– Раз так, то торговому гостю дорога открыта. Удачи тебе, Удо.
– Можешь найти меня в Ладоге, до встречи. – Свеи шустро заработали вёслами, стараясь поскорее уйти от острова, где твёрдо стала нога новгородцев.
Пиррова победа. Так можно было оценить бой на Ореховом острове. Из пятидесяти восьми ушкуйников, двадцать четыре лежали накрытыми холстиной. Винить в этом Бренко было нельзя, слишком опытен, оказался противник.
– Павших похороним в Новгороде. – Пахом был не в себе. Когда узнал о потерях, то чуть не растерзал пленных. Подойдя к мёртвым воинам, он опустился на колени.
– Седьмицу идти, не довезём. – Возразил кормчий.
– Я сказал в Новгороде! – Ильич вскочил с земли. – Они живота не пожалели, чтоб дети с голода зимой не пухли. В Софии отпевать будут. Оставте меня, с ними посижу.
– Людвиг, как ты умудрился потерять стольких людей? – Мы наблюдали за уходящим солнцем, край диска которого уже окунался в воду. Вечером стало необыкновенно холодно и пришлось утепляться, накинув на плечи шинели.
– Не знаю Алексий. Ребята всё делали правильно, но что-то было не то. Когда Ральф прорвал строй, новгородцы перестали верить в победу. Как это правильно сказать … дух пропал. Оно ведь …, ты мельницу на речке видел? – Бренко развернулся ко мне лицом, шинель слетела с плеча, и рыцарь стал больше показывать руками, нежели объяснять. – Дружина, она как шестерёнки. Всё должно быть вымеренно и отлажено, согласен?
– Армия – безусловно, напоминает механизм. Согласен с тобой, и пример хороший привёл: одна шестерёнка связана с другой.
– Так вот, если течение реки слабое и запруда никуда не годится, то, как бы ни были вымерены и обточены шестерни, мельница будет работать плохо.
– Про мельницу понял, про скрытый смысл – нет. Поясни.
– Нужна идея. Что-то, что сплачивает людей, заставляет идти на подвиг. Когда страх толкает к бегству, а душа говорит – нет. Надо стоять до конца. Понял? – Бренко вытащил свой клинок и показал мне зазубрину на лезвии. – Я поверил, и душа подсказала мне: 'Иди вперёд'. Меч Ральфа разлетелся, а мой цел.
– На острове нужен священник. Срочно и желательно толковый, понимающий политику партии и правительства. В замкнутом или ограниченном пространстве люди чувствуют себя подавленными и обречёнными. Остров, как раз из этой серии. А что до меча, так знал бы ты уважаемый, из чего он сделан, не такой бы фортель выкинул. – Вслух я этого не сказал, просто кивнул головой, сослался на холод и побрёл в палатку.
– Алексий, постой. Пленных с собой забери, не жить им здесь, зарежут их новгородцы. Да и мёртвых похоронить надо, последний долг воинский отдать.
– Обязательно заберем. Видоками, вместе с Ощепком будут. Бояре Строгана просто так не отдадут, а с мертвыми наёмниками …, то пусть Пахом Ильич разбирается, это его земля – ему и решать. – Настроение было паршивое, рейтинг удачливой дружины Ильича упал до уровня плинтуса. Сможет ли он набрать новых людей, когда в Новгороде узнают о потерях? Нужны профессиональные воины, плохо обученные ушкуйники вырвали победу, лишь благодоря численному перевесу, да индивидуальному мастерству Бренко.
Утром на ладью перенесли тела павших новгородцев. Связанных немцев засунули в трюм, Ральф не пережил ночи, так и скончался бюргер, не приходя в сознание, видимо внутреннее кровотечение.
– Как дойдём до Ладоги, наймём лодку, на ней и повезём усопших. Немчуру на плот, да на Лопский погост свезите, там, на бережку закопайте. – Пахом отдал последние распоряжения, и ладья отчалила от острова, увозя с собой скорбный груз.
Новгород гудел. По городским улицам бегали мальчишки, сообщая жителям, что собирается вече. Причём сторонники князя собирали своё, а оппозиционные бояре, во главе со Строганом – своё. Повод у каждых, тоже был свой. Ярославович требовал выдать боярина-предателя, направившего наёмных немцев лишить живота Пахома Ильича, лучшего друга и своего ближника. Строгановцы же требовали изгнать самого князя, который мешает торговле со свеями, запретив смердам продавать хлеб честным спекулянтам.
– Мы для чего князя приглашали? Землю нашу оберегать, так пусть оберегает, а в дела наши не суётся. Этак у Новгорода вообще ничего скоро не останется. Не люб нам Александр! Не люб! – Кричал Строган, взобравшись на помост. Рядом с ним стояли его дружки, хлебные олигархи. Бояться нечего, Ощепка удавили в порубе, мол, с собой покончил. Оно и понятно, не выдержала совесть, на такого боярина напраслину возвёл. А что до немцев привезенных, так какой с них спрос? Мы таких же, с десяток, прямо сейчас найдём, и скажут они, что шли вместе, да только Пахом напал подло, пограбить захотел, чудом ушли.
В ста шагах от помоста были расставлены бочки с бражкой и несколько возков с хлебом – бери, пей, сколько душе угодно. Народ подтягивался, халявное угощение понравилось, властью всегда недовольны, был бы повод – причин в избытке.
Бояре поорали на вече, довели простой народ до кипения, а сами собрались в укромном месте, в хоромах посадника, дабы потолковать о делах своих скорбных.
– Ты Сбыслав, на пару с Гаврилой не со своей мисы есть стали. Морды не треснут? – Бояре сидели на лавках, друг напротив друга. Места двано были закреплены и передавались по наследству. Строган, как обвиняющая сторона открыл заседание, оторвав свой зад от насиженного места.
– Ты Строган со свеем снюхался. Супротив православных пошёл, Новгород наш, уморить захотел. – Ответил Якунович, тоже привстав с лавки. Начался гул, посыпались оскорбления и обвинения, совершенно не касающиеся дела. Былаб трибуна – наверняка б заблокировали.
– Тише! Бояре, побойтесь Бога. Не для этого мы здесь собрались. – Посадник попытался навести тишину. Вскоре гам затих и стали высказываться остальные.
Обсуждали сколько потребно средств на приведение в божеский вид западной стены, кто этим будет заниматься и не получится ли как в прошлый раз, с мостовой на Загородском конце, когда постелили гнилую древесину. В общем, парламент Новгорода ничем не отличался от современного, что в России, что на Украине. Сотрясание воздуха и никаких дел. Про высадку свеев в устье Ижоры, или о последних событиях на Ореховом острове никто более не вспомнил. Сбыславу порекомендовали искать тёплое место в Ладоге, напомнив, что теремок молодожёнов сделан из дерева, а пожары настолько частое явление, что …
Партия Строгана победила. Слишком многие были завязаны на торговле с Западными землями. Угроза своим кошелькам перевесила угрозу приближающегося голода и иноземного вторжения. От услуг Александра отказались. Взамен его приняли решение посадить другого Ярославовича, Андрея, который не будет вникать в торговые махинации олигархов, а в случае военной угрозы, попросит своего отца помочь войском. На прощание, Александру напомнили: – Новгородское княжество по наследству не передать. Для деток своих, надо поискать других земель.
После сходки Сбыслав навестил Пахома Ильича. Возвернул крытый возок, на котором катались молодожёны, посетовал на недальновидность бояр и в конце визита чуть не расплакался.
– Прости Пахомушка. Змей пообещал дочку мою заживо спалить. Нет у нас сейчас власти, нечем ответить. – Якунович сидел в кабинете Пахома за столом, отказавшись от коньяка.
– Полно тебе, не горюй. Придёт наше время, будет и на нашей улице праздник. – Ильич хотел добавить присказку про инкассатора, но передумал.
– Бежать тебе надо. Бояре Андрюшку поставить хотят. Он юнец, ни в чём не разбирается. Крутить им будут, что колесом в телеге. Покуда договорились про распри забыть, да только нет у меня веры Строгану.
– Ненадолго. Как орденцы Чудь и Водь разорят, возле Новгорода станут[32], санные поезда начнут щипать, так сразу за Сашкой и побегут. – Пахом был абсолютно спокоен, словно знал будущие наперёд.
– На остров пойдёшь? – Сбыслав просветлел лицом. Предсказаниям друга можно было верить – всё сбывалось.
– На остров. Крепость дострою. Дружину собираю, всех беру: и латинян и православных. Суздальских, только сегодня тридцать воев принял. Лексей в Смоленск подался, амуницию подвезёт. Ты главное тут держись. Ладожанам своим передай, чтоб не мешали. Одно дело делаем, Русь в единый кулак собираем.
– Значит, княжество делать будем? – Якунович плеснул в бокал коньяка.
– Бери выше. Русь делать будем. И Новгород станет сердцем новой Державы. Выпьем за это. – Бояре чокнулись и опустошили бокалы.
Строган в это время строчил письмо. Так сказать отчёт о проделанной работе. Писал в тайне, даже от своих близких. Ибо не сможет жена простить мужа, а дети отца, если б узнали об измене учинённой боярином.
– Вкусно есть, сладко спать – это все любят. Один я знаю, как этого достичь. – Слева от Строгана лежала толстенькая книжица, написанная на латыни.
