уверенностью. Поэтому он поначалу предполагал лишь обеспечить воссоединение со Швериным на Эльбе у Ляйтмерица[184]. Лишь когда противник не принял ожидавшегося решающего сражения на Эгере, преследование его привело короля в Прагу. Однако и там он поначалу ожидал сражения на левом берегу Влтавы, пока произведенная противником переправа не привела к битве на правом ее берегу. Так что битва под Прагой[185] оказывается не результатом изначального стремления к концентрическому наступлению и осознанного оттеснения австрийцев в том направлении, как довольно легко может показаться при взгляде на нее post factum, а лишь краеугольным камнем проводившихся с величайшей энергией военных действий, величие которых следует искать в том, что при всех обстоятельствах к ним успешно приноравливались, умея использовать их в самой полной мере».
Наполеон на о. Св. Елены диктовал заметки о войнах Фридриха Великого. Однако оценки его редко являются верными уже потому, что они были сделаны на основании чрезвычайно несовершенных исторических описаний. Так Наполеон, например, не смог в должной мере оценить те мотивы, которыми руководствовался король Фридрих, вторгаясь в 1757 г. в Богемию своими далеко друг от друга отстоящими войсковыми колоннами, а также перспективу успеха, имевшуюся при тех непреодолимых обстоятельствах, которая была у этой операции. Когда он усматривает в этом наступлении отдельными колоннами большую опасность, то делает замечание: «Есть принцип, по которому объединение разделенных корпусов никогда не должно проводиться поблизости от противника[186]!», то есть игнорирует то, чему учил и сам: «В войне все – предмет для осмысления, как применительно к противнику, так и к собственным войскам»[187]. Король Фридрих, однако, как показали события, был прав, когда полагался на внутреннее превосходство своих войск, что и помогло бы ему справиться с этой опасной ситуацией. Наполеон, далее, забывает, что окружающие Богемию горные цепи вынуждают к наступлению отдельными колоннами, ведь и австрийцы, при распылении их сил, были не в состоянии помешать объединению прусских войсковых колонн, но главное, он и сам обязан некоторыми из крупнейших своих успехов примерно такому же образу действий.
Когда в сентябре 1805 г. Наполеон изменил свое развертывание на Рейне вышеупомянутым способом, он исходил из того, что сможет выйти австрийцам в их правый фланг на Дунае. Он должен был сказать себе, что такой маневр не сможет долгое время оставаться скрытым от австрийцев. Если они перейдут в наступление на левый берег Дуная, то, так как армейская группа Бернадота была отправлена на Вайссенбург, всегда остается возможность объединить значительно превосходящие силы в районе Нёрдлингена. Однако если австрийцы сумеют избежать грозящей их правому флангу опасности, то Наполеон предполагал последовать за их отступлением, в ходе чего он продвинулся бы к северу от Дуная еще дальше. Бернадот при этом должен был взять направление на Регенсбург, задержав правое крыло подступавших с Рейна главных сил у Нойбурга. Если австрийцы к северу от Дуная отступят, то тем самым они попадут в опасность быть прижатыми к реке, что сможет побудить их к переправе на южный берег, поэтому продвижение левого крыла французов на Регенсбург станет чувствительнейшей угрозой их коммуникациям. Таким образом, император рассматривал самые разнообразные варианты, которые привели бы противника к Ульму, как позднее и произошло, но при этом он, конечно, не упускал из виду то, что подобное неестественное поведение противника может и вовсе не иметь места.
При ретроспективном взгляде кампания под Ульмом, так же как и пражская, может показаться операцией, с самого начала запланированной во всех своих деталях, которую вплоть до последнего неуклонно проводил полководец. А из этой картины слишком легко исчезают те свойственные человеку промежуточные фазы, которые всегда пронизывают ход военных действий, перечеркивая любые проекты маневрами противника и вызванной ими постоянной переменой решений. Это рассуждение в данном случае применимо и к Наполеону.
Когда подступавшие от Рейна корпуса подошли к р. Неккар, приходящие донесения позволили распознать, что главные силы австрийцев все же под Ульмом и южнее него. Император поэтому 2 октября так зафиксировал свои теперешние планы[188]: «Мое намерение, если враг медлит на Иллере, еще до него выйти на Лех, чтобы этим отрезать ему отступление, оттеснив его к Рейну или в Тироль». Дальнейший марш от Неккара к Дунаю последовал при выдвижении сильного флангового прикрытия в виде одного армейского корпуса и трех кавалерийских дивизий к Ульму, который стал осью поворота в этом маневре, а именно, чтобы 1,5 корпуса и 1 кавалерийская дивизия шли через Людвигсбург через Гмюнд на Ален, 1 корпус из Хайльбронна на Нёрдлинген, 1 корпус и 1 кавалерийская дивизия от Неккарэльца через Динкельсбюль. Армейская группа Бернадота должна была наступать на участок Дуная между Нойбургом и Ингольштадтом. Маневр был организован таким образом, что в любой момент стягивание армии на северном берегу Дуная оставляло возможность сражения, о котором император должен был по-прежнему постоянно думать. «Мой план, – писал он[189], – если мы столкнемся с противником, окружить его со всех сторон».
Австрийцы, однако, не только ничего не предприняли на правом берегу Дуная, но и никак серьезно не воспрепятствовали переправе французов у Донауверта, Нойбурга и Ингольштадта. Тамошние мосты пали с 7 по 9 октября один за другим, по большей части доставшись французам неразрушенными. Слабый австрийский корпус отступил с Леха за Изар, а одна дивизия 8 октября юго-западнее Донауверта сдалась под атаками массы французской конницы Мюрата и одной дивизии пехоты. Наполеон теперь предполагал, что главные силы противника отступают в Тироль. Армия 11 октября стояла двумя фронтами, один на Иллере, другой на Изаре, имея резервы на Лехе. Император предполагал отправиться в Мюнхен, чтобы принять на себя командование над левым крылом армии против имевшегося в виду подхода русских. В течение 11-го он пришел к выводу, что противник все еще стоит за Иллером, но теперь уже фронтом на восток, правым крылом доходя до укрепленного согласно приказу Меммингену, а левым примыкая к Ульму. Поэтому он усилил находящуюся на левом берегу Леха войсковую группировку на еще один корпус и сам принял над ней командование. Лишь в ходе проведенного 11-го боя под Ульмом к 12-му прояснилось положение оставленной на северном берегу французской дивизии: в Ульме и около него все еще находятся крупные силы противника, теперь оцениваемые в 40 тысяч человек. Теперь уже император не замедлил стянуть туда все находившиеся к западу от Леха корпуса. Отправленному на Мемминген маршалу Сульту[190] он писал: «Если там противника нет, тогда идите к нам вниз по Иллеру словно молния; я предвижу, что ни один солдат врага не уйдет»[191]. И действительно ушла лишь небольшая часть австрийцев; но в целом удалось уничтожить австрийскую армию в 60 тысяч человек. Если же командование ею было бы поручено не
