Я уже практически заснул, когда мне в самое ухо ткнулся холодный влажный нос зверя. Думая, что это случайность, я машинально отодвинулся. Гор снова подполз поближе.
Дыхание его показалось мне жарким, из пасти резко пахло свежей кровью. Меня вдруг затошнило, и я попросил:
– Слушай, держись от меня подальше, а?
Гость хмуро отозвался:
– И без того весь день держался на расстоянии, чтобы не мешать.
Я удивился:
– Чему?
Гор промолчал. Я приподнял голову и внимательно посмотрел на него: круглые немигающие глаза волка светились в темноте двумя золотистыми фонариками.
Мне стало не по себе. Стараясь скрыть невольный страх, я небрежно бросил, невольно повторяясь:
– Не надоело шпионить?
– Нет.
Янтарные глаза в лунном свете мерцали, как драгоценные камни. Я с трудом припомнил наш давний разговор, казавшийся сейчас нереальным, и спросил:
– Ну и как мы тебе? Изменились, нет?
Дух тяжело вздохнул. Помолчал немного и неохотно признался:
– Не пойму. Музыканта и девчонку словно сквозь стекло вижу, остальных – нет.
Сон неожиданно пропал. Я с интересом уставился на зверя:
– И что они? Ну, Витек с Лилькой?
– Обычные людишки, – пренебрежительно фыркнул волк, – такие же, что были и сотни лет назад. Жить хотят. О себе думают. Как и положено. А вот вы…
– Кто – мы?
Но Гор на мой вопрос не ответил, лишь задумчиво заметил:
– Жажда жизни – превыше всего. В таких примитивных мирах, как ваш, особенно. Остальное – наносное. Культура, то бишь воспитание…
– Чего?!
По-прежнему не обращая на меня внимания, Гор заключил:
– Припечет – и все должно слететь!
– Да что – все-то?!
– Ладно, еще день остался.
Последнее замечание духа меня встревожило. Я протянул руку и пихнул волка в мохнатый теплый бок.
– Говори, да не заговаривайся! Что за день?!
Волк негодующе запыхтел:
– Пока вы из болота не выбрались.
Я вспомнил его давнее предсказание и помрачнел. Гор вкрадчиво поинтересовался:
– Почему ты не хочешь, чтобы я тебя к реке вывел?
– Одного?
– Естественно.
– Тебе не понять!
– Почему?
– Раз спрашиваешь, значит, не поймешь.
Мы угрюмо помолчали, с нескрываемой неприязнью рассматривая друг друга. Гор хмуро протянул:
– Темноволосая девчонка – такая же дура, как ты?
– Что?!
Гор ядовито пояснил:
– Видел, как вы ягоды делили!
Пауза затянулась надолго. Мои веки постепенно отяжелели. Вырвал меня из наплывавшего сна задумчивый холодный голос:
– Вы двое – ладно, но вот русич и зубоскал… Они-то попроще!
Я обиделся:
– Что значит – русич? Мы все тут – русские. То есть россияне.
– Это-то и плохо, – непонятно пробормотал гость. – Вечная головная боль! Что за страна – каждой твари по паре…
– Ты о чем?
– Просто пытаюсь понять, почему русич вас держится. Один бы он давно из болота вышел. Вы лишь руки ему связываете. Впрочем…
– Что – впрочем?
– Дыхание смерти, и вся шелуха – долой.
– Да какое дыхание-то?! – с отчаянием воскликнул я, напрасно стараясь расшифровать бессвязные реплики явно ненормального гостя.
Но он и на этот раз не ответил. Лишь отстраненно заметил:
– Зубоскалу завтра выбирать придется. А выбор между жизнью и смертью – нелегок.
Я молча смотрел на волка. Гор неприятно усмехнулся:
– Те двое ясны мне, а эту пару я завтра проверю. Вы с темноволосой вмешаться не сможете – не дам.
Я неожиданно обозлился:
– Да что ты к нам прилип?! Достал уже!
Гор мягко пообещал:
– Завтра вернусь к себе. Если прав, то – надолго.
Я угрюмо фыркнул: неужели я скоро избавлюсь от этого ненормального волка? Перестану считать себя шизиком? Не буду ломать голову – где реальность, а где моя больная фантазия?
Я посмотрел на него вопросительно. Гор мотнул головой.
– Завтра! Все – завтра.
Мы долго лежали рядом, не в силах заснуть. Я с любопытством обернулся к Гору и прошептал:
– А с волком как же?
– Отпущу, – спокойно отозвался гость. – Пусть бегает.
«Может, сказать ему прямо сейчас о руне изгнания? – подумал я. – Пусть знает, что в любой момент мы можем избавиться от него, и здесь он просто из-за моей… моей… а, какая разница?!»
Мысль, что завтра мы выберемся из проклятого болота, взволновала меня. Я долго лежал на спине, разглядывая мерцавшие в темном небе звезды.
Сейчас казалось: через пару месяцев, а то и раньше, мы будем вспоминать наш неудачный поход со смехом. Даже ночная вылазка Витька за хлебом уже не покажется преступлением, а Лилькины нытье и эгоизм забудутся.
Я неожиданно понял, что совершенно не жалею об этих кошмарных днях, вырванных нами у вполне благополучного лета.
Не пойди мы в поход, я бы так и не узнал, что на легкомысленного Серегу можно положиться. И что глуповатый – внешне! – Вован гораздо надежнее талантливого Витька. И по-житейски мудрее.
А Лена…
Мое лицо жарко вспыхнуло.
Я покосился на мирно посапывавшего рядом со мной зверя и почему-то подумал, что наш разговор с ним – обычная выдумка. Мои собственные фантазии. Бред начинающего шизофреника.
Я столько раз мечтал о необычном, что теперь наделил прибившегося к нам зверя человеческим интеллектом. Напридумывал столько, что сам запутался.
Сам теперь не пойму – что Гору от нас нужно? Хочет доказать, что мы хуже, чем есть? Но мы не хуже. И не лучше. Мы – обычные.
В голове еще крутился наш странный и несвязный диалог, что-то неосознанно тревожило меня, но мысли постепенно путались, и я, наконец, уснул.
Глава 17
Последние испытания
Неугомонный Вован разбудил нас чуть свет. Солнце еще не поднялось из-за леса. Лишь верхушки далеких деревьев горели огнем да небосвод постепенно терял свою молочную предрассветную белизну и окрашивался лазурью.
Поднимались мы тяжело. Ноги подкашивались, изо рта у меня отвратительно несло ацетоном, голова кружилась.
Почему-то резко похолодало. А может, нам это с голодухи казалось. Мы дрожали и зябко кутались в свои спортивные куртки, заскорузлые от подсохшей болотной грязи.
Светловолосая и голубоглазая Лилька вообще казалась прозрачной, ее лицо мало чем отличалось по цвету от глаз. Я видел, что Лена на нее посматривала с тревогой и даже скормила Кочетковой часть своего шоколада.
Сегодня Вован подозрительно долго выбирал тропу, его что-то нешуточно беспокоило. Он то и дело невнятно ругался и лез пятерней в затылок. Наконец обернулся к нам и глухо сказал:
– Самый дурной участок. Так что смотрите под ноги. Витек, ты без шеста, шагай след в след за Серегой. Сашок, ты тоже поосторожнее, последним пойдешь, как обычно.
Я пожал плечами. Свою жердь я вчера отдал Кузнецову, а сам старался не отставать от Лены. Да и она далеко не отрывалась. Чуть что, оглядывалась и ждала меня. Шутить с болотом ни у кого желания не было, Вован мог бы нас и не предупреждать.
Мы молча смотрели на него, ожидая команды двигаться.
Равнодушные лица, потухшие глаза, постоянные зевки… Мы слишком устали, чтобы всерьез чего-то опасаться.
Временами я думал: лучше смерть, чем это бесконечное путешествие через трясину и постоянный страх, что земля вот-вот разверзнется под ногами.
Когда я ступил в болото, то понял причину нервозности Кузнецова. Тропы-то не было! Если вчера и позавчера под ногами мы ощущали довольно-таки надежное дно, пусть скользкое и покрытое толстым слоем ила и воды, то сегодня – нет.
Вован предостерегающе поднял руку, и мы послушно замерли. Он откашлялся и прохрипел:
– Тумана нам только не хватало! И ждать нельзя, нужно идти, пока силы есть.
Я только сейчас заметил, что откуда-то с востока на нас наплывает мутная пелена. Шла она понизу, поднимаясь от земли всего-то сантиметров на тридцать, но легче от этого не становилось. Она практически полностью скрывала поверхность болота, делая его еще более опасным.
Мы стояли, застыв, и завороженно смотрели на шест Вована, подрагивавший над слоем торфа. Он явно колебался. Или нам показалось?
Лилька звонко клацала зубами.
Наконец Кузнецов решился и ткнул осинкой в ближайшую кочку. Она дрогнула и отошла в сторону. Слой мха с каким-то неприятным, чмокающим звуком разорвался. Темно-коричневая жижа в образовавшейся на наших глазах полынье забурлила. Утреннюю тишину прорезал душераздирающий крик Лильки.
Остальные молчали. Но вовсе не от храбрости: у нас просто от нестерпимого ужаса перехватило горло.
Из клокочущей, отвратительно вонявшей взвеси, словно из ада, неспешно выползала человеческая рука! Если можно назвать рукой ЭТО.
Она высунулась из трясины почти по локоть и погрозила нам пальцем. С желтоватых костей прямо под нашими потрясенными взглядами опадало полуразложившееся мясо.
Я закрыл глаза, меня замутило. Позывы тошноты оказались мучительными, в желудке-то было совершенно пусто.
Витек над самым моим ухом простонал:
