— Нужно что-то с ними сделать, — наконец сумела, преодолев стопор, сказать я. — Оставлять убитых здесь никак нельзя!
Миша согласно кивнул и вытер ладони о голые бедра, будто стирая с них кровь.
— Давай выбросим их в окно, — неестественным, каким-то деревянным голосом предложил он и наклонился к полу за своей одеждой.
— Давай, — согласилась я и, с опаской обойдя лежащее на полу тело, отошла к окну. — Только я боюсь покойников.
— Я тоже боюсь, — сознался он. — Мне еще никогда не приходилось никого убивать.
— Мне тоже, — сказала я. — Но мертвых я уже видела, они совсем не страшные.
— Правда? Вы видели мертвых? — спросил он не потому, что ему было интересно, а только для того, чтобы не молчать. — А говорят, иногда убитые превращаются в приведения!
— Да, только их утром найдут под нашими окнами и все сразу раскроется! — думая о своем, ответила я. — Тому, что я сама их обоих убила, никто не поверит, будет следствие и все раскроется! Господи, какой позор! Одна, ночью, с чужим мужчиной!
Он ничего не ответил, поднял с пола свои панталоны, но надевать их не стал, подошел ко мне и распахнул окно.
Теперь мы стояли рядом, соприкасаясь голыми плечами, и смотрели в окно. Небо уже светлело, и ночь переходила в раннее сумеречное утро. Почти под нашими окнами стоял часовой, чуть дальше следующий. Выстрела, похоже, никто не услышал.
— Если мы их сейчас вытолкнем из окна, сразу поднимется тревога, — бесцветным голосом сказал Воронцов. — Кажется, моей карьера пришел конец!
Я знала, о чем он думает, и то, что он не винит меня в несчастье, свалившемся нам на головы, говорило в его пользу и вызвало теплое чувство. Я невольно к нему прижалась, а он меня против воли обнял. Непонятно как это получилось, я знала, что он ни о чем таком даже не помышлял, но его рука оказалась у меня на груди.
— Нужно хотя бы посмотреть, кто они такие, — сказал он и, совсем не думая, что делает, поцеловал меня в щеку.
— Бог с ними, — испуганно, проговорила я. — Пусть лучше остаются лежать. Только нужно убрать того, с кровати, а то он всю постель перепачкает кровью.
— Хорошо, — согласился Миша, еще крепче прижимая меня к себе. — Сейчас, только минутку…
Его била мелкая дрожь, я это чувствовала, но вместе с тем он начал сильно возбуждаться.
— Нет, — попросила я, удерживая его ищущую руку, — позже, сначала сделаем дело, а все остальное потом…
— Хорошо, — согласился он, отпустил меня и подошел к кровати, на которой лежал с палашом в спине убитый им человек. — Отвернитесь, вам на это лучше не смотреть!
Я знала, как ему страшно дотрагиваться до рукояти своего палаша, но он сумел себя преодолеть, взялся за него и выдернул клинок из спины мертвеца. Тот почему-то дернулся и Воронцов невольно отскочил.
— Теперь стянем его за ноги, — сказала я, заставляя себя взяться за согнутую в колене ногу убитого.
Нога была еще теплая и, как мне показалось, живая. Миша положил оружие на стол и пришел мне на помощь.
Мы вдвоем мигом стащили моего незадачливого убийцу с постели. Он гулко ударился головой об пол, но больше не подал никаких признаков жизни.
— Господи, — сказал Воронцов и перекрестился на Петропавловский собор, — прости меня, грешного!
Я последовала его примеру и тоже перекрестилась. Теперь оба покойника лежали на полу. Мне показалось, что от последнего усилия я так устала, что меня не держат ноги и села на край кровати. Миша тотчас оказался рядом. Ему, как и мне, было очень страшно и он так же, как и я, не знал, что нам делать дальше.
— Можно, я обниму тебя? — жалобно попросил он, обращаясь ко мне на «ты». — Мне почему-то холодно.
— Обними, — согласилась я, — мне тоже холодно.
Как-то само собой получилось, что мы крепко обнялись, и какое-то время неподвижно сидели рядом, пытаясь, согреть друг друга. Потом он положил меня на спину. Не знаю почему, но я не сопротивлялась и даже приподнялась, чтобы ему было удобнее снять с меня рубашку. Так же без слов, как-то незаметно, мы стали любовниками. Я очнулась и ужаснулась тому, что мы делаем только тогда, когда почувствовала глубоко в себе его твердое возбужденное тело. Отталкивать его или возражать было уже поздно.
Впрочем, вся моя измена продолжалась всего несколько мгновений. Меня обожгло внутри, и все кончилось. Мальчик был очень сильно возбужден.
— Все, милый, — прошептала я, когда он затих, крепко прижимая меня к себе. — Теперь успокойся, нам нужно встать!
— Пожалуйста, Алекс, — прошептал он, не отпуская меня, — умоляю, еще только один раз!
Умом я понимала, что мы делаем глупость, но так и не смогла его оттолкнуть. Он опять воспылал и начал целовать мою шею, плечи и грудь. Теперь и меня начала засасывать волна желания. Миша был так горяч и нежен, что я невольно поддалась и теперь уже сама не хотела его отпустить. Все мысли о том, что нас ждет и чем кончится кровавое ночное происшествие отошли на второй план. Я сама прижалась к нему, обхватила его бедра ногами и понеслась куда-то в неведомую даль…
— Теперь ты доволен? — спросила я, когда он опять затих на моей груди. — Будем вставать?
— Да, конечно, еще только чуть-чуть, — послушно согласился он, но так из меня и не вышел.
— Миша, ну пожалуйста, — взмолилась я, когда мы снова отдыхали. — Будьте благоразумны!
— Ты знаешь, мне кажется, что я больше никогда не увижу тебя, — вдруг с отчаяньем сказал он. — Не лишай меня хотя бы короткого счастья!
— Посмотри, уже совсем светло, — напомнила я. — Скоро придет Маланья Никитична! Ты представляешь, что она подумает обо мне, если застанет нас в постели?
— Ничего она не подумает, — ответил он, — я ей достаточно заплатил за молчание и дружбу.
То, что он купил «дружбу» моей наперсницы, я, конечно, догадалась, но Маланья Никитична была не единственным человеком, которого мне стоило бояться.
— А эти? Они так и будут лежать здесь, на полу? — напомнила я.
— Ни о чем не беспокойся, я знаю, что нужно делать, — уверено, сказал он. — Вытащу их в соседнюю комнату, а тебя закрою снаружи. Никто даже не подумает тебя обвинить!
— А как же ты? Меня спасешь, а что будет с тобой?
— О том, что я здесь, знает только старуха, а она будет молчать! — целуя мою шею, ответил он.
— Хорошо, — сказала я, — так и поступим, но все равно нужно убрать после них в комнате, а то нас сразу же разоблачат. Давай встанем, и если останется время, тогда я разрешу тебе делать со мной, все, что захочешь!
— Правда? — доверчиво сказал он. — А что еще можно делать?
— Многое, — пообещала я. — Я тебя научу!
— Хорошо, — наконец согласился он отпустить меня, — только смотри, не обмани! Ты меня любишь?
Увы, мне в ту минуту было не до пустых разговоров и обещаний. Я уже увидела, во что мы с ним превратили постель! Однако пока было не до красноречивых следов моего грехопадения. Сначала нам нужно было избавиться от трупов. За окном давно наступило раннее летнее утро. Теперь я смогла рассмотреть своих убийц. Они оба были в темно-серых сюртуках и каких-то черных же дурацких шапках. Маски на их лицах оказались обычными, карнавальными.
Стараясь на них не смотреть, даже не одевшись, мы волоком перетащили покойников за ноги в соседнюю комнату. Там, недалеко от двери, лежал опрокинутый стул, но больше никаких следов их пребывания заметно не было. Миша остался с мертвецами, а я вернулась к себе надела рубашку и занялась уборкой.
На мое счастье на полу почти не оказалось крови. Маленькая пистолетная пулька угодила карточному игроку прямо в глаз, а второй убитый палашом лежал на животе. Однако повозиться мне все-таки пришлось. Я использовала оба наших со старухою полотенца, и стерла все следы крови на полу. Сложнее оказалось привести в порядок постель. На месте, где лежал убитый, одеяло и простыня все-таки немного запачкались, к тому же на ней остались обильные следы наших «любовных утех». Одеяло я решила застирать, а безнадежно заляпанную простыню вместе с грязными полотенцами должен был унести с собой Миша.
Когда я справилась с уборкой, дворец уже начал просыпаться. Под окнами сменился ночной караул, а из коридора доносились голоса и шаги проснувшихся обитателей дворца. Мой юный соучастник наконец осознал, что больше сегодня у нас с ним ничего не будет, расстроился, и оделся, перестав смущать меня своей откровенной наготой. Ему было самое время уходить, но он почему-то тянул, слонялся по комнате и нечего ни предпринимал.
— Миша, пожалуйста, поспешите, — в который раз просила я, а он все никак не мог решиться оставить меня. — Ну пожалуйста, вы нас обоих подведете! Представьте, что случится, если здесь найдут окровавленные полотенца! Тогда нам никто не поверит!
Наконец он меня послушал. Я связала простыню и полотенца в тугой узелок и начала выталкивать его из комнаты. Воронцов был весь встрепанный и такой рассеянный, что попадись ему навстречу любой наблюдательный человек, нам не миновать беды.
