– Уведи его!
Долгих пять минут Томми провел на кровати в соседней комнатушке. Сердце у него продолжало отчаянно колотиться. На эту карту он поставил все. К какому решению они придут? Однако, хотя эта мысль мучительно жгла его мозг, он продолжал поддразнивать Конрада, доведя угрюмого привратника до белого каления.
Наконец дверь открылась, и немец крикнул Конраду, чтобы тот привел пленника обратно.
– Будем надеяться, что судья не нахлобучил черную шапочку[58], – весело сострил Томми. – Ну, Конрад, веди меня. Господа, подсудимый прибыл.
Немец снова занял свое место за столом, он указал Томми на стул напротив.
– Мы согласны, – сказал он резко, – но при одном условии. Сначала документ, потом мы вас отпустим.
– Идиот, – сохраняя любезную мину, огрызнулся Томми. – Как же я смогу его отыскать, сидя у вас тут на привязи?
– А на что вы, собственно, рассчитывали?
– Чтобы вести поиски, мне нужна полная свобода.
Немец расхохотался.
– Мы что, по-вашему, малые дети? Вот так возьмем и отпустим вас, поверив всем вашим байкам?
– Да нет, не отпустите, – задумчиво произнес Томми, – хотя это значительно упростило бы дело. Ну, хорошо, давайте пойдем на компромисс. Отпустите со мной малютку Конрада. Он верный человек, да и кулаки у него тяжелые.
– Желательно, чтобы вы оставались здесь, – холодно сказал немец. – А кто-то из нас будет точно исполнять все ваши указания. Если возникнут какие-нибудь осложнения, он незамедлительно поставит вас в известность, и вы скорректируете его действия.
– Вы связываете меня по рукам и ногам, – возмущенно возразил Томми. – Дело чрезвычайно деликатное, и ваш человек что-нибудь обязательно напутает, а тогда что будет со мной? По-моему, никто из вас не сможет с этим справиться.
Немец грохнул кулаком по столу.
– Таково наше условие. Или смерть.
Томми утомленно откинулся на спинку стула.
– Мне нравится ваш стиль, обворожительно категорический. Ну, будь по-вашему. Но одно совершенно необходимо: я должен увидеть ее.
– Кого ее?
– Джейн Финн, естественно.
Немец несколько секунд смотрел на него странным взглядом, а потом сказал медленно, словно тщательно выбирая слова:
– Разве вы не знаете, что она не способна ничего вам сообщить?
Сердце Томми подпрыгнуло. Неужели ему все-таки удастся встретиться лицом к лицу с этой девушкой?
– Я не собираюсь просить ее что-нибудь мне сообщать, – сказал он спокойно. – То есть я ни о чем не буду ее расспрашивать.
– Тогда зачем она вам нужна?
Томми ответил не сразу.
– Чтобы увидеть выражение ее лица, когда я задам ей один вопрос, – произнес он наконец.
И снова немец бросил на него взгляд, которого Томми не понял.
– Она не сможет ответить на ваш вопрос.
– Это не важно. Мне ведь нужно только увидеть ее лицо, когда я его задам.
– И вы полагаете таким образом что-то узнать? – Немец испустил неприятный смешок, и Томми опять почувствовал, что существует какое-то неизвестное ему обстоятельство. Немец не спускал с него испытующего взгляда. – Я начинаю сомневаться, что вы действительно что-то знаете… – мягко сказал он.
Томми почувствовал, что ситуация изменилась не в его пользу. Почва под ним слегка заколебалась. Но какой все-таки промах он допустил?
– Возможно, есть что-то, что мне неизвестно, – сымпровизировал он. – Я же не говорю, будто до тонкостей знаю все ваши махинации. Но ведь и у меня есть кое-что неизвестное вам. Именно на это я и рассчитываю. Денверс был достаточно хитер… – Он умолк, словно испугавшись, что наговорил лишнего.
Однако лицо немца чуть посветлело.
– Денверс, – пробормотал он. – Понятно… – Он помолчал, а потом сделал знак Конраду: – Уведи его. Наверх… Ну, ты знаешь.
– Погодите, – сказал Томми. – А как насчет девушки?
– Не исключено, что это удастся устроить.
– Это совершенно необходимо.
– Там посмотрим. Решить это может только один человек.
– И кто же? – спросил Томми, хотя ответ уже был ему известен.
– Мистер Браун…
– Я его увижу?
– Может быть.
– Идем, – скомандовал Конрад.
Томми послушно встал. В коридоре его тюремщик велел ему подниматься по лестнице, а сам пошел сзади.
На верхней площадке Конрад открыл дверь, и Томми очутился в темной комнатушке. Конрад чиркнул спичкой над газовым рожком и вышел. Томми услышал, как в замке повернулся ключ.
Он начал осматривать свою темницу. Комната была много меньше нижней и почему-то невероятно душная. Тут он заметил, что здесь нет окон. Он прошелся, присматриваясь к стенам. Они были грязные, как и все остальное. На них криво висели четыре картины, изображавшие сцены из «Фауста»[59]: Маргарита со шкатулкой драгоценностей; она же у входа в церковь; Зибель с цветами и Фауст в компании Мефистофеля. Последний напомнил Томми про мистера Брауна. В этой душной каморке, наглухо запечатанной массивной дверью, он был отрезан от всего мира, и зловещая власть этих архиуголовников ощущалась особенно явственно. Сколько ни кричи, никто не услышит. Это же настоящий склеп…
Томми постарался взять себя в руки и, опустившись на кровать, принялся обдумывать положение. Голова трещала от боли, а теперь еще его начал терзать голод. И тишина, эта жуткая тишина.
– Зато я увижу главаря, таинственного мистера Брауна, – сказал вслух Томми, стараясь ободриться. – А если повезет, то и не менее таинственную Джейн Финн. А потом…
А потом, вынужден был признаться себе Томми, его ждет неизвестность, и довольно мрачная.
Глава 17
Аннет
Грядущие неприятности вскоре были забыты, ибо вполне хватало неприятностей сиюминутных. Из коих самой крупной был голод. Томми обладал здоровым аппетитом, и бифштекс с жареным картофелем, съеденный за ленчем[60], казался теперь далеким прошлым. Он с сожалением подумал, что на голодовку ему никак не потянуть.
Он мерил и мерил шагами свою темницу. Раза два, пренебрегая достоинством и приличиями, он принимался барабанить в дверь. Но никто не подходил.
– Черт бы их побрал! – с негодованием выкрикнул Томми. – Они что! Хотят уморить меня голодом!
Ужасная догадка заставила его похолодеть. А вдруг это один из тех милых методов, с помощью которых Борис развязывает арестованным языки? Но он тут же отбросил эту идею.
«Это все скотина Конрад, – решил он, – это его проделки. Будь моя воля, вот уж с кем бы я поговорил по душам».
Воспоминания о Конраде вызвали в нем непреодолимое желание съездить привратника чем-нибудь тяжеленьким по его яйцеподобной голове.
Нежно погладив собственную макушку, Томми предался приятным фантазиям. Затем его осенила блестящая мысль. А почему бы не претворить фантазию в реальность? Конрад, несомненно, живет тут же в доме. Для остальных (кроме разве что бородатого немца) это исключительно место их тайных сборищ. Надо встать за дверью, а когда привратник войдет, шарахнуть его по макушке вот этим колченогим стулом или рамкой от одной из этих картинок. Конечно, полной воли себе давать не следует. Только оглушить. А затем… а затем взять и смыться. Ну, а если кто-нибудь попадется на лестнице или в коридоре… Томми даже повеселел при мысли, что можно будет наконец пустить в ход кулаки. Это было ему куда больше по вкусу, чем словесные перепалки. Ликуя, Томми осторожно снял со стены «Фауста с Мефистофелем» и притаился за дверью. В нем взыграла надежда. План был прост и безупречен.
Время шло, а Конрад все не появлялся. День или ночь – в комнате без окон не разберешь, однако часы Томми, довольно точные, показывали девять вечера. Он уныло подумал, что если ужина не подадут сейчас, то придется ждать завтрака. В десять часов надежда его покинула, и он рухнул на кровать, ища утешение в объятиях сна. Через пять минут он отрешился от всех своих бед.
Его разбудил скрип ключа в замочной скважине. Томми не принадлежал к тем супергероям, которые, едва открыв глаза, тут же могут сориентироваться, а потому для начала бессмысленным взглядом уставился в потолок, стараясь сообразить, где он, собственно, находится. А сообразив, посмотрел на часы. Они показывали восемь.
«Либо утренний чай, либо завтрак, – решил он. – Дай Бог, чтобы это был завтрак!»
Дверь распахнулась, и Томми с опозданием вспомнил о том, что собирался разделаться с этим мерзким Конрадом. Но его досада тут же сменилась радостью, ибо в комнату вместо Конрада вошла какая-то девушка, в руках у нее был поднос, который она и поставила на стол.
Томми, прищурившись, разглядывал ее в тусклом свете газового рожка. Ему показалось, что таких красивых девушек он никогда еще не встречал. Каштановые волосы отливали золотом, будто в этих пышных кудрях прятались солнечные лучи, лицо было нежное, как лепестки шиповника, и карие глаза с золотистой искоркой также вызывали ассоциации с лучами солнца.
Неожиданно Томми пришла в голову безумная мысль.
