Минут десять в кухне стоял такой ор, что казалось, стекла из рам повылетят. Наконец Тычковскому удалось оттащить Леву от бензопилы, а Машеньке отцепить его от Левы. Лидия, в свою очередь, расправилась с Микошей, который с похмелья был не очень-то силен. Тот, слегка побитый, затих на диване, уткнувшись в подушку, а она, выпустив пар, устало опустилась на табурет, сказав почти равнодушно:
– Сволочь.
– Давайте же наконец растопим печь, – предложила Машенька.
– Ах, да! Печь! – спохватилась Лидия.
Видно было, что у нее созрел какой-то план.
– Сволочь, – повторила она и взяла со стола огромный кухонный нож.
Все невольно вздрогнули. Лидия, сжимая в руке нож, направилась прямо на Тычковского. Тот напрягся.
– Лида, не надо, – прошептала Машенька.
– Зомби! – выкрикнул Лева.
– Отойди, – сквозь зубы велела Лидия Тычковскому.
Тот сделал шаг в сторону. Лидия схватила лежащее у самой печи сухое полено и с остервенением принялась стругать лучину. Движения ее были размеренные и четкие, как у робота.
– Боже мой, – прошептала Машенька. – Еще одна… Она ведь, кажется, не в себе…
Краткое интервью:
Николай Зюськин, он же Микоша
Врач. Что вы сейчас чувствуете?
Микоша. Выпить есть? Выпить хочу.
Врач. Скажите, когда вы трезвый, вы можете думать о чем-нибудь другом, кроме как достать выпивку?
Микоша. Дык это… Выпить надо, чтобы мысль-то пошла.
Врач. Все понятно. Трезвый вы думаете только о том, где бы взять спиртного, а выпив, начинаете безбожно врать и всем навязываться со своими пьяными фантазиями. А вы не пробовали лечиться от алкоголизма?
Микоша (возмущенно). Я не алкоголик! Могу пить, могу не пить.
Врач. Да не можете вы не пить, в том-то и дело. А еще вы боитесь врачей. И на то есть причина. Вы ведь находились какое-то время в психиатрической больнице на принудительном лечении от алкоголизма. Я прав?
Микоша (нехотя). Было такое. Баба у меня завелась. Она и уговорила. Ложись, говорит, Колька, в больницу, кодируйся. Я, как туда приехал, сразу понял: какая же это больница? Это ж тюрьма! И на окнах решетки. Не санитарки – тюремщики. Все как одна злющие, не говорят – лают, чисто собаки цепные. Я, как протрезвел, враз просек: уморить меня баба решила. Запихнуть навечно в дурку и заполучить мой дом с участком. У нее ведь, доктор, трое детей. А мужа нет. Вот она и задумала за счет меня устроиться. А меня, значит, в дурку.
Врач. Да что с вас взять-то?
Микоша (с обидой). А дом с участком?
Врач. Дом ваш и не дом вовсе, а развалюха, на ладан дышит, а участок весь крапивой зарос.
Микоша. Я газеты-то читаю. Земля, она нынче дорогая.
Врач. Да у вас земли-то с гулькин нос! Тоже мне, домовладелец.
Микоша. А пенсия? Пенсия по инвалидности? Она ж хотела пенсию мою зацапать. Шиковала бы на нее со своими тремя отродьями.
Врач (насмешливо). Значит, вас решили ограбить?
Микоша. Точно так. Только я не дался. Ушел я оттуда. Вырвался на свободу.
Врач. И снова начал пить?
Микоша (зло). Вы на меня, доктор, не орите. Вы думаете, Микоша кто? А Микоша здесь, на деревне, главный. Ни одно дело без меня не делается. Вот хоть Стуловых возьмите. Так и бегают ко мне: Микоша, помоги. Сделай это, да сделай то. Погибаем без тебя. И дачники тоже. Как лето начинается, незаменимей Микоши человека здесь нет. Микоша – он повсюду.
Врач. Да вы сами ко всем в гости напрашиваетесь да навязываетесь со своей помощью, надеетесь, что нальют.
Микоша. Это, доктор, так положено. Сделал – получи.
Врач. Так можно деньгами брать.
Микоша (удивленно). А на что мне деньги?
Врач. Ну, допустим, купить что-нибудь.
Микоша. Не что-нибудь, а водку. Али самогон. Для чего ж напрасную работу-то делать? Время свое трудовое не беречь? Работу переводить в деньги, а деньги в водку. Куда как проще: работа – водка. Али самогон. Вы не сомневайтесь, я и самогоном беру. Вхожу, так сказать, в положение.
Врач. Значит, вы расстались с той женщиной? Которая пыталась вас лечить?
Микоша. А на кой она мне?
Врач. А дети у вас есть?
Микоша. Вот этого, доктор, не знаю. Жизнь у меня была бурная, трудовая. Эх, где я только не был! Где только не работал! Вот видите, пальцев у меня на левой руке не хватает. (Вытягивает руку.) Это мне акула откусила.
Врач. Кто-о?
Микоша. Акула. Когда я был капитаном дальнего плавания. Да-а… За границу ходил. И паспорт у меня имелся. Заграничный. Это вам не хухры-мухры. Мир-то я посмотрел, да… Пока акула меня за пальцы, извиняюсь, не тяпнула. С тех самых пор списали меня на берег, дали пенсию по инвалидности. Домик вот купил, в деревне. Так и живу.
Врач (с иронией). Много небось денег заработали, когда были капитаном корабля?
Микоша. До фига! Да что там деньги! Две квартиры у меня было, одна аж в самой Москве, в столице нашей Родины великой, машина марки «Мерседес», и гараж к ней. Да всего, доктор, и не упомнишь. Эх, и побороздил же я моря! Как там про меня в песне-то поется? (Подмигивает.) Капитан, капитан, улыбнитесь… Ведь улыбка это флаг, понимаешь, корабля! (Скалит гнилые зубы.) А сколько женщин меня любило? Как вспомню себя в молодости… И-и-и-и… Красавец! В плечах косая сажень, голос – иерихонская труба. Ну и само собой, богатство при мне. Бабы ко мне так и липли. Все, доктор, детям отдал.
Врач. Каким еще детям?
Микоша. Да я и сам не знаю, каким. Детям.
Врач. У вас богатая фантазия.
Микоша. Это да. Только не вру я. Просто я, доктор, засекреченный. Лет через сто архивы те будут во всеобщей доступности, и тогда весь мир узнает, что такое есть Микоша! Памятник мне поставят… В кино покажут…
Врач. Вам долго и серьезно надо лечиться. Вы много пьете. Ваш мозг претерпел необратимые изменения. Вы заговариваетесь. Самое смешное, что вы сами верите в то, что рассказываете. В акулу, в пилораму. В каких-то детей. В то, что у вас было много денег, шикарная машина и несколько квартир. Это все ваша больная фантазия. Алкоголизм в последней стадии. И если так будет продолжаться и дальше, за последствия я не ручаюсь.
Микоша (угрожающе). А вы меня не пугайте.
Врач. Никто вас и не собирается пугать.
Микоша. Видал я таких. Аскулапов. Все лечить меня пытались. Да я сам кого хошь вылечу! Я вас, аскулапов, на дух не переношу. Вы к Микоше не лезьте, а не то я сам за себя не отвечаю! Ишь, чего придумали! Микошу лечить! (Сжимает кулаки.) Да я вас всех…
Завтрак
– Так, – сказал Тычковский, тыльной стороной ладони вытирая внезапно вспотевший лоб. – Граждане маньяки, огромная к вам просьба сохранять спокойствие. Не хвататься за колюще-режущие предметы и не пытаться включить бензопилу. – При этих словах Лева вздрогнул и покосился на истерзанную коробку у стены.
– Маша, накрывай на стол, – хмуро сказала Лидия, не обращая никакого внимания на Тычковского, словно он был размером меньше комара. – Чайник быстро вскипит.
После того как с печью минут пять поколдовала Лидия, она разгорелась, поленья дружно занялись, в комнате запахло дымом. Машенька кивнула и полезла в буфет за чашками.
– Никак на стол накрывают? – мгновенно среагировал на звон посуды Микоша. – А говорили: нет ничего.
– Я сейчас, – сказал Тычковский, направляясь к двери в сени.
– Куда? – хором спросили Машенька и Лидия.
– На двор. В туалет хочу. Или нельзя?
– Никто вам не запрещает, – покраснела Машенька.
– Иди хоть на все четыре стороны, – пожала плечами Лидия.
– Почему вчера было нельзя, а сегодня можно? – в упор посмотрел на нее Тычковский.
– Сказано было: до утра. Глянь за окно: солнце давно взошло. Никто тебя здесь больше не держит.
– А я никуда не хочу идти. Мне тут понравилось. Я сейчас вернусь.
Хлопнула тяжелая дверь.
– Сбежит? – переглянулись Лидия с Машенькой.
– Некуда идти, – вздохнула Лидия. – Можно было б, я и сама бы ушла. Где твоя ночнушка?
– Какая ночнушка? – вздрогнула Машенька.
– Ну, кофта, в которой ты спала.
– Футболка? На кровати, в маленькой комнате. А тебе зачем?
– Надо, – коротко ответила Лидия и скрылась за занавеской. – Заодно так заодно, – сказала она, вернувшись, и что-то быстро засунула в горящую печь.
– Чем это пахнет? – поморщился вернувшийся минут через пять Тычковский.
– Ничем, – хором ответили Машенька с Лидией.
– А что это вы хором поете? Сговорились? А пахнет здесь, девоньки, паленым тряпьем. Улики уничтожаете?
– А ты не следователь, – огрызнулась Лидия, – чтобы нам допрос учинять.
