— Кому сказано — цыц! — выдохнул воевода. — Будет еще щенок меня, пса старого, учить.
И верно — не те уж годы Ратибора настали для работы такой. Тяжел парень был, ох, как тяжел. И сам уж ног не переставлял — глубоко в боку стрела немская засела — не шевельнешь, не вытащашь, а ежели вытащишь — так тут же и помрет, враз вся кровушка из жил и выйдет. Плохи дела у гридня были.
Плохи — да не совсем. Уж сколько лет Ратибор на свете жил — и не такое видывал. И стрелами, и копьем насквозь колотые, и саблями булгарскими чуть не надвое сеченые — а поднимались гриди. Лежали, кряхтели, пили снадобья целебные, что Молчан старый готовил — и разве что не с того света, из самой нави обратно и возвращались. Да пуще прежнего девок охаживали, а через годиков пять уж ребятишки по двору бегали — один крепче другого. Будто и не было раны смертельной. Крепок народ скловенский. Ежели сразу не помер — спасется, сохранит Перун, да Волх с Индрой, что не за князьями, а за простыми гридями приглядывать самим Родом поставлены.
Оттого и старался старый Ратибор. Последние силы уж отдавал — а гридя не бросил. Тащил через сугробы, как родного. Так вспотел, что борода седая едва не в сосульку превратилось. И в глазах уж темнело, будто ночь настала.
— Потерпи… — прокряхтел Ратибор, перехватывая отяжелевшее тело. — Совсем чуть до топи осталось, а там уж нас немскам не поймать. Не родная им земля — чужая… Сама за ноги хватает.
Близко за спиной уж крики немские слышались — вот-вот догонят, схватят, да скорее мечом достанут. А мечи те чудные — против скловенских разве не вдвое длиннее, да резво ими поганые машут. Верно Антор-ведун сказал — непростых людей Сивый послал, а особенных, силы необычной. Простому гридю, хоть и из крепких, такие латы вовек не поднять. Ни стрела их не берет, ни копье, ни булава, ни меч булатный. А немскам хоть бы что. Давно уж лошадей оставили, где конному не пройти — да сами не слабее коня будут. Ломят и ломят через подлесок без устали, железом гремят.
Да только по болоту ходить — не сила, а сноровка нужна, да знание особое. Не раз тут Ратибор хаживал, давно уж прознал, где тропинка, где кочка под снегом — а где топь такая, что одной ногой встанешь — с головой пропадешь.
Миловали боги, сохранили. Сдюжил Ратибор. Как захлюпала вода под сапогами — так сразу крики немские тише стали. Видать, смекнули гады, что неспроста воевода старый сюда спешил — да поздно смекнули.
— Вот и все, родненький. — Ратибор примерился и шагнул с кочки на кочку, осторожно выбирая путь. — Тут уж им нас никак не взять. Не держит болото латы немские.
— Стой! — раздался крик за спиной.
Ратибор обернулся — уже без страха. Все четверо немсков увязли по колено. Близко — едва с десяток шагов — а все не достать. Против болота ни от щита, ни от меча пользы нет, а от лат и вовсе один вред. Утянут в топь — глазом моргнуть не успеешь.
— Постой, дед, — проворчал самый рослый из немсков, пытаясь нащупать ногами хоть кусочек твердой земли.
— Стою. — Ратибор осторожно опустил раненого гридня на снег. — Вдоволь набегался, чай.
— А куда бежишь, старый? — Немеск криво ухмыльнулся и подался вперед, будто не замечая, что топь уже затянула его едва не по пояс. — Думаешь, уйдешь?
И тут такое Ратибор увидал, что кому рассказать — не поверят. Раскрылись латы немские — да и распались на части, в болото попадали. Будто разом ремни все потаенные истлели да лопнули. Только топь захлюпала, чужеземную сталь принимая. Глазом воевода не успел моргнуть, как немеск перед ним едва не голый встал — и тут же опять вперед и пошел.
Медленно — крепко болото держало — да пошел-таки, окаянный.
— Не уйдешь, дед. Все равно выберусь — и тебя убью, и парня.
— Неправда твоя, гость незваный. — Ратибор приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в чащу. — Выбраться, может, и выберешься — а за мной уж не поспеешь. Тут тебе лежать на роду написано, не спасешься.
— Это еще почему?.. — пробормотал немеск.
Где-то вдали что-то загрохотало, а потом хрустнуло так, что у Ратибора зазвенело в ушах. Так ломается могучее дерево. И не по своей воле, не от ветра и не от старости.
А под тяжелой поступью того, с кем в этих лесах лучше не встречаться.
— Сказано же было — не ходите сюда. Не ваши земли это, а наши, скловенские… Да не послушались, полезли. — Ратибор наклонился и подхватил под руку обессилевшего гридня. — Пущевик проснулся. Я, может, и пощадил бы, ежели просить надумали — а он щадить не будет.
* * *
— Павел Викторович…
Сивый не сразу понял, почему хускарл назвал его каким-то странным именем. Непривычным, незнакомым… почти чужим. И только потом тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Все правильно. Никаких ярлов и конунгов — во всяком случае, когда рядом нет ботов. Он пришел сюда, наконец, довести до конца дело, а не играть в игры.
— Ага… — Сивый махнул рукой. — Говори.
— Мы потеряли седьмую группу. Четыре человека.
— И-и-и?.. — уточнил Сивый.
— «Окончательная». Без вариантов. — Хускарл опустился на стул. — Там такое было. Судя по видеоролику…
— Не надо подробностей! — Сивый легонько стукнул кулаком по столешнице. — Я плачу им не за видео с расчлененкой. Они успели накопать хоть что-нибудь?
— Ничего. — Хускарл помотал головой. — Пусто. Он просто исчез.
Вот падла…
Сивый протянул руку, поднял белую резную фигурку рыцаря и положил к остальным — их уже скопилось немало. Черных тоже хватало — но куда больше их все еще стояло на разложенной на весь стол карте. И каждый несколько часов появлялись еще и еще. Крохотные отряды по десятку то ли людей, то ли ботов, то ли еще черт знает кого расползались во все стороны, и весь штат аналитиков дружно разводил руками.
Смоделированная голографическая трехмерная карта в офисе была куда удобнее — там, по крайней мере, не приходилось переставлять деревянные болванки, обозначавшие города, армии и еще… всякое. Умная программа подчинялась голосовым командам и сама умела анализировать, подсчитывать вероятности, выстраивать маршруты…
Но война неумолимо требовала присутствия Сивого здесь, в вирте. Без него все буквально разваливалось на части. Этот мир упорно отказывался играть по навязанным правилам, и не помогала ни железная воля главы сверхкорпорации, ни многолетний опыт интриг и бескровных сражений, которые ведутся за закрытыми дверями переговорных залов, ни даже вливание колоссальных сумм реальной валюты.
«Гардарика» жила сама по себе — и точка. Прикормленные кланлиды носились по всему еще пригодному для обитания миру, затыкая дыры, но сам мир уже шел вразнос. И новоиспеченной Империи по эту сторону гор иной раз угрожали силы посерьезнее, чем пара взбунтовавшихся баронов где-то на западных землях.
Но с другой стороны гор дела оказались еще хуже. Изящный многоходовый план, на который Сивый угробил чуть ли не полторы недели, в итоге закончился пшиком. Вместо того чтобы собрать оставшиеся силы и запереться в ближайшем городе, Антон просто исчез. Проскользнул между сжимающимися железными пальцами парой десяток черных фигурок, рассыпался по всей карте и пропал.
Точно так же, как и в реале.
— Твою мать… — негромко выругался Сивый. — Да что ж ты, зараза, творишь?..
Недооценить противника — самое глупое, что только можно сделать. И все же Сивый уже ошибался четырежды. В первый раз — когда оставил парню осколок. Во второй — когда упустил его вместе с Романовым и этой дурой Катериной. В третий — когда принялся прочесывать запад вместо того, чтобы сразу высадиться на востоке и прихватить Антона со всеми осколками, который тот уже успел отыскать.
И сейчас — вместе со всей своей командой аналитиков.
— Бараны бездарные… — выдохнул Сивый себе под нос, поднимая глаза от карты. — А где этот… как его?
— Ошкуй? — догадался хускарл.
— Да. Скальд. — Сивый откинулся на спинку стула. — Давай его сюда.
— Я уже здесь, — послышался негромкий голос. — Ты звал меня, тот, кто именует себя конунгом?
