— Что это она задумала? — Димка в мгновение перемещается и, якобы охотясь на бутерброды, склоняется к моему уху. — Ты знаешь?
— Знаю, — отвечаю невозмутимо. — И ты тоже знаешь. А остальные — сейчас узнают. Вот обрадуются возможности в шоу, не хуже чем у Нагиева, поучаствовать…
— Итак, наш первый герой — Дмитрий, — объявляет Ринка, и вытаскивает Диму на всеобщее обозрение. Еще не понимая, что сейчас произойдет, Димка галантно раскланивается, срывает аплодисменты коллег и вопросительно смотрит на Рину. — Первая героиня — я! — объявляет Ринка. — Или Маринка, мы не успели еще точно восстановить хронологию.
В нескольких каверзных фразах, почти не ограничивая себя в выражениях, Ринка описывает свое якобы бедственное положение. Спала, она, значится, с мужиком, свято верила в серьезность его намерений, а тут такое… Лучшая подруга, оказывается, тоже в них верила, причем, от него же…
— И что же, спрашивается, делать, двум обманутым девушкам в таком положении? — не прекращая обворожительно улыбаться, вопрошает Ринка. Ее не перебивают. Сидят, затаив дыхание, слушают. От шока или из любопытства? Из такта или от желания узнать побольше подробностей? Рина обводит всех совершенно сумасшедшими глазами, залпом допивает оставшийся в рюмке коньяк, продолжает действие. Два поцаватого вида мужчины из-за соседнего столика следят за ней неотрывно. Шоу приобретает всезабегаловочный масштаб. — И тут мы вспомнили, что не поодиночке живем, а в коллективе. «Проголосуем» — решили мы. Итак, устраиваем закрытое голосование! Листики вот, каждый пишет имя, сворачивает листок и кидает в Димочкину шляпу. Напоминаю, что Рина — я, а Марина — госпожа Бесфамильная.
Нарочито виляя бедрами, Ринка подплывает к Диме, срывает с него шляпу, кладет на стол. Не знаю, куда девать глаза. Димка не реагирует на Рину, смотрит на меня в упор. Без обиды, без гнева, просто с недоумением. На миг проскакивает шальная мысль, что Ринка могла все придумать про их связь. Я соглашалась на этот цирк с одной мыслью — чтоб все стало проще, то есть, чтоб Димка понял, что не для одного него все происходящее было забавной игрой, не более. О том, что вечно бодрому, неисправимо оптимистичному балагуру-Димке можно принести настоящую боль, я как-то не думала. Теперь же, глядя в его поначалу недоуменные, а потом все темнеющие и темнеющие глаза, я явственно ощущала, что мы с Ринкой перегнули палку. Полезли — не разобравшись. Судя по Димкиному лицу, он был задет всерьез, а значит, вряд ли воспринимал все прошедшее, как праздное развлечение…
— Кого вы сейчас, дамы и господа, выберете, та из нас остаток своего тура этому любокруту и посвятит. Так сказать, на должность походной жены назначится… Тут же справим эдакую неофициальную свадьбу. Потому что надо ведь отметить событие? А другая — та, которой участи жены удастся избежать — оборвет с ним все связи, как и не было. — рассказывая, Ринка раздавала присутствующим небольшие огрызки тетрадных листочков. Даже это она решила проделать сама, хотя изначально планировалось поделить обязанности. Похоже, Ринке страшно нравилось происходящее, и она хотела проделать все глубоко самостоятельно.
— Вы уж не поймите превратно, — продолжала глумиться Рина. — Нам с госпожой Бесфамильной глубоко пофиг, единственные мы у мужика, или нет. Дело не в неуместном консерватизме. Дело в чувствах! Нужно оставить ему лишь одну женщину. Все к выборам жены присоединяйсь! Понимаете, за двумя звездами погонишься, ни в одну не залезешь… Был бы парень молодой да крепкий, мы бы к вам и не обращались даже. А так — не тянет он двоих. Вечно какие-то сложности… «Мда?» — тут же думаю я. — «А у меня с ним особых сложностей не возникало. Может, это с тобой, Ринка, что-то не так?» Но вслух, конечно, совсем другое говорю:
— Рин, харэ народ интимными выдумками засыпать. Давай уже голосование начинать…
— То есть, ты действительно участвуешь в этом цирке? — очень тихо спрашивает Димка, побелевшими губами.
— Да. — отвечаю с достоинством. — Для меня многие твои поступки тоже были полной неожиданностью. Сегодня день познаний, скажи?
Дмитрий молчит, переключившись на тех, кому Ринка раздала листики. Мне тоже очень интересно, как же отреагирует публика. Публика? О, она в восторге…Оправившись от неожиданности, народ уже с готовностью включился в нашу игру. Обсуждают, смеются… С готовностью вписывают имя в бюллетень и бросают его в Димкину шляпу.
Вот так и вычисляется дух коллектива. Правы были продюсеры всех бездарных шоу — возможность понаблюдать за чужой постелью повышает рейтинг мероприятия вне зависимости от уровня сюжетов. Даже самый гадкий ширпотреб все равно будет популярным, если он представляет обширное поле для сплетен. Так вышло и в нашем случае. Противновато. Наше с Ринкой гадство оправдано: мы больны, а иронизировать над наболевшим — лучший способ выздороветь. А вот заблествешие живым интересом глазки коллег — это уже похабщина.
— Твоё слово, Димочка. — Ринка кладет перед Димой шляпу. Он отодвигает и шляпу и Ринку в сторону. Поднимается на ноги. — Не может быть! — притворно ахает Ринка, старательно обмахивая линзы веером накладных ресниц. — Тут твоя судьба решается, а ты не голосуешь! — Я готова провалиться сквозь землю, потому что, напрочь игнорируя Рину, Димка смотрит прямо на меня. Так, будто я этот весь бред говорю… — Как?! Ты воздержался? — продолжает юродствовать Ринка. Глаза её вдруг становятся влажными. То ли просто от перевозбуждения, то ли из-за Димкиного невнимания. — Не может быть! Ты же у нас, обычно, такой невоздержанный!
По столу пробегает волна сдавленных смешков. Народ оценил высказывание. И вдруг…
— Суки вы, девки! — мне в глаза сообщает Димка, потом хватается за край скатерти, резко отбрасывает его от себя, опрокидывая пару бутылок вина и блюдо с бутербродами, выхватывает у Рины свою шляпу, нервно вытрушивает на стол записки, разворачивается, не глядя на содеянное, и выходит из кабака. По хлопку двери, словно по мановению волшебной палочки, воцаряется тишина.
— А некоторым не смешно, — ясно слышится шепот Малого. А потом все заглушается отчаянным Ринкиным криком:
— Димка! Дим, вернись! — она бросается к двери, сшибает по дороге официантку, спешащую убрать на нашем столе, кричит, едва сдерживая слёзы. — Димка! Ты чё, обиделся, да? Мы ж пошутили…
Ну что ты будешь делать! Самое глупое, что можно было натворить на Ринкином месте, это объявить войну, а потом пойти на попятную. Зря она не слушала моих россказней о Слащове. Тогда б знала главный закон общей тактики боя. Колебания приводят к поражению — считал легендарный генерал. А вот умение твердо держаться единожды принятого решения — пусть оно даже хуже другого — приведет к победе. «Димка, конечно, психанул знатно — спасибо, что не убил. Но бежать за ним с носовым платочком и извинениями? Бред!» — мысли проносятся в голове с дикой скоростью. — «Сам бы пришел в себя и вернулся. И вообще, чего нервничать, спрашивается? Он развлекся нами, мы — им. Все честно, и достойно даже уважительных рукопожатий — как после игры, когда матч окончился вничью. А тут такая истерика, будто что-то серьезное произошло…»
Подсознательно, но целенаправленно накручиваю себя до уверенности — Димка не игрался. Происходящее между нами действительно что-то значило для него. Вместо угрызений совести за причиненную Дмитрию обиду, ощущаю почему-то дикий прилив радости. Тут же ловлю себя на этом, ругаю и заставляю переключить внимание на окружающих.
Еще несколько мгновений все с удивлением смотрят на дверь. Официантка порхает над столом, устраняя последствия Димкиной обиды.
— Кохання, це таке почуття! — присвистывает вслед Ринке кто-то из сценовиков. Зинаида пресекает свист грозным взглядом.
— Забудем об этом инциденте! — приказывает она. — С кем не бывает… — и тут же меняет тон на обворожительный, — Господа, праздник продолжается!
Все синхронно склоняются над своими тарелками и принимаются что-то пилить в них. Ну, конечно! Как только все интригующее закончилось, все сочли нужным продемонстрировать свою правильность и непричастность… Обалдеть, как вовремя! Ох, какие все вежливые… Сейчас о погоде заговорят, честное слово!
Повинуясь порыву вредности, начинаю разворачивать вываленные из шляпы записки и раскладывать их на две кучки. Далеко не все успели проголосовать, поэтому много времени это не занимает. Сама немало поражаюсь результату.
— Я выиграла! — сообщаю хладнокровно, но громко. — Не сказала бы, что я этому рада… — добавляю потише.
Вдруг проснувшаяся за нашим столом корректность не знает границ: коллеги делают вид, что не расслышали мой текст. Кто-то заводит отвлеченную беседу, кто-то даже идет на танц-пол…
— Грустишь? — спрашивает Малой, завидев во мне соратника по плохому настроению. Его Валентину утащил танцевать Антон из балета. — Налить тебе водки?
