— Нет, — со смехом отказалась Марина, — у меня не хватит времени заново делать укладку, а скоро уже выезжать. Вечером, если захочешь…
— Смотри — ты обещала, — и он скрылся за белой дверью, зашумел водой.
Марина же, с трудом отыскав в квартире ведро, водрузила туда букет и отнесла в гостиную, которая спустя несколько минут наполнилась ароматом почти сотни хризантем. Глядя на букет солнечных цветов, Коваль вдруг ощутила прилив сил и поняла, что сегодня все пойдет так, как нужно.
— Жень, ты завтракай, а я собираться буду, скоро ехать, — крикнула она, не вполне, впрочем, уверенная в том, что Хохол в душевой кабине ее услышал.
Подобрать одежду оказалось довольно непросто — собираясь сюда, Марина не рассчитывала, что придется в жару строить из себя деловую женщину, а потому ничего подходящего случаю у нее не имелось. Нужно было срочно исправлять положение, используя то, что есть. Выбор пал на легкое бежевое платье с широкими лямками и прямой юбкой до колена и белый пиджак с коротким рукавом — больше ничего не нашлось. Покрутившись перед зеркалом и добавив на лацкан пиджака небольшую брошь в виде элегантного банта, Марина потянулась к флакону духов. Любимый аромат всегда настраивал на нужное настроение, бодрил и заставлял держать себя в тонусе, что сейчас ей было просто необходимо.
— Жень, я готова, — выходя из спальни, сообщила она.
Хохол, закончивший завтрак, составлял в раковину тарелки.
— А не слишком? — бросив недовольный взгляд в довольно смелое декольте, лишь слегка замаскированное пиджаком, спросил он, и Коваль захохотала:
— Прекрати! Мы же к Ворону.
— И что? Думаешь, у него прошло? Сам же тебе в прошлый раз говорил — надо было жениться, ты ж мне потом рассказывала.
— Ой, прекрати. Ворон интересует меня в этом плане примерно так же, как тебя, то есть никак. Успокой свои нервы и собирайся.
Стоянка возле «Матросской тишины» оказалась совершенно пуста, что даже для первой половины рабочего дня довольно странно. На двери красовалась табличка «Извините, закрыто на санитарный день», и Марина хмыкнула:
— Смотри, как вежливо — «Извините»!
— А ты ждала, что будет написано «Пошли все на…»? — спросил Женька, постучав ладонью в стекло двери, за которой угадывался силуэт Леона.
Дверь открылась, и он впустил гостей, попутно беглым взглядом окинув улицу.
— Думаешь, «хвост» притащили? — усмехнулась Марина, уверенно направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Мало ли… у нас тут паранойя по любому поводу, я уже привык, все время осматриваюсь, чтобы не прозевать чего.
— Здорово твоего хозяина зашугали — дверь, смотрю, основательную заказал, — окинув взглядом новенькую бронированную дверь, отделявшую лестничную площадку от помещения офиса, бросила Коваль, и Леон кивнул:
— Все по-взрослому. Дверь бронированная, машина тоже, окна во внешних жалюзи.
— Спит-то хоть не в бункере, как Бес в свое время?
— Пока нет, но, чувствую, скоро к этому придет.
Хохол только головой покачал — он вообще никогда не понимал подобного трепетного отношения к собственной шкуре и презирал за это и Беса, и Ворона.
Леон открыл дверь своим ключом и впустил гостей в просторный холл, где на диване обычно сидели двое охранников, но сегодня там было пусто — Ворон рискнул и не взял их в офис, оставил в машине, припаркованной на заднем дворе. Сам он расхаживал по кабинету, дверь которого оказалась распахнута настежь, и, когда Марина перешагнула через порог, резко остановился и развернулся к ней лицом:
— Ну, здорово, что ли, Наковальня.
— И тебе не хворать, — скрестив на груди руки, сказала она, окидывая приятеля изучающим взглядом.
Выглядел Мишка плохо — сказывались бессонные ночи и неумеренные возлияния. Набрякшие веки почти скрывали глаза, лицо опухшее, кожа в красноватых прожилках сосудов, тяжелое дыхание — все это произвело на Марину неприятное впечатление.
— Неважно выглядишь, Мишаня, — проговорила она, не расцепляя рук, и заметила, как Ворон завороженно смотрит на ее перстень с выгравированным на камне пауком, — дела плохие?
Он тяжело вздохнул и жестом предложил всем сесть. Хохол и Леон остались у двери, а Марина прошла за хозяином в дальний угол кабинета, к мягкому дивану и небольшому столику, на котором стояли бутылки текилы и виски, тарелки с какой-то закуской, пепельница и джезва с кофе на спиртовке.
— Не рановато ли начинаешь? — кивнув на спиртное, спросила Коваль и опустилась на диван.
Ворон сел в кресло напротив и буркнул:
— Не учи ученого.
— Давай так, — начиная терять терпение, сказала Марина, — или ты берешь себя в руки, прекращаешь панику и начинаешь соображать и действовать как нормальный, или я встаю и ухожу отсюда. У меня нет настроения выслушивать пьяные сопли.
Ворон уставился ей в лицо тяжелым взглядом, не предвещавшим обычно ничего хорошего, но Марина никогда не боялась подобного — сама умела смотреть в глаза собеседнику так, что тому хотелось убежать. С Вороном случилось именно это — встретив ответный взгляд, он смешался и опустил глаза, потер пальцами переносицу и бросил:
— Леон, бухло убери со стола.
Марина удовлетворенно улыбнулась, а Леон мгновенно унес обе бутылки из кабинета.
— Вот теперь будем разговаривать. Думаю, что вступительную часть про жизнь и здоровье мы опустим, для этого еще будет достаточно времени. Сейчас меня интересует только одно — Бес.
— Леон, дай бумажки, — попросил Ворон, и перед Мариной на столике возникла распечатка письма, присланного по электронной почте.
Коваль повертела его, пробежала глазами несколько строк, отложила:
— Ну и что?
— А что тебе непонятно?
— Непонятно мне, с чего ты вдруг так переполошился. Ну, хочет Гриня на старое место вернуться — это бывает. Возможно, он это осуществит, даже скорее всего, потому что очень ему тут хорошо жилось. Разумеется, мэром он уже не станет, да и ни к чему ему это кресло. Заручится поддержкой, где надо, подпишутся за него уважаемые и авторитетные товарищи — так что с того? Он и в прошлый раз именно так сюда влез. А сейчас, насколько я понимаю, место «смотрящего» вообще вакантно, а это, сам знаешь, непорядок. Но и все. Ты-то чего панику развел?
— Панику?! А ты не понимаешь? — рявкнул Ворон. — Да он меня за те бумажки, что мы с тобой пополам поделили, в прах превратит! Бес никому никогда не прощал попыток им манипулировать!
— Так ты за шкуру свою боишься? — насмешливо спросила Марина, постукивая пальцами по подлокотнику дивана.
— Представляешь, боюсь! — окрысился он. — Имею право! Каждая тварь жить хочет.
— А ты когда влезал в это дело, то не рассчитывал на такой конец? — чуть подавшись вперед, зашипела Марина, глядя отпрянувшему Ворону в глаза. — Когда забирал у меня ту папочку с половиной документов? Не боялся, что Гришка соскочит с крючка? Ну, так он соскочил, а за все надо платить, так уж жизнь устроена! И сейчас, вместо того чтобы пить беспробудно и отлеживаться за железными занавесками в темноте, надо думать, как теперь самим соскочить, понял? Ты же не зря взялся кандидата в мэры поддерживать, есть у тебя интерес. И у Беса он тоже есть. И, к твоему счастью, я точно знаю, какой именно.
— Какой?
— Тебе пока знать не надо, — загадочно произнесла Марина и снова приняла прежнюю позу — с выпрямленной спиной и небрежно постукивающей по подлокотнику рукой, — меньше, Мишаня, знаешь, крепче спишь ночами. Важно другое — я знаю, а Бес не рассчитывает меня здесь увидеть.
— С чего ты взяла?
— Ну, я так думаю. Теперь дальше. Я буду рядом с тобой постоянно, для этого нам нужна подходящая история, которую мы через Леона донесем до всех, да?
Ворон молча кивнул — он всегда четко понимал, в какой момент пора начать соглашаться и выполнять все, о чем говорит эта женщина. Так будет лучше, он помнил это еще с тех самых времен, когда у нее было другое лицо и другой статус в этом городе.
— Осталось решить, что именно это будет, — продолжала Марина, понимая, что следующая ее фраза вызовет бурю негодования у Хохла. — У кого какие идеи, мальчики? Или мне озвучить свою?
Краем глаза она увидела, как напряглось при этих словах лицо Женьки — он отлично понял, что она имеет в виду. Но эта версия казалась единственно непробиваемой и не требовала дополнительных мер. Представляться сотрудницей не выйдет, а вот любовницей — вполне.
Похоже, Ворон тоже это понял, потому что лицо его сделалось как у кота, перед которым плюхнули на стол большую чашку сметаны:
— Ты гляди, что делается… при живом-то муже! Подфартило мне на старости лет.
— Ты не обольщайся, — спокойно отозвалась Марина, закуривая, — это только легенда, прикрытие, не больше. И если ты хоть пальцем попробуешь ко мне прикоснуться — извини, не обижайся, ты меня знаешь.
