широкие просторы этой империи всегда оказывались помехой. В Крымскую войну это проявилось и по ходу обороны, а в Северную войну против Карла XII и в войне против Наполеона это пространство стало союзником царской державы. Клаузевиц говорил[168], что Российская империя будто бы столь велика, что в ней можно играть в пятнашки с вражеской армией. Для его эпохи несравнимо меньших армий и отсутствия железных дорог это в целом было верно. Массовые армии и уровень техники нашего времени значительно повысили оборонительные возможности России и, кроме того, лишь теперь сделали ее способной к атаке. Вплоть до этого мощь ее постоянно сильно переоценивалась. Так свершения империи в войнах, которые вел император Николай I, дают отнюдь не блестящую картину, которую хотели бы показать иностранным представителям. Ведь в рядах его армии было более миллиона бойцов, из которых 600–700 тысяч солдат составляли всегда готовые к походу полевые войска. Однако в 1828 г. против Турции смогли использовать лишь немногим более 100 тысяч человек. Главной причиной того, что в 1831 г. фельдмаршалу Дибичу-Забалканскому не удалось быстрыми ударами подавить польское восстание, являлось то, что для покорения громадных просторов восставшей страны вновь были отправлены весьма незначительные силы. Проблемы, вызывавшиеся традиционными провалами русской военной администрации и климатическими условиями театра военных действий, существенно содействовали этому, однако решающее значение имело то, что Дибичу было выделено не более 170 тысяч солдат, из которых поначалу имелось лишь 130 тысяч. Из них 5 февраля польскую границу смогли перейти опять же, не более 100 тысяч. «И это означало нормальный максимум для тогдашних возможностей России»[169].
Начало Крымской войны застало Россию также недостаточно подготовленной. Шокирующий факт, что на военное положение было переведено 400 тысяч человек, и все же в решающее лето 1855 г. 220 тысячам союзников в Крыму смогли противопоставить лишь 185 тысяч русских солдат, частично объясняется тем, что поведение Австрии вынудило к тому, чтобы оставить крупные силы на западной границе, однако прежде всего тем, что удаленный театр военных действий в Крыму в тот момент не связывала с центром страны ни одна железная дорога.
В Восточной войне 1877–1878 гг. Россия, насколько она тогда уже располагала железными дорогами и имела в распоряжении несколько месяцев для подготовки к ней, выступила все равно с недостаточными силами. В конце апреля 1877 г.[170] на европейском и азиатском театрах военных действий было мобилизовано всего 27 пехотных и 10 кавалерийских дивизий, в то время как в глубине империи оставались в иммобильном состоянии 21 пехотная и 8 кавалерийских дивизий. Действующая армия на Дунае в середине июля насчитывала лишь 260 тысяч человек, хотя русский Генеральный штаб тогда приблизительно верно оценивал в 280 тысяч человек силы противника, причем 190 тысяч из них могли быть брошены непосредственно против русской полевой армии. Следствием этого было то, что после осуществления переправы через Дунай, когда возникла необходимость держать фронт сразу на трех направлениях, в резерве оставался лишь один армейский корпус, так называемые главные силы. Для подкрепления его лишь постепенно могли быть переброшены еще 2 армейских корпуса. Когда же затем была отражена первая атака на Плевну, и русские повсеместно были принуждены перейти к обороне, румынская армия, содействием которой до сих пор пренебрегали, стала весьма ценным подкреплением. Тут же оказалось необходимым мобилизовать еще 9,5 пехотных и 2 кавалерийские дивизии, подтянув их к театру военных действий на Дунае.
И если Крым при отсутствии железнодорожного сообщения в 1854–1856 гг. был для России удаленным театром военных действий, то уж тем более это касается войны против Японии 1904–1905 гг. в отношении Маньчжурии. Хотя с ней связывала магистраль, но она была 6 тысяч км длиной, да к тому же однопутная и лишь после начала войны ее смогли достроить полностью. Так что потребовалось долгое время до тех пор, пока можно было сосредоточить в южной Маньчжурии боеспособную русскую армию[171]. Компенсацией за это было то, что и японцам приходилось бороться с трудностями, которые возникали как из-за бездорожья в этой стране, так и вследствие необходимости для нее вести войну за морем. Но и здесь с помощью однопутной Транссибирской магистрали все же удалось сделать так, чтобы русская армия под Ляояном в конце августа имела 116 тысяч пехоты, а к началу октября 1904 г., без учета потерь, понесенных в сражении на Шахэ, была доведена до 260 тысяч человек. Поэтому японцы превосходили ее под Ляояном на 50 тысяч, а на Шахэ даже на 90 тысяч человек. То, что армия не смогла победить, имеет иные причины.
В ходе учета полученного на Дальнем Востоке опыта в последовавшее за Маньчжурской войной десятилетие наступила реорганизация и значительное наращивание русской армии, в частности, многое было сделано для более раннего сосредоточения резервных дивизий. Тщательно и заблаговременно подготавливалась, в соответствии с поворотом политики против западных соседей, война[172]. Железнодорожная сеть, казавшаяся по сравнению с западноевропейской ситуацией достаточно редкой, все же была блестяще приспособлена для сосредоточения армий на западной границе империи и развивалась в соответствии со стратегическими соображениями годами. Серия крупных сквозных магистралей в целом отвечала условиям скопления крупных сил как на Северо-Западном фронте напротив Восточной Пруссии, так и на Юго-Западном против Галиции, но не менее подходила и для развертывания на средней Висле. Достаточное количество рокадных линий обеспечивало своевременную переброску крупных войсковых соединений с одного из этих театров военных действий на другой и устраняла разделение надвое русского Западного фронта, которое вызывалось наличием Припятских болот и давало о себе знать еще в 1812 г. Тот недостаток, что маршрутов подвоза в глубине громадной империи, в азиатскую часть России и на Кавказ было существенно меньше, становился менее значим, ведь подавляющее большинство войск находилось к западу от Волги и южнее линии Петербург – Вологда – Вятка и компенсировался за счет целесообразных распоряжений и заблаговременного выдвижения находившихся еще далее в тылу войск, в том числе частей из азиатской части. Тем самым России впервые удалось своевременно и на это раз в едином потоке ввести в действие всю мощь ее вооруженных сил, а теперь это уже была миллионная армия. Мобилизация и развертывание русской армии продвинулись куда дальше, нежели предполагали в Германии и Австро-Венгрии к началу войны, даже если военные приготовления в царской империи и не остались полностью скрытыми.
Против Восточной Пруссии были направлены две армии[173]. Из них 1-я армия, генерала Ренненкампфа, насчитывала 6 корпусов, 2 стрелковых бригады, 6 второочередных дивизий и кавалерийский корпус, а развертывание ее в целом проходило на линии северо-западнее Ковно – западнее Гродно. Главные силы этой группы должны были идти по обе стороны магистрали Ковно – Инстербург и наступали, заходя правым крылом
