Я подошла к самому ветхому домику и постучала в окно. Высунулась баба.
— Дачу хочешь? Ну, опомнилась! В августе!
Все занято. Толкнись к Макаровым, у них дачники заболели и съехали, — затарахтела она, — но имей в виду, они бессовестные, бешеные деньги за сараюшку ломят…
— Простите, где живет Ирина Кононова? — едва вклинилась в ее речь я.
— Ирка?
— Да.
— Ирка??
— Верно.
— Ирка???
— Кононова, — уточнила я, не понимая, отчего тетка проявляет столь явное удивление.
— И зачем она тебе?
— Дачу хочу снять!
— У Ирки?
— Да.
— У Ирки??
— А что тут необычного? — не выдержала я. — Похоже, прюковцы издавна пускают к себе жильцов.
— Ну-ну… — протянула баба. — Раз Ирка тебе нужна, тогда, значитца, так. Вон тропинка вьется, ступай вниз, к реке, заверни влево, а тама найдешь. Счастья тебе.
— Спасибо, — вежливо ответила я.
Баба заржала и скрылась, а я пошла по еле заметной дорожке.
Очень скоро перед глазами возник домик, вернее, вросший по самые окошки в землю сарайчик под шиферной крышей. Забора вокруг участка не стояло, тропка упиралась в крыльцо.
Кое-как преодолев подгнившие ступеньки, я открыла разбухшую от сырости дверь и очутилась на кухне. В нос ударила смесь запахов, по большей части неприятных. Небольшое помещение было заставлено пустыми банками и бутылками, на плите кипело какое-то варево, от которого исходил смрад. У окна на табуреточке дремала тощая старушонка с головой, повязанной платком.
— Бабушка, — окликнула я, — здравствуйте.
Пенсионерка зашевелилась.
— Кто там? — хриплым голосом спросила она.
— Позовите Ирину.
— И чего надо? — насторожилась карга.
Лица бабы-яги не было видно, серый от грязи платок сполз почти до ее подбородка.
— Дачу хочу снять, — решила я не откровенничать с бабкой.
— Здесь?
— Да.
— У меня?
— Вообще говоря, шла к Ире.
— Которой? — продолжала допрос старуха.
— Кононовой, — терпеливо отвечала я, — посоветовали к ней обратиться.
— На осень поселиться хочешь?
— Верно.
— А может, и зиму прихватишь? — заликовала бабка.
Мне стало неудобно. Даже самый малообеспеченный человек не захочет проводить отпуск в подобном шалмане. Зря я заронила в душу старухи надежду на заработок, но делать нечего.
— Лучше позовите Иру, — велела я.
— Так уж тут сижу, — хмыкнула баба, — одна Ира здесь, других нету.
— Вы Кононова? — удивилась я.
— Ага.
— Жена Алексея?
— Точно.
— Сестра Кости Ведерникова?
— Может, и так, — согласилась бабка и поправила платок.
Появилось лицо. Сине-серое, опухшее, с красными глазами и болезненно бесцветными губами.
— А может, и нет, — спокойно продолжила хозяйка. — Олег-то, пока не умер, все орал маме:
«Придуши нагулыша». Так на сколько домик снимаете? Пойдемте покажу. Комнат две, сортир во дворе, душа нет, газ в баллонах, зато телевизор отлично показывает, лучше, чем в Москве. И осень с зимой дешевле, чем лето.
От полнейшей растерянности я встала и дала себя провести внутрь вонючей хибарки. В небольших комнатках неожиданно оказалось чисто, стены украшали новые обои. Из мебели здесь были самые простые кровати, круглый стол и трехстворчатый шкаф.
— Хорошая изба, — принялась уговаривать меня Ирина, — всю вам отдам, вместе с участком.
Гуляйте где хотите, у меня соток немерено, и хоть каждый день танцуйте — никто слова не скажет, соседей рядом нет, на отшибе живу, люди в окошки не пялятся.
— А сами куда уедете? — решила я поддержать разговор.
— Так в сарай переселюсь, — деловито ответила Ира, — там топчан есть и плитка. Вас не побеспокою, близко к крыльцу не подойду.
— Наверное, неудобно без собственного дома оставаться, — сочувственно вздохнула я. — Тем более в холодное время года.
— Привычные мы, — спокойно ответила Ирина, — всегда богатых пускаем, с того и живем. Все Прюково дачников держит, люди специально летние хатки сделали, чтобы на зимнем доме заработать. Знаете, сколько денег осенью потратить надо?
Уголь купить, дров заготовить, газовыми баллонами запастись, фонарь аккумуляторный, свечки…
— А они зачем? — совершенно искренно удивилась я.
— Так электричество с сентября отключать начнут. Дожди пойдут, ветер задует, вот гнилые столбы и повалятся, провода пообрывает. Ну что?
Приедете? Если да, то с вас задаток, — хищно заявила Ирина.
— Ну… — промямлила я.
— Все Прюково сдано, — предупредила хозяйка, — и осень люди тут проводят, и зиму, детей на каникулы вывозят или с младенцами живут. А то чем им в Москве дышать? Я одна пустая стою, и то потому, что жиличку прошлогоднюю ждала, а она возьми да откажись. С мужем развелась, теперь денег на дачу нет.
Я прикусила нижнюю губу, думая, как лучше перейти к разговору об Алексее. Может, Ирине купить бутылку? Похоже, она любительница заложить за воротник.
— Я бы Катьку и без денег пустила, — вдруг продолжила Ира, — да сама нуждаюсь. Если дачников нет, то туго придется. Муж у меня пропал, пенсия маленькая, на нее ничего не купить. Но я жалостливая. Вон в прошлом году народ по тысяче долларов за лето платил, а я с Катьки всего пятьсот взяла. Правда, она с огородом мне помогла, руки у бабы золотые, чего ни воткнет в землю, начинает колоситься. Столько всего выросло, потом я на базаре хорошо продала. Ни у кого в Прюкове помидоры не удаются, и теплиц понаставили, а все равно пшик, Катька же «бычье сердце» развела. Талант. Но только в этом году у нее даже двадцати баксов нет.
— Тысяча долларов за.., за… — стала вдруг заикаться я.
— Что, дорого?
— Да уж не дешево! Условий-то особых нет!
— Условия у тебя в городе, — хмыкнула Ирина, — вода из крана всякая и сортир под рукой. Зато тут воздух, за ним и едут. Что ж касаемо цены, то Прюково рядом с Москвой, автобус ходит и станция в двух шагах, удобно на работу ездить. Если приплатишь чуток, пригляжу за дитем. Своих мне, правда, господь не послал, но хитрость не велика, суп ребятам налью. Кстати, в Малькове или Пронькине уже по две тысячи просят, даже за осень.
Ну? Так как?
— А у вас пьющих в семье нет? Простите, конечно, если оскорбила… — деловито осведомилась я.
— Никакой тут обиды нет, — мирно ответила Ирина. — Кому охота за свои кровные нервничать?
Нет, сама я в рот не беру, а больше в избе никого.
Я с сомнением покосилась на Кононову, та неожиданно улыбнулась:
— Небось бабы тебе про меня невесть что натрепали: ходит, качается, иногда в овраг падает.
Верно, случается такое, только это от болезни, у меня сердце барахлит, иногда колотиться перестает или, наоборот, частит, вот и шлепаюсь оземь, голова сильно кружится. Я у врача на учете, мне инвалидность дали. Думаю, все мои болячки от того приключились, что отец меня в детстве все время бил чем ни попадя. Оттого я и согласилась за Алексея замуж выйти, мама присоветовала, думала, дочке лучше будет. А чего получилось? Совсем плохо.
— Похоже, у вас тяжелая жизнь, — вздохнула я.
Ирина сложила руки на коленях.
— Да нет, как у всех. Уж извини, надо бы чаю гостье предложить, но заварка кончилась.
— Здесь есть магазин? — оживилась я.
— На станции, — кивнула Ирина.
— Вы не уйдете?
Ирина засмеялась.
— Так некуда.
— Сейчас вернусь, — пообещала я и ринулась к машине.
Через полчаса я принесла сумку, набитую продуктами. Ирина всплеснула руками.
— Ну, прямо Новый год!
— Надо же нам познакомиться, — приветливо закивала я, ставя на стол бутылку водки. — Ведь целую осень бок о бок жить станем.
Ирина слегка нахмурилась.
— Ты чего, никак закладываешь? Тогда не пущу! Хватит, пожила с алкоголиками…
— Нет, нет, это для знакомства.
— Сказано, не пью.
— Я тоже.
— Зачем тогда пузырь?
— Ну.., так положено.
Кононова решительно сунула водку назад в пакет.
— На, забирай, а за колбасу с сыром спасибо.
— Крепко, видно, вас муженек достал, — сказала я, — даже смотреть на выпивку не можете.
Ирина налила в чашки кипяток и, тыча ложкой в чайный пакетик, тихо призналась:
— Да нет, муж мой как раз не пил. Это моя семья такая была, сплошь бухальщики. Алешка просто ничего делать не хотел, целыми днями спал.
— Зачем же в жены к нему пошли? — удивилась я.
Ира отложила ложку.
— Выбора не было, Олег до смерти забить мог.
Знаешь, как я с родителями жила?
— Нет, конечно, — вздохнула я. — Тяжело было с ними, да?
Хозяйка отхлебнула чай.
— Да ничего особенного, в Прюкове половина таких. Могу рассказать, если не спешишь.
Я закивала. Хозяйка, очевидно, соскучившись по общению, завела историю.
…Ира с раннего детства боялась отца. Едва в глотку Олега попадала капля спиртного, как мужчина становился неуправляемым. Доставалось всем: и маме, и бабушке, и младшему брату Косте. Отец имел на редкость тяжелую руку, одного шлепка хватало, чтобы Ира теряла сознание. С младенчества девочка при виде Олеги забивалась в самый Дальний угол немаленькой родительской квартиры, но тот хотел дубасить именно дочь и не успокаивался, пока не находил ребенка. Костя получал от отца колотушек намного меньше.
