– Что там Алексий делает? Почему не подаёт сигнал? – Расспрашивал монах Снорьку.
– Не мешай, святой отец. Сам не знаю.
– Снорри, он дал отмашку! – Монах дёрнул Снорьку за руку и от неожиданности свей выстрелил.
Наблюдавшие за Снорри воины, увидя, что выстрел сделан, высыпали из леса, и побежали к домам. Бой закончился в три минуты. Раненые кнехты выли от боли. В доме старосты послышался шум, стали выбегать женщины.
– Родненькие, немцы к оврагу пошли, тикайте! – Молоденькая девушка в разорванной на груди рубахе, вцепилась в Снорьку и показывала рукой в сторону холма.
– Мужики где? – Спросил у пробегающей возле меня женщины.
– В том доме заперты. Спалить грозились изверги, если весь хлеб не отдадим. А что отдавать-то? Самим еле хватает. Уходите, мало вас. Мы уж как-нибудь сами, перетерпим. – Тётка подхватила валяющийся на земле топор и с размаху вогнала в спину стонущему немцу. Что творили оккупанты с женщинами – я не знал, но видимо сострадания к раненым это не прибавило.
– Все ко мне! – Визг и шум стал разноситься по округе. Бывших насильников лишали жизни.
Гаврила Алексич вывел отряд, чуть ли не под барабанный бой. Подумаешь, идут медленно и не в ногу, зато красиво, хоть песню запевай.
– Как войдём в лес, что б ни звука, у холма остановимся. – Гаврюша потрогал ремень щита, оглянулся на воинов и покачал головой. Всего пятеро имели бронь, остальные так, до первого раза. Внутри раздался голос зависти. – Это ж какие деньжища Ильич имеет, если смог снарядить столько людей?
Со стороны деревни раздались крики, затем вой и женский визг. Кнехты сидели между деревьев в растерянности. Дружина монастыря остановилась у холма и не сделала ни шагу по направлению к своей смерти. Оставшиеся в деревне, наверное, снова принялись за девок. Где справедливость? Зигфрид руководил засадой и кусал губы, всё шло совершенно не по намеченному плану.
Справедливость появилась в виде стрел, сопровождающихся трелью свистка. Восемь войнов, по четыре в ряду, прикрывшись щитами, двигались прямо на полусотенный отряд. За ними следовал ещё один, без щита с кривым мечом на поясе и какой-то дубинкой в руках. Вдруг, последний остановился, прислоняя палку к голове.
– Безумец! Разве можно этим напугать? – Зигфрид почувствовал тупой удар в грудь, внутри что-то разорвалось, стало нестерпимо больно, а затем наступило облегчение. Всё вокруг завертелось, голубое небо и прекрасные берёзы, устремившие свои ветви вверх. Два арбалетчика, так и не успевшими сделать ни одного выстрела рухнули рядом, вместе со своими щитоносцами.
Строй руссов остановился. Первый ряд присел на колено, давая возможность стрелкам второго выпустить стрелы. Сто шагов для стрелы с наконечником на бронь – убойная дистанция. Немцы не выдержали и бросились на смельчаков, нахально бьющих кнехтов как уток. В этот момент отряд Гаврилы обошёл холм и ударил во фланг. Копейщиков в засаде не было, все остались в деревне, противопоставить было нечего. Два арбалетчика и четыре стрелка с луками уже валялись на земле, вместе с командиром. Русская дружина стала окружать немцев как стадо баранов. Бежавшие впереди убиты, стрелы бьют в упор, а со стороны деревни уже тишина. Вырывшие яму в неё же и угодили. Орденцы остановились, спешо выстраиваясь в круг. Кто-то наиболее сообразительный оценил количество нападаюших, сравнил с численностью своего отряда, и понял, что силы равны.
– Вятко, Микола! Толкайте меня. – Гаврюша почувствовал руки своих бронированных воинов за своей спиной и на полном ходу врезался в строй кнехтов. Микола был левша и заслонял щитом правый бок боярина, Вятко – левый. Остановить такой таран могут только копейщики, да и то, не всегда. На таран посыпался град ударов, но в тесном строю размахнуться сложно. Получив пару синяков, Алексич резанул мечом по ближайшему кнехту, вжал голову в плечи и пырнул влево, не глядя. Главное не рассыпаться, выдержать пару секунд, покуда задние, окончательно не разобьют строй. Что значит боевой опыт и тренировки. Новгородцы стали теснить немцев, и противник побежал, кто куда может.
– Wir bitten um Gnade![35]– Кричали выжившие. Их было ровно двадцать один.
Монастырская рать потеряла шестерых, восемь было ранено, но не смертельно. В деревню вошли спустя час после боя – дух переводили, да орденцев вязали. На площади, возле дома старосты валялись раздетые тела, многие изуродованы. Несколько сельчан бродили среди трупов, внимательно осматривая землю в поисках любой железки.
– Православные! Староста где? – Гаврила Алексич спросил у ближнего к нему смерда.
– Аа, защитнички явились. Где ж вы раньше были, когда мою дочку сильничали?
– Тимофей, уймись. Они живота своего не жалели, неужто не видишь? Я староста. – Второй крестьянин подошел к Тимофею, что-то сказал ему на ухо, повернулся к Гавриле лицом, снял шапку и поклонился в ноги. – Спасибо.
– Звать как? Где оружие убитых?
– Никифор. – Староста выпрямился, но продолжал смотреть под ноги. – Боярин, ты не серчай, жёнки сейчас сготовят что-нибудь, накормим вас, напоим, только обождите чуток.
Трофеев в деревне мы больше не увидели. Забрать удалось боевого коня, да доспехи рыцаря. Крестьяне одолжили две телеги для раненых и убитых, после чего деревня словно вымерла. Женщины попрятались по домам, а мужики отправились рыть могилу у холма.
– Напуганы они Гаврила Алексич. Пошли отсюда, монастырь совсем без охраны, не дай Бог ещё один отряд поблизости. – Мне захотелось скорее покинуть это место. Убогость и нищета страшная, как поведал староста: – два топора на пять домов.
– Да Лексей, надо поспешать. – Гаврюша и сам был немного расстроен. Населённый пункт принадлежал монастырю, а качать права в вотчине двоюродного брата было несерьёзно. Полон взяли, кое-какое барахлишко, и то – хорошо.
– У меня тут предложение к тебе есть. Мы как к обители подходить будем, неплохо было б, чтоб впереди воиска полководец на коне ехал. Настоятелю сейчас, помимо веры в Господа, вера в ратников Русских нужна.
– Нет у меня коня. У Сбыслава есть, а у меня – нету. – Бробормотал Алексич.
– Можно на рыцарского сесть. Как раз он белой масти, ещё б накидку красную. – Размышлял вслух, так, чтобы Гаврюше было слышно.
– У меня щит красной кожей обтянут, а налатник цвета вишни. – Обронил боярин еле слышно.
Победители въезжали в монастырь с триумфом. За Гаврилой Алексичем следовали связанные кнехты, за ними остатки рати, телеги плелись чуть позади, с прикреплёнными волокушами, на которые были сложены немногочисленные трофеи. Боярин быстро подружился с конём, подарив тому краюху хлеба, так что, дестриэ вёл себя прилично, не брыкался и не упрямился. Выездке лошадку не обучали, но пиаффе[36] у самых ворот получилось, что вызвало ликование зрителей.
– С победой! – Настоятель приветствовал воиско. – Это ты правильно придумал. Торжественно и величаво в обитель войти.
– Это не я, это…
– Знаю, сам догодался. Не это главное, мирян к нам сбежалось со всей округи, пусть видят, что есть сила, способная их оборонить. – Священник посмотрел на полон, скривился, задумался и сквозь зубы высказал: – Этих, в обитель православную не пущу.
– Мы их на ладью справадим, а завтра Лексей их в Новгород отвезёт. Потери у нас, брат. Шесть воев Богу душу отдали, посечённых целый возок. – Гаврила слез с лошади, торжественная часть закончилась, настало время заняться делами.
– Усопшим воздадим, отпевание с утра будет, а пораненных – выходим. – Настоятель перекрестился и тихонечко, почти в ухо Гаврилы произнёс: – Воеводу немецкого полонили?
– Нет. Лексей его убил.
– Как с полоном разберёшься, зайди ко мне, поговорить надо, и Алексия прихвати. – Священник дал указания лекарям-монахам и направился в свою келью.
На протяжении трёх недель, за стены Юрьевского монастыря свезли утварь и серебро почти со всех окрестных храмов. Приблезительная сумма оценки сокровищ составляла более восьмидесяти тысяч новгородских гривен. За возможность получить подобный куш, орденцы могли устроить бойню. Настоятель был уверен, что информация о богатстве просочилась. Необходим был отвлекающий манёвр, дабы сохранить репутацию и отвести неминуемый удар.
– Думаю, это был передовой отряд какого-то выскочки, что будет дальше – одному Богу известно. Надо что-то придумать. – Настоятель подвёл итог своих размышлений.
– Может в Новгород переправить? – Предложил Гаврила.
– Исключено. Обратно потом вернётся треть, это в лучшем случае, промашку Саввы я допустить не могу[37]. Если б безопасней было хранить в столице, сюда бы – не возили.
– На Ореховом острове, Пахом Ильич почти закончил строительство крепости. Гарнизон две сотни. Если повезём ящики с камнями, так, что б многие видели, то сокровища можно оставить здесь. Кому нужна пустая скотница? И ещё, Резуна отпустите, пусть подсмотрит. Чую, душонка у него подлая. – Не успел я досказать своё предложение, как Настоятель подскочил с лавки.
