Я развернулся и пошел к выходу.
– Мы еще не закончили! – выкрикнул мне в спину Мортис.
Уже открыв дверь, я бросил через плечо:
– Отныне мы будем с вами общаться только в присутствии моих адвокатов. Доброй ночи, господа!
Не дождавшись ответа, я быстро зашагал прочь, желая как можно быстрее покинуть это место.
У подъездного крыльца меня поджидала толпа репортеров. Я, проигнорировав блики фотовспышек, и выкрики, сел на заднее сидение своего автомобиля. Черные, ядовитые мысли роились в моем сознании. Картины, звуки и эмоции смешались внутри меня.
Мне нужна тишина. Мне необходимо одиночество. Я должен окунуться в него, насладиться и насытиться им. Только так я смогу разобраться в этих мыслях, найти выход и принять правильное решение. Глядя на пролетающие мимо пейзажи ночных улиц Барселоны, я гнал от себя одно единственное назойливое и мучительное желание. Вернее уверенность в том, что больше всего… я хочу Зою.
Я сжал руки на коленях и сделал глубокий вдох и медленный выдох.
Почему чаще всего мне кажется, что в ее объятиях я смогу обрести новую силу, которую прежние привычные способы моральной «подпитки» дать мне не способны?
Еще один человек пострадал из-за меня. Мы были знакомы несколько месяцев. Он не был моим другом. Просто он оказался хорошим человеком. Хоакин хотел уберечь меня, действуя иррационально. За это он получил пулю.
Мне повезло. Он стался жив. Выстрел пришелся в левое плечо. Его увезли в больницу, скрывая от назойливых репортеров.
Я плакала два часа и тридцать две минуты. Считала время, чтобы успокоиться. Я не знаю почему, но слезы текли неустанно. Какой в них смысл? Какой толк? Я задавала себе вопросы, пытаясь их остановить.
Разве могут мои слезы вернуть к жизни профессора Эмпе? Разве способны они исцелить Хоакина? Разве они дадут надежду, что больше никто не пострадает? Нет, нет и нет. Тогда почему же я трачу свое время на них?!
Первое желание моего следующего утра заключалось в необходимости творить. Я хотела рисовать! Я стояла напротив мольберта, освещенного предрассветным небом, и гадала: что же мне больше всего нужно излить на белый холст?
Хоакина, который пришел в себя после наркоза и улыбнулся своим друзьям? Ксавьера, которого я вчера тщетно прогоняла, страшась его участи из-за меня. Того главного интерполовца, который допрашивал меня и обвинял в халатности? Почему я разрешила отключить передатчик? Почему подвергла риску не только себя, но окружающих меня людей?
Ответ заключался в имени, которое будоражило меня больше, чем все остальные.
Себастьян Эскалант.
Он так умело отключил сигнал, что все решили, будто это сделала я, приехав домой. Вернее так поручился за него Виктор. Он сказал, что с ним я в полной безопасности…
Но кто меня убережет от самого Себастьяна? Где взять силы для своей гордыни и противостоять любви? Ненужной, бесполезной, болезненной и обессиливающей любви к великолепному и циничному Себастьяну Эскаланту.
Столько всего произошло! Моя жизнь сотрясается, словно маленький кораблик, попавший в шторм. Открытое, бескрайнее море, где я совсем одна изнывала от тошнотворной жалости к самой себе.
Ненавижу это! Ненавижу!
Судьба уже доказала мне, что просить ее о пощаде бессмысленно. Уж если она что-то уготовила, то обязательно воплотит в реальность. Неважно, насколько сильно ты боишься этого. Неинтересно ей, что ты делаешь, дабы предотвратить это. Все случиться так, как угодно судьбе. Твоя задача – принять это и жить дальше.
Я начала рисовать.
Взмахи кисточек. Смешанная палитра. Испачканная одежда и лицо. Лучи солнца уже проникали в мою студию. Они первые оценили мою работу. Осветили ее и сделали цвета ярче.
Я буду жить дальше, зная, что меня ждет смерть. Вернее, она ждет каждого. Кого-то рано, а кого-то слишком рано. Моя готовность к собственной гибели меня устрашала. Но разве у меня есть выбор? Я приняла свою неизвестную судьбу, пропитанную мраком, тайнами, обманом, опасностью и Себастьяном Эскалантом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Почему он находится в центре моего существа? Почему обнимая его, мне становится легче дышать? Почему его суровость и жесткость не убивает во мне любовь? Почему больше чем перестать любить его, я хочу его любви?..
Я отступила назад и посмотрела на только что нарисованные чувства.
Огненные, красноватые глаза незнакомца смотрели на меня сквозь прорези черно-белой маски. Те самые глаза, которые видел покойный Циско Эмпе. Глаза-убийцы, который казнил его, угрожающие не только своим демоническим цветом, но и дулом револьвера направленного на зрителя.
Я никогда не любил эти визиты. Не знаю точно почему, но холодок так и пробегает по моей коже, теряясь где-то в области грудной клетки.
Подобные встречи происходят строго в указанные дни и время. Не существует ни единой достойной причины, чтобы отменить встречу с моим родственником. Настоящим.
Ровно в назначенное время мой автомобиль останавливается у здания уютного ресторана на углу Каррер де ла Дипутасьо. Я выхожу и уже по привычке поднимаю глаза на элегантную вывеску, которая зазывно подмигивала синим неоном на белом фоне, разгоняя вечерний сумрак.
«Рэй».
Мало кто из посетителей знает истинное значение этого слова.
Усмехнувшись, я подхожу к входной двери, которую учтивый швейцар тут же распахивает для меня. Знакомый аромат шафрана окутывает пряным невидимым облаком. Этот вид специй стоит до девяти евро за один грамм и ценится гурманами. Но в этом месте его не экономят. Поэтому и славится ресторан «Рэй» роскошью и шиком.
Я направляюсь к неизменному столу возле электрического камина в неоклассическом стиле. Мой взгляд без особого интереса блуждает по интерьеру в сине-белом цвете, светильникам и лампам, подобным канделябрам, большим окнам с тяжелыми габардинами собранными золотистыми подхватами.
Как всегда зал ресторана полон гостей. Для туристов вход сюда воспрещен, поэтому публика здесь исключительно каталонского происхождения.
Не успел я сеть за стол, как передо мной уже появляется бокал с излюбленным ромом «Баккарди». Сделав глоток, я выдыхаю горьковатый привкус и откидываюсь на спинку стула в ожидании человека, который однажды изменил меня навсегда.
Я жду своего деда.
Глава 20
Визит к королю
Черный «Ягуар» с бронированными окнами и сталью остановился у крыльца королевского дворца. Раблес открыл мне дверь и подал руку. Выйдя на улицу, я запахнула свое красное пальто, защищаясь от холодного дыхания ноябрьского ветра, и двинулась вверх по ступеням, по которым поднималась вчера.
Отдавая верхнюю одежду служащему королевского дома, я взглянула на свое зеркальное отражение. Серая рубашка и приглушенно-розового цвета брюки гармонировали с бледностью моей кожи и темными кругами под глазами.
Да, организм не обманешь.
Стресс и усталость давили на мою физическую оболочку.
– Добрый день, ваше сиятельство! Меня зовут Энрике Монтесеро, я – начальник королевской охраны.
Прервал мои размышления мужчина лет сорока в костюме цвета морской волны и с заколкой на галстуке в виде испанского герба.
– Его высочество ждет. Позвольте проводить вас?
Следуя за темноволосым телохранителем королевской семьи, я мимолетно оценивала окружающий интерьер при свете дня. Неоклассицизм в ярком своем представлении. Роскошная классика в обработке современности. Высоченные потолки в лепнине и хрустальном блеске люстр. Картины Эмпе, Рамбле, Басрело, Грека украшены витыми позолоченными рамками. Они подсвечивались электрическими канделябрами, где вместо свечей мерцали лампочки. Колонны чередовались с арками. Окна увешаны тяжелыми портьерами темных оттенков и бесчисленность высоких ваз этого же стиля с затейливыми букетами живых цветов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мы подошли к высокой двустворчатой двери темно-вишневого цвета, которую украшала замысловатая резьба. Начальник охраны распахнул ее передо мной, и я, оставив верных Раблеса и Сорино в коридоре, вошла во внутрь.
