в черную кожу, а женщины казались здорово выпившими, но не были похожи на проституток. Мужчины - с длинными волосами, почти все - с серьезными следами драк на лицах. Раны у них были настолько запущены, что местами гноились. Синяки и ссадины выглядели так, будто были получены в одно время, и не от полиции. По залу бродили две тощие трусливые собаки - щенок овчарки и другая, непонятной породы. Вся компания здорово напоминала наркоманов, которых (как ни странно, но с этим он встречался и в Швеции) тянуло к собакам.
