— Кажется, она собирается пройти весь поезд. Как думаешь, она тоже сошла с ума? — интересуюсь у Ринки шепотом. — Зинаида, приглашающая на липовый юбилей наших технарей. Звучит совсем неправдоподобно…
Рина не реагирует. Сидит, подтянув колени к груди, и молча смотрит за окно. Там на четвереньках ползает Димка, собственным примером призывая Шумахера поесть травы. Медбабушка отчего-то решила, что коту это должно быть очень полезно.
— Рин, — тормошу ее за плечо. — Похоже, надо поговорить начистоту, да? У тебя что, серьезные планы на этого волокиту? — киваю за окно.
— Нет! — Ринка натянуто улыбается. — Вовсе нет. Просто не ожидала такого поворота событий. Знаешь, сейчас я тебя немножечко ненавижу… — она смотрит на меня, сощурившись. Как бы оценивая глубину своей ревности. — Мне странно, что ты могла влезть в эту историю. Ты ведь не злой человек, да? Вообще, в моих правилах сейчас было бы уехать, и никогда больше с вами обоими не общаться. Но я не могу бросить этот проклятый тур, а, значит, не могу послать тебя ко всем чертям, потому что с кем-то общаться-то надо… Я поеду крышей, если останусь сама с собой.
— Ну, чисто Лайза Минелли! — восторгаюсь, подкупающе, совершенно не желая разыгрывать сейчас мелодраму. Перевожу тему. — Та тоже в юности патологически не переносила одиночество и общалась с любыми отбросами, лишь бы не оставаться наедине с собой. Говорят, у нее это психическое и ей даже пришлось лечиться…
— Перестань! — кричит Ринка. — Только твоих познаний в биографиях сейчас не хватало. Я вовсе не боюсь одиночества, я как раз кошка, гуляющая сама по себе… Все в норме. Ничего психического. Подумаешь… Я вот только одного не могу понять… Как ты могла?
Вообще, полагаю, это я должна задать ей подобный вопрос. Вряд ли Ринка, находясь все время рядом, могла не догадаться о том, что творится между нами с Дмитрием. Зачем было влазить? Но нет, до унизительных разборок я доходить не собираюсь. Вычеркнуто. Сведено в штуку, отдано на поругание легендам о нашей с Ринкой распущенности…
— Как я могла?! — вскидываю брови по-Зинаидовски. — Тебе сейчас продемонстрировать? — ожидаю ответных смешков. — Знаешь, это будет жесткое порно…
— Нет, нет… — Ринка останавливает меня невыносимо серьезно. — Не надо этих насмешек. Только один вопрос. Кто был инициатором? Ты? Мне важно знать!
— Девочка моя, — вспоминаю вдруг о разделяющей нас пропасти лет. — В таких вещах не бывает инициаторов. Что бы там ни говорили, но для сближения всегда нужна взаимность.
— Отчего ты мне ничего не говорила? — пытает Ринка, и мне вдруг всерьез становится ее жалко. Девочка, кажется, впервые столкнулась с атакой на собственную неотразимость.
— Мы договорились хранить отношения в тайне, — отвечаю честно, а потом, набравшись духу и мысленно послав Димку ко всем чертям, безудержно вру. — Слушай, забудь все это. У нас с ним никогда ничего не было всерьез. Нечаянно, скомкано, на скорую руку. Он заводился, я не отказывала. Обоим потом казалось, что глупо портить крепкую дружбу вялым сексом.
— Значит, заводился все-таки он? — нехорошо щурится Ринка. — Я так и думала. Вот подонок! Знала бы ты, какие дифирамбы он мне пел! Марина, я просто не понимаю, как могла быть настолько слепа, всячески поощряла его уважение к тебе, рассказывала, какая ты у меня классная… Не могла даже допустить, что… Я ничего не хочу сказать, но посмотри… кто он, а кто — ты. Вы же совершенно разные люди. Как он мог?
Можно подумать, она не знает, как он это делает. Униженная Ринка, кажется, даже не понимает, что оскорбили не только ее. Вообще-то, это к лучшему. Не поведи Рина себя тогда столь «мыльным» образом, мне было бы не с чем сравнивать, и я, возможно, сама избрала бы такой способ поведения. Но перед глазами у меня сидел сейчас живой пример бабской глупости, и потому я нашла в себе силы не уподобиться.
— Виноваты всегда оба, если тебя это интересует. — говорю с легкостью. — Слушай, с «кто виноват» разобрались, теперь, пожалуй, стоит переключиться на «что делать». Так? Устроим ответный удар?
— Ох, Марина, и почему ты всегда так меня интригуешь… — в глазах Маринки появляется блеск заинтересованности.
Что ж, дурное дело не хитрое. В считанные минуты пробуждаю в Ринке азарт игрока, и вот мы обе уже — не обманутые в лучших чувствах соблазненные дуры, а очаровательные авантюристки, особо не заморачивающиеся тем, что наши чары действуют на одних и тех же мужчин. Шутки ради, всегда приятно поднять слабака на смех и поставить в дурацкое положение…
— Мужики, слабаки, — весело констатирует Ринка, спустя пять минут. — И немножко подонки. Но мы — не хуже! И сейчас устроим ему… О, я придумала!
Несколько озадаченная такой трактовкой моих проповедей, я все же соглашаюсь и командую: «Вперед!»
И вот, обворожительные, сексуальные, яркие, мы вываливаемся из вагона, цепляем под локти несколько озадаченного нашей откровенной напористостью Дмитрия и с готовностью отправляемся в кабак чествовать нашу липовую юбиляршу и демонстрировать нашу липовую обиду на совместного любовника.
* * *
Пока мы с Ринкой беседовали, засланные в тыл разведчики (Малой и ребята из балета) доложили, где будем праздновать. Пешком — двадцать минут пути, а транспорта тут не предвидится. Разбившись на группки, движемся всей толпой в указанном направлении. Местные глянут, коблы собирать начнут — уж слишком мы шумны и похожи на готовящихся к атаке оккупантов. Совсем не к месту приходит мысль о железнодорожном пиратстве.
— Слушайте, а не поднять ли нам над штабным вагоном черный флаг? Будем нападать на попадающиеся по пути станции, и брать на абордаж другие поезда…
— Тогда нам придется портить женщин из плененных поездов, а у наших мужиков и на нас сил не хватает! — сообщает Ринка.
Не реагирую, решая, что лучше пока этой темы не касаться. Ловлю обрывок фразы от соседней компании, довожу до сведения своих.
— А, между прочим, вы подумали, как обратно добираться? Расходиться-то, наверно, поодиночке будем. Вон, Гале кто-то знающий страшные вещи о Купянске сообщил. Слыхала, тетка! — киваю Ринке, — У них тут амнистия была и на волю выпустили сексуального маньяка.
— Очень сексуальный? — еще больше оживляется Ринка. — Ох, давно никого сексуального не пробовала… Все ветошь сплошная…
Понятно, с Ринкой сейчас лучше вообще не разговаривать.
Наконец, доходим до положенного места. Сдвигаем столы, занимаем места. Все артисты и сценовики в сборе. Из работников поезда приглашены только избранные. Эх, Зинаида, ну чем ты думала? Теперь ведь нашу Валю коллеги затретируют. Если уж звать — так всех…
В кафе, кроме нас, еще два посетителя. Склонились над столиком, шепчутся. Видны только коротко стриженные затылки. И те отчаянно демонстрируют полное к нам безразличие. Зря. Я бы на их месте развернулась и, не скрываясь, разглядывала всю нашу шумную братию.
— Дамы и господа, праздник объявляю открытым! — сообщает Зинаида и сразу с трех частей стола слышатся одновременные хлопки открываемого шампанского.
И понеслось. Тут Зинаидины поздравления, там — перемывание косточек режиссера, где-то еще — обсуждение разных залов. От нормального застолья, празднества артистов отличаются движением градуса оживления. В нормальных компаниях народ, когда выпьет, раскрепощается и начинает буянить. У нас же было наоборот. Шумные в трезвом состоянии люди стихали и впадали в мрачняк по мере опьянения. Поэтому, нельзя было упустить момент для реализации Ринкиной идеи. Мы и не упустили.
— А сейчас, минуточку внимания! — заголосила Ринка, когда юбилярше пожелали уже все положенное, — Господа, вы нужны нам, как мужчины. А вы, дамы — как женщины. Удивлены? Мы тоже были удивлены, когда узнали, какая страшная проблема свалилась на наши головы.
Слушая, как Ринка складно излагает, я даже немного расстроилась. Мы с Димкой успели уже перекинуться парочкой весьма достойных шуток, и теперь мне было откровенно жалко отдавать его на растерзание. Наворотила делов, чужими руками гадость творю, и сама же происходящее осуждаю. Нехорошо выходит, но правильно. Будет Димочка знать, как мозги нам пудрить…
— Что это она задумала? — Димка в мгновение перемещается и, якобы охотясь на бутерброды, склоняется к моему уху. — Ты знаешь?
— Знаю, — отвечаю невозмутимо. — И ты тоже знаешь. А остальные — сейчас узнают. Вот обрадуются возможности в шоу, не хуже чем у Нагиева, поучаствовать…
— Итак, наш первый герой — Дмитрий, — объявляет Ринка, и вытаскивает Диму на всеобщее обозрение. Еще не понимая, что сейчас произойдет, Димка галантно раскланивается, срывает аплодисменты коллег и вопросительно смотрит на Рину. — Первая героиня — я! — объявляет Ринка. — Или Маринка, мы не успели еще точно восстановить хронологию.
