Когда они уселись и заказали поесть-попить, из какого-то угла вылезло… Чмо.
Вихляющей походкой хлыщ припёрся к их столику и начал на них натурально «наезжать». Братья слишком поздно поняли, что попали явно не туда, куда стремились. Это был какой-то притон-малина.
Хлыщ, чувствующий у себя за спиной поддержку корешей, которые сидели за другими столами и нагло скалились, вообще распоясался. Начал кричать, что «ми тебя на перо посадим» и прочее и прочее.
Григорий грубо послал хлыща «по кочкам».
Хлыщ обозлился и реально достал «перо».
Григорий хлопнул себя по груди. Жест был, с точки зрения «зрителей», странный. Но это для них он был странный. А на самом деле — активация полной защиты.
Гриша выскользнул из-за стола и достойно встретил франта с финкой. Перехватил за запястье нападающего и скользнул ему за спину.
Довольно примитивный приём айкидо. Типчик кувыркнулся в воздухе с грохотом обрушился плашмя спиной, на грязный пол. Григорий вывернул ему запястье и чуть-чуть сильнее нажал, нежели было бы достаточно.
Рука нападавшего хрустнула. Франт вскрикнул.
Перехватив финку выпавшую у него из рук, Григорий почти без замаха отправил его в сторону своего стола. Нож воткнулся рядом с оставленной ложкой и завибрировал.
— Детям финки не игрушка! — глубокомысленно заметил Григорий и пнув противника для острастки направился к своему столу.
Но не успел он дойти до стола, как почувствовал неладное. Резко обернулся.
Франт бледный от злости и сильнейшей боли в поломанной руке, стоял возле стены и вытягивал из внутреннего кармана наган. Зная, что сейчас произойдёт Григорий даже не стал метаться. Не зря он идя в город всегда надевал защиту. Хмырь злорадно сквозь еле сдерживаемую боль оскалился. Прозвучал выстрел. Ещё. Ещё.
Ощущения у Григория были такие, как будто кто-то довольно сильно трижды ударил кулаком в грудь. Защита, перераспределила полученный от пуль импульс на весь корпус, так что ни синяков, ни ещё каких-то серьёзных повреждений быть не могло.
Но рубашку пули испортили. Ту, что была надета поверх защиты.
Разыграв сильнейшее огорчение, Григорий выплюнул в лицо франту.
— Ну ты и скотина! Ты пошто мне, гад новую рубашку-то подырявил, а?!!
С этими словами он кинулся к бандиту. Тот успел выстрелить ещё два раза, но тщетно.
На этот раз Григорий не стал его жалеть и устроил противнику настоящий сложный перелом обеих рук.
Фраер уже не пытался подняться на ноги, а только корчился от невыносимой боли не рискуя даже пошевелить руками. И тут раздался ещё один выстрел.
— Руки на стол, урла позорная!!! — услышал он злобный вопль брата.
Когда он обернулся, завсегдатаи повскакивали с мест и жались к стенам. Те, что не успели, благоразумно положили руки на стол, демонстрируя что в них ничего нет. Один же из них, с развороченной пулей ладонью, тискал запястье целой рукой и орал. Возле стены валялся, близнец только что отобранного Григорием револьвера.
Что хорошо, плёнка на защитном костюме, была типа «хамелеон». Она не только плотно приставала к телу, но и точно отображала на своей поверхности вид того, на чём лежала — тело хозяина. Так что когда Григорий демонстративно, с мукой в глазах расстегнул рубашку и стряхнул на пол расплющенные о грудь пули, у толпы урок глаза были ну очень круглые. Ведь как видели урки, стряхивал он пули с голой груди.
— Какую рубашку, падла, испортил! — со злобой повторил ещё раз Григорий и сунув первый наган себе в карман, направился к тому, что лежал у стены.
— Ты как всегда быстр и меток, брат! — с удовлетворением сказал он, подбирая наган с окровавленной и изувеченной рукояткой.
— А мог бы и сразу в лоб! — философским тоном заметил он, обращаясь к бандиту с полуоторванной кистью. — чтобы наверняка и не мучился… Или всё-таки в лоб? А то, вижу ну о-очень сильно мучаешься!
Бандит тут же всеми возможными способами продемонстрировал что не надо.
— Ну вы смотрите! — уже с угрозой обратился он к уркам. — А то в «Беретте» пятнадцать патронов. Как раз каждому на лобик хватит…
Григорий отошёл подальше и уже брезгливо сказал.
— Пошли отсюда брат! Тут жрачка хреновая… И говном воняет.
Дермецом тут действительно пованивало. Как раз от того, с простреленной рукой. Видать от страха обделался.
Отогнав толпу местной гопоты в угол, братья осторожно проследовали к выходу.
Напоследок Григорий, лениво вынул и свою «Беретту» и продемонстрировав её присутствующим прошёл на выход вслед за братом.
* * *
Когда вернулись на яхту, то оказалось, что и её тоже пытались ограбить. Не вышло. Ни отмычки (их просто некуда было совать), ни фомки, ни кувалды не помогли налётчикам. Вся выполненная из сверхпрочных материалов, яхта представляла из себя эдакий пятидесятиметровый, компьютеризированный сейф, открывающийся только их истинным хозяевам.
Тем не менее, все перипетии налёта на яхту братья получили, что называется на блюдечке. В форме видео.
Все рожи налётчиков там были настолько хорошо отображены, что Григорий не удержался и распечатал каждый портрет в формате 30х40 см и отнёс в полицию.
— Ну, брат… Если это современная Одесса, то… Что-то мне не хочется тут жить… Почему? Прежде чем с комфортом тут располагаться, придётся делать тотальную зачистку города от гопоты и оргпреступности. А то, чую, спокойной работы тут не будет.
— Я того же мнения. — Буркнул Василий.
— И куда тогда нам податься?
— В Питер.
— А почему именно в Питер?
— Там лучшая в Европе уголовная полиция.
— О! Это замечательно… — выговорил брат. — А! Кстати! Ты где так метко стрелять научился?
— Да я случайно…
— Хорошо, однако! Хм… Случайно!
— Однако дерьмо! — неожиданно в сердцах воскликнул Василий, и с силой саданул кулаком по столику.
— Не спорю! — примирительно заявил брат. — Ну так чо? Поплыли?
— Пошли! — поправил его Василий. — Корабли — ходят, а плавает — только дерьмо.
Вот так они и покинули славный город Одессу. Но всё равно обещали вернуться. Уркам это обещание не понравилось. Но их мнения никто и не спрашивал.
* * *
Обогнуть Европу — неслабое мероприятие. Но если у вас полностью автоматизированная яхта, да ещё комп может вполне нормально «стоять вахту» полностью подменяя и капитана, и штурмана, и рулевого, да ещё сама яхта самовосстанавливающаяся, самоподчиняющаяся, да сама же ещё всё необходимое для своего функционирования добывает из морской воды — такое путешествие не будет шибко затруднительным. И главная трудность тут — скука.
Каждый её убивал по-своему.
Григорий, извращался с написанием романов, на полную эксплуатируя возможности компа, предоставленного им Гайяной.
Василий же корпел над вычислениями.
Но как он ни пытался найти решение из того положения, в которое они попали, по любому выходило, что они в этом мире, буквально замурованы.
Да ещё он далеко не полностью понимал все следствия той теории Мировых Линий, которую получил от Гайяны. Так что ломать голову у него было над чем. И конца этому разбирательству в теориях он не видел.
Но как он ни крутил, всё равно получалось, что из того, что он видел на приборах яхты, отсюда выхода нет.
По крайней мере — пока нет.
Он не уставал по пути следования «драконить» каждую подходящую и неподходящую точку для перехода. Причём всегда выбирал настройки на разные миры.
Это, конечно, было опасно, но учитывая прочность яхты, да возможность быстро закрыть «окошко», если что не так пойдёт, прибавляла наглости в экспериментах. Но всё было впустую.
Когда прошли Гибралтар, Василий уже постоянно пребывал в крайне скверном настроении.
Он был зол на себя, на этот Мир, и на каждого, кто проплывал мимо их яхты. Точнее, по-морскому, надо бы говорить «проходил». Но у Василия, всё окружающее стало скоро ассоциироваться с большим-пребольшим клозетом. И что там может мимо «ходить»… Нет! Только проплывать!
В этом мнении он был, конечно, не прав. Просто он был сейчас зол. И именно этот злой настрой подвиг его самого на хулиганство.
А собственно что? Григорий в мегахулиганстве уже отметился?
Отметился!
Пора бы и Василию тоже. Всё же одна кровь.
Но не эта мысль Василием двигала.
Его двигало исключительно и только — наличное, текущее зверское настроение.
Василий вспомнил, какую бездну бед, — вот эти «общечеловеки», то бишь Европейцы, за двадцатый век доставили России. Своей жадностью, подлостью.
Постоянным стремлением объявить всех кто слабее их недочеловеками или вообще животными, чтобы их убивать и порабощать «с чистой совестью».
И вдруг жгуче захотелось завернуть тут рядом. К одному из самых гнусных персонажей мировой политики — к англичанам. В Лондон. Тёмной ночкой. И вдолбить по Тауэру.
