— Замечательно, — облегченно выдохнув, похлопал друга по плечу Кирилл Валерьевич. — Это просто, Серега, замечательно. Значит, блокпост уже близко. Прорвемся, а там трасса должна быть чиста, как бульвар Леси Украинки.
Секачу блокпостов видеть еще не приходилось, а посему радость начальника экспедиции понимал лишь отчасти. Да и что тут мудреного, в самом Киеве их уже давно не было, а за пределы киевского района Секач выезжал всего пару раз, и то в тех направлениях от блокпостов остались лишь островки бетонного крошева.
Крысолов же, наоборот, знал о них слишком хорошо. Он даже видел однажды, как солдаты их устанавливали, выполняя приказ о введении карантина и временном ограничении миграции. Военные командиры некоторых округов, пребывая в блаженном неведении, надеялись, что Украина отделается одним ударом по столице, и принялись наивно устанавливать на дорогах блокпосты, надеясь таким образом избежать распространения заразы. Они не знали, что к вечеру по Львову, Днепропетровску и Хмельницкому ударят еще несколько ракет, а ночью целеуказатель «крылатых» переместится на окраины Донецка, Харькова, Симферополя и Одессы, уничтожив там почти все живое и подняв в воздух тонны радиационной пыли. Ракеты падали на окраины, пригороды. И уже никогда не узнать достоверно об истинных намерениях тех, кто их нацеливал. То ли ими двигала благородная цель сохранить архитектуру городов для инопланетян, тысячу лет спустя решившихся посетить Землю. То ли из соображений гуманизма, чтобы оставить выжившим хоть призрачный шанс на продолжение жизни, ведь в противорадиационных укрытиях наверняка останутся люди. Но большинство из тех самых выживших склонялись к версии, что ракеты умышленно клали в пригороды, сделав при этом точную поправку на направление ветра, именно для того, чтобы сделать смерть человечества в разы мучительнее. Мгновенная смерть — слишком великая роскошь, не так ли?
Крысолов отчетливо помнил, как доведенные до отчаяния люди рвались к блокпосту сквозь стрекот автоматов, как валились под пулями, будто скошенная трава. Ясно, словно это случилось вчера, перед глазами вставал увлекающий на штурм, призывно вскинутый кулак отца и злосчастный миг, когда тот повалился наземь, сраженный в сердце одним из первых выстрелов. За все время Кирилл Валерьевич так и не смог забыть этого, и вряд ли когда-нибудь у него это получится.
Крысолов щелкнул тумблером на радиомодеме:
— Борода, ты там как, с жуками справился?
— Да, блин, справился. Два баллона дихлофоса уже истратили, а им по хрену! — проскрипел из динамика голос командира БМП. — А чего спрашиваешь?
— Посоветоваться хочу. Как ты считаешь, лучше шарахнуть из твоего орудия или взрывчатку заложить?
— Взрывчатку? — удивился Борода. — Во что ты там такое уперся?
— Думаю, метрах в пятидесяти прямо по курсу блокпост.
— Во, блин, а я же Змею так и говорил — либо авария, как на Ирпеньской трассе, где три длинномера, наехав на ментовские «ежи», поперек дороги легли, либо блокпост сучий! Там что, танки в обочинах?
— Да, тут самое меньшее двадцать «восьмидесятой», почти целые.
— Предлагаешь мародерствовать? — усмехнулся Борода. — Думаешь, найти там пару фугасных? Это было бы, конечно, неплохо; у меня и так снарядов негусто, а чтоб блокпост пробить, нужно не одним шарахнуть.
— Вот и замечательно. Давай готовь Змея, он в этих делах лучше разбирается.
* * *
Рутинная служба на кордонах за долгие годы взрастила в Хакиме Каранове ленивого домоседа, привыкшего к хорошо освещаемым холлам застав, к внушающим чувство защищенности стенам, к четко заданному направлению и ограниченному времени для атак разнообразных тварей. Он привык к тому, что, отбив налет собак, можно покурить, попить чаю, ведь следующей атаки стоило ожидать не меньше чем через час-два. Это отнюдь не значило, что Каран стал трусом и выход за пределы базы воспринимал как ныряние в бассейн с акулами. Но, получив приказ о прикрытии, он ощутил себя бойцом, который полжизни провел в боях посреди среднеазиатских скал и пустынь, а ему вдруг пришла разнарядка о переводе в тропические леса Вьетнама.
Надев на голову шлем, он вышел на крышу покореженной клином «девятки», продавившуюся под весом его тела. До щелчка затворил за собой дверь и включил приделанный к стволу «калаша» фонарик. Осмотрелся. У большинства машин грязные, практически не пропускающие свет стекла находились на месте. Это было несколько непривычно, ведь большая часть столичных машин лишилась остекления в тот самый день — стекла попросту вынесло взрывной волной.
Зашипел вмонтированный в шлем передатчик.
Каран спрыгнул на землю и, внимательно осветив пространство под днищем «Баз», засеменил вдоль борта. Он уже миновал «Бессонницу», когда люк в башне издал протяжный скрип и из проема поспешил выбраться, дожевывая кусок хлеба, Змей. По выражению его лица было понятно, что ползать по танкам и искать в них снаряды ему хотелось не больше, чем Карану, а хотя… довольным этого низкорослого, коренастого парня приходилось видеть редко. Но, завидев Карана, он даже вроде как улыбнулся, неразборчиво упомянув что-то о старых псах. Затем перекрестился, поцеловал вытянутый из-за пазухи большой золотой крест и включил примотанный к стволу своего «калаша» фонарь.
— Пошли, — сказал он и первым двинулся дальше.
Из экипажа «Чистильщика» им на помощь приставили двух родных братьев-сталкеров: Шпиля и Кирка. Первый был худощавым, долговязым молчаливым меланхоликом с высоким интеллектом, головой треугольной формы и повисшими чуть ли не до колен руками. Второй же, наоборот, на добрых пол-аршина ниже, с пивным брюшком, множеством складок на затылке, обаятельный весельчак. Впрочем, несмотря на их диаметральную противоположность, они имели больше полутора тысяч успешных выходов на поверхность и слыли неплохой парочкой, которой сопутствует удача.
Змей и Кирк протянули друг другу руки, обменялись парой приветственно-матерных слов, после чего все четверо продолжили путь к блокпосту. Змей шел первым, Каран с Кирком стали посередке, замыкающим же, спиной к движению, потянулся Шпиль, сторожко поглядывающий по сторонам.
Приблизившись к полуприцепу автопоезда, которого «Чистильщик» поддел на клин, они огляделись, убедились, что поблизости не слыхать ничьего дыхания или скобления когтей по асфальту, и двинулись дальше. Бьющий из нескольких пар прожекторов яркий бело-фиолетовый свет, создающий ощущение прикрытости «большим братом», начал стремительно меркнуть. Чем быстрее они отдалялись от кабины трактора, тем все больше казалось, что воздух там не прозрачен, а будто пропитан черными чернилами.
Перед автопоездом с пустующей кабиной стоял «Икарус», которому так и не удалось вывезти своих пассажиров из Киевской области. Идя осторожным шагом, сталкеры уже почти миновали его, когда Змей вдруг вскинул руку с растопыренными пальцами и прижался спиной к двери. Остальные немедленно последовали примеру и прислонились к борту автобуса.
Выдохнув, словно готовясь к бою, Змей выглянул из-за угла и медленно провел лучом фонаря по гладким крышам замерших одноцветных легковушек. Он не мог ручаться, что что-то слышал. Однако интуиция, подводившая его до этого лишь считаные разы, подсказывала, что нужно быть начеку.
Кирк оглянулся на младшего брата, подмигнул ему, но никаких признаков шутливости в этом жесте не усматривалось.
В метрах двадцати впереди на фоне темно-синего беззвездного неба черной тенью возвышалось ортогональное сооружение с небольшим возвышением посередине, отдаленно напоминающим нагромождение мешков. Даже в жалком свете фонарей было видно, что возведенному на скорую руку из железобетонных изделий сооружению не хватало нескольких плит в перекрытии крыши. Видимо, инженеры пожертвовали ими, чтобы перегородить дорогу, поскольку пять из шести полос были заставлены в несколько рядов, будто их должны были штурмовать по меньшей мере танки. К блокпосту вела лишь одна полоса, зигзагообразно обставленная бетонными блоками. Дорогу перегораживали два КПП с пулеметными гнездами.
— Хаким, останешься тут для прикрытия, — подняв забрало и зажав рукой микрофон, сказал Змей. — Если получится, влезь на крышу этого пепелаца. — Он кивнул на автобус, затем повернулся к остальным. — Давайте быстрее сделаем, что нужно, и свалим отсюда к чертовой матери. Как-то мне тут немного не по себе. Музыка не играет, и сладкое не подают…
Впрочем, шутка не удалась. Никому из них уже было не под силу растормошить друг друга. Особенно Карану, молча наблюдавшему за тем, как быстро удаляются остальные сталкеры, рассекающие тьму желтыми лучами.
Он сглотнул наполнившую рот отвратительно-вязкую слюну, как можно тише передернул затвор автомата и направил свет на огромные окна «Икаруса». Засохшие потеки ржавчины навевали мысли о поднятом из глубин океана корабле. Свет внутрь салона почти не проникал, но даже сквозь рыже-коричневую пелену можно было разглядеть ряды пустующих сидений и свисающие с окон, превратившиеся в почерневшую марлю фланелевые занавески.
